В черном списке

ПРЕТОРИЯ — МИР ИНОЙ

В Претории — столице, славящейся своим 400-километровым парком розового дерева, живет 330 тысяч человек. Некоторые из них постоянно живут под страхом казни через повешение. В конце 1959 — начале 1960 годов число казненных, по сведениям тюремных властей, достигло 75.

Добрых полчаса ехали мы туда на машине из Йоганнесбурга, чтобы посетить департамент по управлению и развитию банту.

В огромном, недавно выстроенном здании министерства на Шейдин-стрит мы бегали по этажам до тех пор, пока кто-то не разыскал статс-секретаря ван Дейка. Сам министр Даан де Вет Нель был в Кейптауне, где проходила сессия парламента. На всех дверях стояли имена буров. Националисты, несмотря на крайне незначительное большинство среди избирателей, полностью господствуют во всех государственных учреждениях.

Интересно изучать политическую тактику запугивания, которая в пятидесятые годы дала Брудербонду, составляющему ядро Националистической партии, диктаторскую власть в стране. Самые видные националистические лидеры были учеными и журналистами. Сегодня до большинства читателей доходит мало книг или даже статей на языке африкаанс без одобрения партийного руководства, которое контролирует печатное слово и публично — через радио, прессу и церковь — предостерегает инакомыслящую бурскую интеллигенцию.

В длинных коридорах мы забыли о том, что миллионы африканцев живут в городах, так как на стенах висели только фотографии вождей племен и украшенных перьями танцоров. Для туристов и друзей апартеида Африка представляла собой единую идиллическую картину.

Господин ван Дейк, пожилой мужчина с приветливой улыбкой, принял нас, сидя за пустым письменным столом в плохо обставленном кабинете. В комнате рядом работал маляр.

— Сегрегация была путеводной звездой для всех правительств в Южной Африке, — поучал нас ван Дейк. — Но апартеид справедливости, который создает гармоническую Южную Африку, только начинается.

Он оглядел свой кабинет. Здесь на стенах не было даже улыбающихся вождей племен.

— В отдаленном будущем… белые и черные…

Статс-секретарь предался мечтаниям. Белые хотят защищать банту от эксплуатации коварных белых — отсюда апартеид. Но черных нужно защищать также друг от друга: сото и зулу не более сходны, чем голландцы и англичане. Если их не размежевать между собой, они уничтожат друг друга. Этого не произошло потому, что до сих пор они были под контролем белых. Но если они будут предоставлены самим себе…

От натертого пола пахло мастикой.

— Но если африканцам все это не понравится? — спросила Анна-Лена.

Господин ван Дейк опечалился.

— Если бы мы не заботились о них, дорогие мои, подумайте, что бы произошло с нами и со всей Южной Африкой? Мы сказали банту: вы получите то образование, которое может дать вам цивилизованный мир, при условии, что это будет происходить в рамках вашей собственной системы и вашего общества и на вашем собственном языке. Возьмите, например, этническую группу венда в северном Трансваале, насчитывающую 150 тысяч. У них собственные школы, все обучение ведется на их языке.

— Но они никогда не поймут других за пределами своего маленького края, — сказал я.

— Им не разрешается поселяться в других местах. У них есть все для того, чтобы сделать свое собственное общество производительным и стабильным. В отдельных случаях они могут получить временную работу в городах, но тогда они рассматриваются как приезжие, не имеющие привилегий.

— Но ведь есть много людей, которые всю свою жизнь живут в городах.

— Мы ничего не можем поделать, и, конечно, часть их европеизируется. Им трудно найти свое место в краалях. Но именно там они и нужны. Если они обучились профессии, для которой здесь нет применения, тем хуже для них. Но отныне не будет банту, которые захотели бы подражать нашему образу жизни.

— Не слишком ли мало 13 процентов земель страны для 10 миллионов человек? Учитывая при этом, что вы не хотите оставлять большинство их на службе у белых, как это наблюдается сейчас. Разве это справедливо?

— Это более, чем достаточно. Резервации станут очень производительными, если банту захотят обучиться у специалистов по сельскому хозяйству в нашем министерстве.

Господин ван Дейк открыл ящик и подал карту, изображавшую резервации Союза, их почву и годовые атмосферные осадки.

— Как вы видите, у банту лучшие земли. Если бы мы не взяли их под свою защиту, белые ее тоже скупили бы. Тогда у них не осталось бы ничего.

— Но они ведь не владеют землей в своих резервациях, — сказал я. — Если хотите, чтобы народ чувствовал себя хорошо, следует, вероятно, позаботиться о том, чтобы он мог назвать хоть что-нибудь своей собственностью.

— Раздел земли между подданными — это дело предводителя племени. По обычаю племени, он может также отобрать у них землю.

— Перед кем несет ответственность предводитель племени?

— Перед нашим министерством.

— Ваши критики считают, что племя — это консервативная общественная форма, которая является врагом всех изменений.

— Предводитель, разумеется, неохотно смотрит на то, как мужская часть племени уходит в европейские районы, поскольку это ведет к распаду племени, — ответил ван Дейк.

— Ваши критики утверждают, что вы поощряете сохранение племен, поскольку это делает африканцев послушными и кроткими, удерживает их от влияния западных идей и оставляет в плену допотопных привычек и суеверий.

— Не забывайте о том, что бегство в города подрывает моральные устои! Бездомность, банды… Мы хотим сделать так, чтобы они понимали хорошие стороны своей национальной культуры. Имеем ли мы право навязывать им свой образ жизни в качестве путеводной нити? Вы хотите сделать зулусов черными англичанами. А почему не сделать англичан белыми зулусами? Это вы презираете банту и выказываете расовое высокомерие. Вы хотите уничтожить национальное наследие зулусов и коса. Правда, у них нет церквей, высших школ и фабрик, но мы, буры, хотим позаботиться о том маленьком зародыше, который, кажется, есть.

— Но станут ли когда-нибудь эти зародыши Манхэттеном или Акрополем?

— Почему бы нет? Если только у них будет возможность.

— Но разве все культуры не развиваются из того, что уже есть? Мы пользуемся школами, которые построили другие, поэтому и сами успеваем создать новое. Если каждый человек был бы вынужден начинать с фундамента, то мы никогда не ушли бы дальше каменного века.

— Мы, разумеется, будем помогать банту и вести их в правильном направлении.

— Но ведь и тогда они будут испытывать влияние западной культуры.

— Наше влияние носит христианский и местный национальный характер и принимает во внимание их своеобразие. Каждый, наверное, хочет сохранить то, что имеет, и создавать что-то новое. Это и есть «Separate development» (раздельное развитие). Таким образом мы вносим свой вклад в освобождение Африки. Мы с удовлетворением приветствуем рождение Нигерии и Ганы. Мировое общественное мнение не поняло, что у нас те же цели: предоставить банту самостоятельность. Ни один белый не будет вмешиваться в то, как они живут на своей собственной территории.

— Но ведь земля не принадлежит им, — повторил я.

— У них есть своя культура. Как это почетно — создавать образ жизни, который сможет соперничать с нашим собственным! На это потребуется время. «Дерево, которое растет слишком быстро, быстро и умирает. Но дерево, которое растет медленно, становится постепенно очень большим», — это слова доктора Фервурда, которыми он благословил открытие территориального управления Транскея[11]. Вы можете услышать их в записи на пленке, этажом ниже.

Трудно было себе представить, что только пять миль действительности отделяли новое учреждение в Претории от полицейской штаб-квартиры на Маршалл-сквер в Иоганнесбурге.

— Но если африканцы сейчас не интересуются своей национальной культурой, а довольствуются нашей? — спросила Анна-Лена.

— Многие находятся в плену лживой пропаганды и соблазна, хотя сами едва ли замечают это. Если вы видите больного, вы хотите помочь ему. «Бог помогает тому, кто помогает сам себе» — говорит старая пословица банту, и поэтому банту хотят справиться сами, без денежной помощи белых. Но правительство существует для того, чтобы помогать слабым.

— Болезнь, от которой вы хотите их исцелить, называется соблазны Запада? — спросил я.

— Можете назвать это и так. Несмотря ни на что, они живут в Африке, а не в Европе.

— У африканца мало возможностей послушать концерт Бетховена, лирику Данте или посмотреть драму Шекспира. Чем объяснить такую дискриминацию? Стремлением освободить белых от присутствия представителей других рас или это делается для того, чтобы оберегать африканскую культуру?

— Дискриминация существует для того, чтобы уберечь наивных банту от разновидностей нашей культуры. Мы понимаем, что Южная Африка еще не является государством, строящимся на христианской национальной основе.

— Не означает ли это, что вы хотите удерживать и белых в стороне от определенных явлений в культурной жизни?

— Можно было бы подумать о расширении разъяснительной работы против плохих фильмов, бульварной прессы и культа наслаждений. Но это не входит в ведение моего министерства. Мы считаем, что мы не лишаем банту чего-либо, а, наоборот, даем им более содержательную жизнь как в социальной, так и в экономической областях. Они не соблазнятся плодами чужого дерева, когда их собственное дерево будет давать плоды.

Статс-секретарь говорил очень спокойно, играя цепочкой на жилетке. У него наверняка была куча добродетельных внуков. Он казался мне недостаточно проницательным, но я верил в его честность настолько, насколько я не верил в честность доктора Фервурда.

Он создал себе картину прочного родового общества былых времен, которое напоминало автократическую ортодоксальную Европу XVII века. Там он чувствовал себя больше на месте, чем в том мире, который возник после французской революции. Его мечта — избегать презренного импорта чужой культуры и пожинать плоды того своеобразного дерева, которое произрастает только в Южной Африке. Он думал, что эта мечта и есть мечта банту. Его огромное министерство существовало для того, чтобы превратить эту мечту в действительность. Оно было оболочкой, заключавшей в себе утопию.

Из этого здания исходили предписания, которые ежегодно разбивали десятки тысяч семей в Южной Африке и одновременно являлись выражением внутренней бесприютности буров на земле в наш век. Учтивые чиновники в этом недавно выстроенном дворце, ведавшие делами управления и развития банту, все подчинили, казалось, своему контролю, все, кроме чаяний 12 миллионов человек и своего собственного будущего.

Когда мы прощались с господином ван Дейком, из коридора сильно запахло свежей краской. Какой-то служащий ожидал нас, чтобы пригласить прослушать запись национальных гимнов и народных песен банту.

— Надеюсь, вы поняли, что мы подразумеваем под справедливым апартеидом, — сказал статс-секретарь на прощание. — В Южной Африке много ошибочного, но вы должны убедиться в том, что мы стараемся сделать все возможное. Мы имеем перед собой проект, подобного которому нет в мировой истории. Дайте только срок!