Вампиры тут беспризорные

Глава 42 Для тех, кто спит в одних трусах

Есть люди, которые любят спать голыми. Степан не любил, впрочем, даже если бы в нем проснулось желание нового, ледяная промерзшая комната ко сну голышом не располагала. Поэтому сперва вампир подумал, что ему просто сниться какой-то неправильный сон, приправленный больной фантазией и едким чувством одиночества.

Но ледяные тонкие пальцы на коже ощущались слишком ярко, а то, как медленно сползали пижамные штаны — слишком правдоподобно.

Первая мысль, которая пришла в голову попаданцу — Веце опять затеял очередную безумную дичь. Например, какой-нибудь ритуал, где нужны пижамные штаны.

Второй мыслью стала Маниэр, которая решила не ждать свадьбы и первой брачной ночи и взять дело в свои руки.

Третьей мысли не было, потому что с него уже настойчиво стягивали белье, и ни Веце, ни Маниэр на подобное б в здравом уме не пошли. Веце бы просто попросил трусы (и вообще, у полукровки и своих предостаточно, зачем ему чужие?), а Маниэр спросила бы разрешения. Или хотя бы поставила перед фактом, заявив что будет так, как она решила.

И когда ледяная ладонь схватила вампира за задницу, Степан пожалел, что не любит спать на спине, потому что сердце ушло в пятки. Вот что чувствуют женщины, когда до них домогаются?

С четвертой мыслью, пронесшейся словно метеорит, попаданец понял, что все это не сон. И резко распахнул красные глаза, неглядя оттолкнув маньяка, посягнувшего на… нет, Степан совершенно не хотел думать, на что там собирались посягнуть. Нет-нет-нет.

Маньяк-извращенец упал с кровати и замешкался, этих секунд хватило, чтоб вампир натянул сползшие трусы обратно и зажег свет магией.

Стоило разглядеть преступника, как попаданец разъярённо оскалился, грозно прорычав на весь дом:

— Веце, немедленно иди сюда!

Аламия испуганно таращилась на вампира, прикрывая слишком уж тонкую для этой зимы ночнушку простынею. Она думала, что хозяин Веце — полукровка. Так откуда здесь взялся вампир⁈

Веце неловко ввалился в комнату, перед этим врезавшись в косяк. Потер ушибленную скулу и проморгался, фокусируя ещё сонный взгляд.

— Зачем так орать посреди ночи? — начал было Веце, а потом глаза наткнулись на странно раздетого хозяина, смятую постель и… Аламию, — О н-нет, откуда в нашем доме вампир?

Первой мыслью стало, что его невеста опять рискнула погреть ноги хозяина, а господин спал без иллюзии и… а почему хозяин в одних трусах? И зачем Аламия одела ночнушку, которую Веце подарил ей в честь помолвки?

— Веце, мы ведь с тобой уже договаривались об этом. — прошипел вампир, не скрывая злости, — Я позволил пустить твою девушку в свой дом, позволил ей есть наш хлеб, дал денег, чтоб у вас была одежда и удобная кровать. Но я ведь предупреждал не пересекать черту.

А у Веце на лице почему-то дрожала улыбка и слезы наворачивались.

— В-вы можете сделать ее своей наложницей, господин? — спросил полукровка, опускаясь на колени.

Мысль о том, что Аламия сознательно пошла на такое, рвала сердце на части.

Мысль, что он может никогда больше не увидеть ее — душила.

Осознание, что он был ей не нужен, и вся ее любовь лишь красивая ложь, в которую он поверил — убивало.

Но Веце слишком сильно ее любил, чтоб отпустить. Если он сможет просто быть рядом с ней, не важно, в какой роли, Веце всё стерпит, всё простит.

— Ты понимаешь, у кого просишь? Понимаешь вообще, что просишь? — Степан видел Веце насквозь, знал, что парень голову от любви потерял. И то, как ломает гордого и непоколебимого Веце, неприятно ранило.

Потому что вампир считал полукровку своим человеком, своим другом, товарищем. И как бы не был расчетлив и продажен Веце, Степан знал, что своё полукровка никому и ни за что не отдаст. А сейчас вот, предлагал ему свою женщину, чуть ли не давясь слезами.

Вампир тяжело выдохнул, ежась от холода. Аламия даже не смотрела на Веце, таращилась на попаданца своими огромными карими глазами, смаргивая крупные слезы и невзначай приспустив простынь. В глубоком разрезе ночнушки стыдливо проглядывалось очертание голого тела, покрытого мурашками от ночной стужи.

Степан отвернулся. Не надо ему чужого.

— Разбирайтесь сами, это ваше дело. — сказал вампир, встав с кровати, — Чтоб завтра ноги твоей не было в моем доме, мерзавка. Я не прощаю тех, кто ранил моих людей. — набросил на плечи одеяло и вышел из комнаты, потеснив Веце в проеме двери, — Не думай о том, как тебе сейчас больно, Веце. Не думай о том, как сильно ты ее любил. Помни, чей ты слуга, и не смей ударить в грязь лицом. Ты вырос среди Вальдернеских, так не смей марать это имя пустой надеждой, не смей оправдывать чужое предательство.

Аламия побледнела ещё сильнее, когда холодный, как лезвие взгляд вампира врезался ей прямо в глаза. Вальдернеский…

От того, с кем она связалась, стало лишь ещё страшнее. Картинка спешно сложилась воедино, вот почему имя Веце показалось ей знакомым. Он слуга графа Кифена Вальдернеского, убийцы жесткого настолько, что даже вампиры его изгнали из клана! И она посмела рассердить его.

Шаги хозяина стихли, Веце пустым взглядом смотрел на хрупкий силуэт Аламии, освещенный бледной луной и теплым огнем магсветильника.

Улыбка вышла пустой, слишком измученной, и Веце не знал… не мог подобрать слов. Очень сильно хотел, чтоб хозяин ошибся, чтоб у Аламии была весомая причина поступить с ним так несправедливо.

Но она тоже молчала. Тонкая шелковая ночнушка, какую могут позволить себе лишь аристократы, совсем не грела. Веце стер рукавом злые слезы. Аламия даже ему в этой одежде ни разу не показывалась, а к постороннему залезла в постель.

Веце был рассержен, Веце был растерян, Веце был раздавлен.

И гнетущее, тяжелое молчание давило лишь сильнее.

— Ну давай же. Скажи хоть что-нибудь, Аламия. — произнес он дрожащим голосом, но девушка лишь отвела взгляд, — Попытайся оправдаться, хотя бы попробуй соврать! — он ей всегда безоговорочно верил, он отчаянно хватался за ту иллюзию, в которой жил, — В прошлый же раз ты нашла причину. — уже тише закончил он.

— Ты… все правильно понял. — через силу ответила она, рвано вздыхая, — И волен думать обо мне, что хочешь. Я и правда перед тобой виновата. — Аламия поджала губы и задумчиво опустила взгляд в свое глубокое декольте.

Да, нехорошо получилось. Все сложилось бы куда удачнее, если б с самого начала хозяин Веце не отказался от права первой ночи.

Аламия равнодушно стерла холодные слезы с лица. Что она, маленькая что ли?

— Зачем тебе он, если у тебя есть я? Я ведь люблю тебя. Я на все готов ради твоего счастья. — отрывисто произнес Веце, тяжело дыша и до боли стиснув рубашку на груди. Сердце нещадно болело.

— Веце, Веце, — покачала головой девушка, — Я достаточно голодала, вдоволь мерзла зимой. Я не хочу вновь идти в неизвестность, не хочу быть женой простого мелкого слуги, который в любой момент может потерять работу. Или жизнь. Я хочу знать, что завтра у меня будет хлеб, а засыпать я буду в кровати, а не на голой земле. — ей было совестно перед этим глупым наивным парнем, грустно, что ей не подходит тот, кто полюбил ее по-настоящему.

Аламия никогда не была красавицей, скорее уж страшненькой девушкой. Но Веце каждый день называл ее своей королевой и носил на руках. Аламия ценила это, правда. Но она хотела совсем не любви.

— Но ведь я все тебе дал! И еду, и одежду, и кров, и деньги! Я отдал все, что имел сам! Неужели этого мало? — он говорил шепотом, рвано, проглатывая слова, делая паузы и пытаясь не задохнуться от накатившего осознания.

Веце не мог ее понять, не мог найти достойного оправдания ее выбору, не мог унять эту тупую режущую боль внутри. Этот леденящий холод, это бушующее гневное пламя.

— Этого было вполне достаточно. — с мягкой улыбкой согласилась Аламия, вставая, — И возможно меня бы вполне устроила роль твоей жены. Но твой хозяин был против. И его невеста тоже. Мне оставалось либо уйти, либо сделать так, чтоб господин не захотел от меня избавляться.

Веце прикрыл глаза рукой.

Господин бы не прогнал ее, если б она не нарушала правил, хозяин ведь не тиран какой, вампир, может, самый лучший господин, какой вообще может быть.

Неужели Аламия не могла понять этой очевидной истины? Как вообще можно было прийти к такому решению, почему она ничего не говорила ему, Веце? Почему не поделилась своими страхами, почему не попросила помощи и совета?

— И ты решила с ним переспать⁈ — почти прорычал Веце, стиснув кулаки. Хороши же выход она нашла!

— Ты такой же сирота как я, разве не знаешь, как нынче решаются взрослые дела? Девушка это обуза, если не греет постель хозяина. — она попыталась цинично улыбнуться, но вышло слишком жалко.

Аламия не видела другой жизни, она выживала, как умела сама.

Аламия знала, что ни муж, ни господин не дадут ей защиты, только временное покровительство, пока она полезна, пока она приятна. И ей самой было до тошноты противно от этой правды, от реальности, в которой она живет.

— Ты ведь знаешь, что господин бы все равно не смог на тебе жениться! — Веце не верил, не хотел верить, что ей нужны были лишь деньги, а он не более, чем способ подобраться к хозяину.

— Мне бы хватило дозволения входить в его спальню. — ответила Аламия, набрасывая простынь на голые плечи.

Что ж, все что она может сделать для Веце — это быть с ним честной хотя бы в конце.

— Зачем ты так. — Веце стиснул зубы, каждое ее слово ранило, — Я знаю, что у меня нет титула, я связан контрактом и не имею собственного дома, но я ведь никогда этого от тебя и не скрывал. Почему же ты тогда не оттолкнула меня в самом начале. Ты хоть когда-нибудь любила меня, скажи?

— Может быть. — тихо ответила она, покидая спальню, — Я уйду с рассветом. — и тихо закрыла за собой дверь их общей комнаты.

Веце прислонился головой к стене, внутри все бушевало, и он совершенно не знал, как справиться с этой болью.

На непослушных ногах дошел до окна, распахнул ставни настежь, обжигаясь морозным воздухом, и долго-долго смотрел на темно-синее небо из спальни хозяина.

И думал, думал, думал…

С восходом солнца мысли улеглись, тихо закрылась дверь, через минуту хлопнула входная. Она ушла. И внутри стало ужасно пусто.

Веце никогда до этого не знал, что такое любовь. Как и говорил господин, вкус был горьким.

Полукровка хрипло закашлялся и закрыл ставни, обратно запечатывая их магией. Он не знал, то дальше делать, не знал, какое завтра хочет, казалось, что вместе с Аламией, он потерял все свои мечты и планы. Всё свое пылкое стремление к жизни.

Веце сполз спиной по стене и сел на голый пол, подперев голову рукой.

Ну что он за дурак, а ещё хозяина попрекал, что тот влюбился неудачно. Маниэр хотя бы досмерти верна господину и ей безразлично какой титул он носит и сколько денег имеет.

Полукровка шмыгнул носом. Вот как так-то? Его господин-идиот смог нормальную девчонку отхватить, а Веце, сколько не перебирал, все равно не угадал. И так обидно от этого стало, что он со злости ударил кулаком о пол.

Да, Аламия не была красива, но она всегда казалась ему настоящей. Он думал, что она ничего от него не скрывает, не притворяется перед ним, не пытается быть лучше, чем есть. И Веце никогда бы не подумал, что так сильно начнет ценить чужую честность. Раньше он считал, что обман допустим, если никому от этого не плохо.

Степан зашел в свою спальню, бросил взгляд на полукровку, растекшегося в безвольную лужу пол окном, и прицыкнул.

— Я на работу. Как вернусь, поужинаем. И поговорим. Приготовь все к вечеру. — произнес вампир, перебирая рубашки в шкафу. И куда он засунул форму? Он точно приносил ее домой!

— Какого черта я должен ещё что-то готовить? Жрите свою бутылочную кровь! — попытался огрызнуться Веце, но прозвучало это как мяуканье тонущего котенка.

— То есть горе ты залить не хочешь? — насмешливо уточнил Степан, вытягивая из вороха одежды рубашку за ленты, пришитые к вороту.

И какой придурок придумал этот дизайн?

— Что значит залить? — с долей сомнения спросил полукровка, потому что никогда раньше не пил. Точнее, пробовал, только тайком, воруя остатки из бокалов, но то было ещё при прошлом господине. Нынешний был противным трезвенником, и потому услышать подобное предложение от него было ещё страннее.

— Именно то, о чем ты сейчас подумал. — ухмыльнулся вампир, видя, как загорелись глаза у Веце, — Я куплю что-нибудь по дороге домой. — полукровка хотел было брякнуть, мол, неужто вы считаете, что какое-то пойло способно залечить душевные раны. Но вовремя сдержался.

Горе горем, а выпить хозяин предлагает ему впервые.

— А мне точно можно? — вот будет в край погано, если господин купит, бутылку на стол поставит, себе нальет, а Веце по рукам даст. И скажет, что полукровке такое рано.

Делать свой день хуже Веце не хотел, поэтому предпочитал расстроиться сейчас, а не вечером, когда он уже немного отойдет.

— Ты же совершеннолетний, так что никаких проблем, пока хозяин разрешает, верно? — попаданец поправил манжеты, запнул уродливые туфли с длинным носком подальше под кровать и понадеялся, что дворецкий Ибенира не заметит, что Степан пришел в другой обуви и нарушил дресскод.

— Верно! — резво согласился полукровка.

Кифен фыркнул, во все времена лучше всего утешала еда.

Вампир торопливо глянул на карманные часы, так, ещё пару минут и он уже опоздает.

Попаданец открыл портал и снова посмотрел на Веце. Пацан же не вздернется от горя, пока его не будет?

— Говорят, работа хорошо помогает отвлечься от тяжелых мыслей.- бросил вампир, перед тем как шагнуть в портал.

Веце коряво улыбнулся и вздохнул. Полы что ли помыть?

Куда там господин кинул тряпку в последний раз?

Степан опоздал. На одну минуту тридцать пять секунд.

Если б не запнулся о ковровую дорожку в коридоре, если б не поцапался с горничной, которая не желала пускать его по мытому, то попаданец пришел бы вовремя. Но в этом несправедливом мире всегда было слишком много этих маленький\х, раздражающих «но».

— Как тебе не стыдно носить после этого фамилию Вальдернеского. Даже с тем, чтобы прийти вовремя, не справляешься. — недовольно сказал дракон, стоило Кифену завалиться в кабинет, — Невоспитанное вампирье отродье. Даже стучать не научился.

— Терпите. Я же вас терплю. — ворчливо отозвался Степан, занимая свое место. Утро не задалось не только у вампира, Ибенир тоже явно не выспался и теперь был не прочь кого-нибудь убить.

Керналион напомнил себе, что он — величественный гордый дракон, целый герцог, и ему следует быть снисходительнее к братьям свои меньшим. И, увы, к вампирам тоже.

— Ты слишком громко дышишь. — известил Ибенир Степана. Попаданец чуть обнажил клыки в довольной улыбке, раздражать герцога, пусть и ненамеренно, было жуть как приятно.

— Если вы считаете себя центром вселенной, то разочарую вас, Ваша Светлость. Не все, что я делаю, делается ради того, чтоб довести вас до белого каления. — Степан пробежался глазами по очередному бредовому прошению и скомкал листок, сжигая его в руке.

— Однако открыл рот ты сейчас именно ради этого. — дракон раздраженно поставил печать, всё на столе подпрыгнуло от громкого «Бах!».

— Тут отрицать не стану. — согласился вампир, чуть кивнув.

Блин, и даже не уволиться ведь! Крепостное право какое-то.

Из-за ночного пришествия Степан так и не смог заснуть, до утра просидел в кресле с закрытыми глазами.

Керналион шумно выдохнул. Надо терпеть, хотя бы пока работу с документами не закончат. Благоразумие на первом месте!

Дракон вызвал дворецкого и приказал принести успокаивающий чай. Для него и помощника.

— Мое фальшивое имя Эринар Шэбтав, герцог. — напомнил Степан, когда дворецкий ушел, — Постарайтесь запомнить его, чтобы нас с вами никто не раскрыл. Иначе, боюсь, меня забьют ваши слуги. А ни мне, ни вам это не выгодно. — сделал замечание Ибениру вампир, зевая.

Керналион не ответил, скрипнул зубами, глядя на свежее лицо Степана. И плевать, что свежим и выспавшимся попаданца делал артефакт иллюзии, а сам вампир сейчас едва ли держал глаза открытыми.

Ибенир уже который день спал едва ли по полчаса, пытаясь успеть все и сразу. Успевал. Но поспать толком не получалось.

Степан снова широко зевнул, отстраненно подмечая, что уже полностью сросся и со своим вампирьим телом, и с именем «Кифен». Теперь оно не казалось столь чужеродным, только фамилия «Вальдернеский» немного раздражала.

Вампир тряхнул затекшей рукой, чернила с пера разбрызгались по документам и попали даже на лицо. Вот же гадство!

И почему в этом мире нет шариковых ручек?

— Ты… — начал было дракон, увидев, какой срач развел попаданец меньше, чем за минуту, пытаясь оттереть чернильные пятна от столешницы и светлого ковра. Ещё и по обивке дивана растер, свинья!

Но договорить не успел, дворецкий Эдгар, коротко постучав, вкатил сервировочный столик в кабинет. Расставил чашки и закуски, коротко поклонился и вышел, известив Ибенира, что сегодня герцог должен посетить дворец после заката.

— Магией пользоваться не пробовал? Или ты на всю голову переселенец? — шикнул Керналион, обжигаясь чаем, — Заканчивай убирать, это работа горничных. Умойся. Перерыв пять минут, перекусываем и возвращаемся к работе.

— Герцог, скажите честно, ваши работники всех помощников ненавидят или только мне так повезло? — вампир провел пальцами по лицу и с кислой миной посмотрел на чернильные разводы, оставшиеся на руке. Мда, везет же ему сегодня.

Если апогеем дня станет увольнение, Степан будет даже рад. Работа с герцогом уже стала в тягость.

Он уставал не физически, а скорее морально, но сил заниматься чем-то дома уже не оставалось. Да и каждый день учиться после работы порядком достало — ему за повышение квалификации никто доплачивать не будет, а для будущего графа знаний у него более чем достаточно.

— Обычно всех, но тебя чуть больше. Но их можно понять. — пожал плечами дракон,- Личные помощники чаще всех портят мне настроение, а огребают потом все слуги.

— Ясно. — попаданец заклинанием очистил лицо и руки от чернил, — Слушайте, а давайте подеремся! — добавил в чай три ложки сахара и медленно размешал, наблюдая, как полупрозрачные кристаллики сахара растворяются.

Зад уже затек от долгого сиденья, да и в целом хотелось размяться. Ещё и пол ночи в кресле провел… не то что бы Степана волновала фигура, но сейчас, он полагал, его задница стала плотской.

— Головой ударился? С чего бы мне тратить на тебя время? — беззлобно фыркнул дракон. Видать, в вампире взыграла дурная кровь предков, вот и захотел Кифен мордобой устроить.

— Хочу знать, кто сильнее. — его заветная мечта номер три: хотя бы раз вдарить Ибениру как следует, — Физические данные вампиров и драконов без трансформации примерно равны. — и пока они так много времени проводят вместе, это идеальный шанс.

— Равны, если речь идет про обычных вампиров. — чуть кивнул Керналион, нахально улыбаясь. До чего же глуп этот переселенец, — А мы с тобой главы рода, но ты забываешь одну маленькую деталь. Я черный дракон, и ещё не вошел в полную силу. — отвага и безумие. Так ведь говорят? Так вот, у Кифена все это было! И безумие и отвага.

— Значит, вы слабее меня? — довольно оскалился вампир, по-своему поняв слова герцога.

— Нет, я сильнее. И когда обрету пару, тебе до меня будет как до небес. — насмешливо ухмыльнулся дракон, — У тебя есть потенциал, в теории мы с тобой могли бы быть на равных. Но пока ты отрицаешь свою суть и не живешь так, как подобает вампиру, ты всегда будешь слабее меня. — запечатал конверт и магией отослал письмо во дворец. Кажется, сегодня он задержится.

— Я пью кровь. Следовательно, мы равны. — попаданец сломал перо, слишком сильно надавив на бумагу. Наконечник с противным скрежетом погнулся и брызнул каплей чернил прямо в глаз.

— Быть вампиром, значит пить кровь? — спросил герцог так, словно услышал от Степана нелепейшую бессмыслицу, — Ты пользуешься обычной магией, стандартными заклинаниями, и ничего не знаешь о вампирьей магии. Даже посохом не владеешь. — и после этого у переселенца язык поворачивается помыслить, что в бою они могут быть на равных?

— Я хочу больше времени посвятить исследованиям, мне надоело каждый вечер садиться и зубрить законы, чтоб не накосячить тут. — проговорил Степан, едва ли сдерживая рассерженный рокот. Ему не было ни какого дела до равенства и того, кто сильнее. Он просто хотел свободы, желал получить то, ради чего расстался с титулом, замком и огромным состоянием, — И если я набью вам морду, вы меня точно уволите. — с мрачным торжеством подытожил вампир.

— Логично. — согласился дракон с ухмылкой, — Приятно, что ты готов идти на такие жертвы, чтоб мы виделись как можно реже. — можно сказать, Ибенир был польщен таким пылким признанием, — Даже решился быть избитым… а ты очень смелый.