На сосуд, в котором хранится кровь европейца, наклеивается белая этикетка».
С огромными бородами, в кожаных фартуках и шляпах первооткрывателей они собрались, чтобы превозносить свой язык и свою культуру: Die Wonder van Afrikaans (Чудо африкаанс). Тысячи людей из разных частей страны собрались в амфитеатре у подножия монумента первых переселенцев. Мы прибыли туда поздно вечером, когда уже горели факелы и масса народу пела Die Stem van Suid Afrika (Голос Южной Африки).
Премьер-министр Фервурд приехал сюда из парламента в Кейптауне и самый последний участок пути вместе со своей супругой ехал в автомобиле, принадлежавшем ранее президенту Паулю Крюгеру. Он напомнил о тех храбрецах, которые предотвратили опасность английского либерализма на юге, и воздал честь присутствующим храбрецам, как знаменосцам цивилизации. Праздничное представление было на тему из прошлых величественных времен.
Вместе с одним английским журналистом мы сидели высоко на верху амфитеатра. Подобно идолу, высеченному из тяжелого гранита, за нами сверху следил монумент, а внизу на сцене маршировали девочки и мальчики из молодежной организации вортреккеров. Горящие факелы, таинственные люди и их малопонятный язык, весь этот дух мрачного веселья в ночной тьме напомнил нам древненордические зимние кровавые жертвоприношения и германские парады в более позднее время.
По меньшей мере половина нынешних членов правительства выражала во время войны симпатии Гитлеру. Буры-священники отказывались крестить детей солдат, и часть их была интернирована за нацистскую деятельность, потому что Южная Африка сражалась на стороне союзников. Священник Д. В. Ворстер говорил в 1940 году на студенческом собрании в Кейптауне: «Моя борьба» Гитлера указывает путь к величию, путь Южной Африки… Мы должны следовать примеру фюрера, ибо только путем такого священного фанатизма нация буров сможет выполнить свое призвание».
После войны фразеология изменилась больше, чем содержание. В 1948 году с приходом к власти националистов министр финансов Н. Д. Дидерихс сказал следующее о либерализме: «Причиной этого политического стремления является личность, индивид, с его так называемыми правами и свободами. Мы считаем, что идеалы либерализма противоестественны и невозможны, и если бы они однажды были осуществлены, что, к счастью, невозможно, весь мир стал бы более убогим».
В начале пятидесятых годов руководителем государственной службы информации стал доктор Отто дю Плесси, автор книги «Новая Южная Африка». В этом сочинении раскрылось родство национализма. буров е диктатурой…
Рядом с нами на каменной скамье сидели два старика с эспаньолками и в широкополых шляпах. В отплесках факелов они выглядели сошедшими с гранитных барельефов монумента. История Южной Африки коротка. Эти ветераны — современники Пауля Крюгера, когда он был президентом Республики Трансвааль. Золотоносные районы открыли тогда, когда эти люди были еще детьми. Возможно, они участвовали в бурской войне п могли бы рассказать своим внукам истории о том, как англичане подсыпали битое стекло в кашу пленным.
Я не осмелился заговорить с ними; газета, выходящая на английском языке, предостерегала своих читателей от разговоров с африканерами в полночь. Но я хотел знать, что означал для них этот праздник. Провинциальный спектакль с многочисленными воспоминаниями о прошлом или подтверждение того, что их сыновья осуществили величественные мечты отцов о Южной Африке, управляемой африканерами. Их руки, жилистые и темные, как лист табака, лежали на коленях, а рядом стояли посохи.
Никакие речи внизу на сцене о народе господ и о народной воле, никакие тайные общества и патриотическая мистика не могли заставить воскреснуть республику Крюгера. Колесницы с впряженными быками остановились, и к прошлому нет возврата.
Будущее не может принадлежать ни искусственным городам банту, ни патриархальным фермам буров. Торговля и промышленность раскололи как мелкие, ведущие натуральное хозяйство местные племена, так и уединенные поселения буров. Механизация требует новой общности и других орудий, нежели охотничье копье и плуг. Центрами воспитания в Южной Африке являются города.
Буры, сидевшие в амфитеатре, не хотели признавать этого. Оба старика взяли свои посохи и покинули зал. Они не могли видеть далеко из-под своих шляп. Девушки вортреккеры погасили факелы. Отсюда, с холма, был виден свет в вилле, находившейся далеко в долине: это премьер-министр возвратился в свою резиденцию «Либертас», чтобы переночевать там.
Когда праздник окончился, настроение присутствующих вновь стало будничным. Люди находили в толпе знакомых и приглашали друг друга на кофе. Мы отыскали свой автомобиль среди нескольких сотен других и поехали обратно в Иоганнесбург мимо освещенных шахтных построек и дорожных знаков, указывавших путь в Родезию. В итальянском кафе мы подкрепились мороженым «гуайява».
Проезжая через предместье, на одном перекрестке мы увидели группу из двадцати закованных в наручники мужчин, тесно стоявших друг к другу. Они стояли неподвижно под охраной полицейского. Наш друг остановил машину, чтобы узнать, в чем дело.
Мы остались в машине с опущенными стеклами и думали о том, что «потерянное племя» (так называл буров Пауль Крюгер) продолжает борьбу на других фронтах.
— Что случилось, сержант?
— Ничего, — ответил полицейский.
Из всего, что мы слышали и видели в Южной Африке, это слово было наиболее волнующим. Когда зло стало столь обыденным, нам, не живущим в Южно-Африканском Союзе, следует попытаться дать ответ на то, что там происходит.