Глава 50 Для тех, кто гордо смотрит в завтра

С того дня между герцогом и Степаном снова появилась холодная отчуждённость. Дракон не собирался брать слова назад, вампир, поразмыслив, мысленно признал, что каждый из них прав по-своему.

Со стороны Ибенира попаданец и правда выглядит олухом и трусом, только вот Рипаннис Степану не его родина, не его земля, и из дорогих для него людей здесь лишь Маниэр, да наверно Веце. И смысла биться за чужую страну, что не слишком радушно приняла его к себе, вампир не видел.

Лояльно к Степану относились лишь такие же попаданцы, остальные жители страны дружно ненавидели. И класть свою жизнь на алтарь всеобщего блага, ломать себя ради чести и чужих ожиданий он не собирался. Да, ему никогда не стать хорошим графом, достойным правителем.

Но оно и не нужно. Степану будет достаточно просто быть счастливым. Деньги у него есть, так что голодная смерть не грозит, дом тоже, и товарищи имеются.

Можно сказать, что он уже преуспел — даже некоторыми связями среди аристократов заручился. И убиваться из-за слов туполобого дракона, прыгающего в самое пекло ради своей любимой страны, народа и драгоценных подданных, Степан не собирался.

Ибениру надо — вот пусть и продолжает необдуманно рисковать собой, а вампир не собирается закрывать собой врагов, пока они продолжают втыкать ему ножи в спину.

Зима пролетела незаметно, попаданец еженедельно уходил в рейд со своим отрядом, в остальное время тихо разбирал документы в своем кабинете. Герцог едва ли оправился к началу февраля — уже мог ходить на костылях и в целом показывал ужасно медленный прогресс в лечении.

Ссора, если их разговор вообще таковой являлся, как-то сама сошла на нет. Керналион часто шутил, что поднаберется вампир ещё немного опыта, и будет играть роль уже не Эринара Шэбтава, а двойника герцога.

В целом, Степан обозначил бы их отношения как приятельские — Ибенир уже не казался таким отбитым моральным уродом и расистом, пекущемся только о «нормальных» гражданах, то есть обо всех, кроме вампиров и попаданцев.

Кифен перестал видеться Керналиону столь поверхностным и безрассудным, и герцог долго ворчал, когда срок в три месяца, который Степан проспорил, подошел к концу. Весна принесла с собой тепло и какую-то светлую надежду с предвкушением лучшего завтра.

Степан смог чуть чаще видеть Маниэр, когда сошел снег, построил в глуши небольшой бревенчатый домик, чтоб они могли встречаться без лишних глаз, все же назойливая слежка одинокого Веце порядком достала за это время.

К середине апреля появились первые цветы и герцог, полностью выздоровевший за исключением магядра, стал регулярно делать выговоры Степану. Вампир с серьезным лицом кивал, клялся, что подобное больше не повторится, и продолжал обносить клумбы в оранжерее и саду дракона. У Маниэр уже не было места, куда ставить цветы.

В мае Веце купил корешок малины и посадил за домом, в надежде, что лет через пять-шесть у него будет целая плантация. Лала с наступлением тепла переехала в сарай, полукровка купил ещё несколько куриц и петуха, Степан начал ненавидеть яичницу.

Каждое утро на завтрак были вареные или жареные яйца и вампир, сам не веря, что это вообще возможно, предпочитал кровь нормальной еде. Потому что яичница и один только ее запах стояли уже поперек глотки. Ничего, кроме яиц, Веце готовить не умел, поэтому вампиру опостылело почти полгода жрать одно и то же.

За весной наступило лето, срок службы на Ибенира истек и попаданец наслаждался короткой свободой, долгими вечерами провожая закат. Разработками зелий и артефактов было исписано уже десять толстых тетрадей, где-то среди личных документов валялось свидетельство на алхимика десятой ступени. Выше обещанного матерью герцога на целых две ступени, впрочем, по ощущениям, именно на десятой он сейчас и находился.

Степану и самому не верилось, что за такое короткое время он стал одним из лучших алхимиков в стране. И странных слухов о нем только прибавилось, потому что его имя вошло в ежегодное издательство самых выдающихся граждан страны.

Поговаривали, что Кифен Вальдернеский продался черным магам ради таланта, кто-то утверждал, что переселенца заменил другой переселенец, некоторые считали, что погиб не герцог Касар, а граф Кифен, и теперь вампирий герцог, украв личность мертвого Кифена, живет припеваючи.

Слухов было предостаточно, но в маленькой деревне, в самой отдалённой глубинке страны, они почти не тревожили вампира. Жители селения вежливо избегали встреч и приходили за помощью только если нужда совсем прижимала.

Веце нашел свое призвание в ведении хозяйства, разбил недалеко от дома большой огород, соорудил оросительную систему, и вечерами читал книги по сельскому хозяйству. И больше не вспоминал Аламию. К августу сердце полукровки окончательно исцелилось и он сварил суп из Лалы, устроив для них с господином и Маниэр маленький праздник — ещё немного и господину вернут титул.

Степан подбивал будущий бюджет и закупал строительные материалы, чтоб отремонтировать замок. Изредка к нему приходили письма от клана Касарин, и эта тоненькая ниточка связи приятно грела. В один из дней попаданец посетил место гибели герцога Касара.

Там было до странного красиво — заброшенный старый храм окружало цветочное поле, за ветхими стенами виднелся лес, и место, отнявшее жизнь его наставника, выглядело удивительно умиротворяюще.

Степан просидел на ступенях храма весь вечер, до самой темноты, размышляя. Он толком не помнил отца, ничего хорошего о нем тоже. Касар был ему отцом больше, чем родной, и когда попаданец в смирении принял то, что герцог умер, на сердце стало тоскливо.

Ветер бесшумно гнал цветочные лепестки по выметенным ступеням храма, будущий граф прощался с летом и теми, кто больше не с ним.

Место, кишащее прежде монстрами и провонявшееся темной магией, цвело и зеленело. Вампир тускло улыбнулся, наверно и правда, такие как Касар способны менять мир. И Степан жалел, что не смог узнать его лучше.

Когда попаданец ушел, тень, до этого срывающаяся за толстыми колоннами, вышла под лунный свет.

Касар вздохнул, сев на то же место, где только что сидел Кифен. Вечер выдался теплым, и вампир поднял глаза ввысь. Луна ярко светила, цветы беззаботно покачивались от легкого ветра, и где-то там, далеко, жили Вальдернеские, ради которых он столько сделал, ради которых от многого отказался. Вальдернеские, ставшие теми, кого он столько лет гнал. И Касар мог принять что угодно, только не это.

И как жить дальше, когда всякий смысл утерян, не знал. Конечно, он мог бы отмыть свой клан, вычистить от всей грязи, но теперь все это казалось бессмысленным. Когда он уйдет, они снова отвернутся от света, снова сойдут в верного пути, и тратить оставшееся время лишь на то, чтоб направлять их, он больше не хотел.

Пожалуй, спустя столько лет пора пожить для себя, побродить по миру, любоваться лесами и лугами, а не носиться по всему континенту за черными магами. Касар глухо рассмеялся, он не имел ни малейшего понятия, куда пойдет и что будет делать, но сегодня последние сомнения развеялись. Кифен продолжит его дело и позаботиться о вампирах, поэтому волноваться не о чем.

Ещё год. Да, этого времени вполне хватит, чтоб убедиться, что его преемник твердо стоит на ногах. А потом можно будет сплавать на другие континенты, посетить все кланы и ради забавы снова попытаться провести раскопки императорского дворца павшей вампирьей державы.

Август показался особенно коротким, утонув в хлопотах и переживаниях. Степан готовился к принятию титула, возращению в замок и свадьбе. Ну, пытался готовиться. Пока толком ничего не успевал.

Портные заканчивали шить парадную и церемониальную одежды, Веце зарубил последнюю курицу, совет старейшин стал навязчиво слать письма то ли с просьбами, то ли с угрозами. Маниэр на все лишь нежно улыбалась и говорила не торопиться, она может подождать ещё немного.

Сентябрь наступил как-то неожиданно. Герцог Ибенир посетил попаданца, лично вручил награду за свое спасение и ещё пару мелких подвигов, и пожелал не сдохнуть от переработок. Степан расхохотался и подметил, что Ибенир снял сдерживающие артефакты — значит магядро уже в порядке.

А потом, незаметно, подкрался тот самый день. Суббота пятнадцатого.

Степан прошелся по полупустому дому, постоял короткое время в кухне, где не осталось ни следа его домашней лаборатории, и тихо вышел на улицу. Раннее утро, погода пока не сильно отличается от летней, деревья стоят зеленые и не спешат сбрасывать листву. И он в этом мире уже чуть больше года.

— И что вы там такого увидели? — ворчливо спросил Веце, тоже нервничая. Такой важный день, а хозяин на лес глазеет и улыбается, видать потерял рассудок от волнения.

— Да так, — пожал плечами вампир, — просто задумался. — полукровка открыл портал в гнездо и ободряюще улыбнулся. Теперь он снова будет слугой графа, и эта мысль вызывала в Веце необъяснимый восторг.

Гнездо выглядело куда менее мрачным, чем в первый раз. На стенах ярко горели артефакты-светильники, исчезли старые, провонявшие пылью и затхлостью гобелены. Казалось, что ничего особо не изменилось, но те же коридоры и голые каменные стены ощущались теперь иначе. Казалось, что в этой мрачной обители вампиров появилась жизнь.

Попаданец нервно поправил запонки на рукавах, чуть оттянул тесный ворот и вошел в главный зал. Весь совет старейшин уже был там.

Как же много воспоминаний у него было связано с этим местом. Попаданцу пришлось постараться, чтоб сохранить нейтральное выражение лица — старейшины в полном составе, да и это место вызывали не самые приятные чувства.

Глава совета почтительно встал и двинулся навстречу. Тусклый солнечный свет пробивался сквозь стеклянный купол, Степан сдержанно улыбнулся.

— Кифен Вальдернеский, — торжественно начал Доллир, — ты много видел, стал позором и гордостью клана, нашим благословением и спасением. Ты больше, чем кто-либо другой здесь заслуживаешь место главы рода и титул. — глазами велел принести чашу, — Сегодня твой праздник, и как мы когда-то приняли тебя своей семьей, признали частью клана, признай и ты нас частью своей семьи. — глава совета передал в руки Степана пустую серебряную чащу и кинжал, — Ты стал с нами одной кровью. Теперь наш черед.

Доллир сжал лезвие кинжала, который держал Кифен, и порезал ладонь.

— Пусть не претят тебе наши традиции, пусть глаза твои всегда будут широко отрыты, чтоб видеть истину, а сердце велико, чтоб найти сострадание к каждому страждущему и к нам, твоей порочной семье. Не стыдись нас. — поднес руку к бокалу, глядя, как медленно стекает кровь, — Одна плоть, одна кровь, одно горе на всех, одно счастье. Люби род свой, почитай тех, кто не отвернулся от тебя, когда ты пал, цени, что имеешь, и благодари Бога, что не дано больше. — наставил Доллир, — А мы поддержим тебя во всем и станем твоей опорой и надеждой. С этого дня ты не один.

И Степан ломано улыбнулся. Теперь, когда у него не было иллюзий, слова главы совета звучали больше как приговор. Но попаданец пообещал себе, что ради Маниэр полюбит и клан, примет всех тех, кто дорог ей. Станет частью ее семьи, частью ее жизни.

— Не разочаруйте меня. — попросил он, провожая Доллира взглядом до его места. И вслед за главой совета потянулась длинная вереница старейшин.

Степана на миг одолела брезгливость — пить кровь стольких вампиров, да и вряд ли кто-то из них мыл руки перед ритуалом… Но лучше уж так, чем убивать. Что ж, отныне и до конца дней он — один из них. Вальдернеский. И больше он не имеет права отречься от этого имени.

Последним в очереди был старейшина Асмаэль — самый старый вампир клана, Степан отстраненно подметил, что старик и сегодня едва ли держался на ногах, сипло дышал и большими впалыми глазами смотрел на кинжал, слабо сжимая лезвие ослабшей дряблой рукой.

Растерянно разжал ладонь, на которой осталась тонкая, едва заметная царапина, и со смесью извинения и страха посмотрел на Степана.

— Прости старого, совсем сил нет. — хрипло произнес Асмаэль. Попаданец поджал губы, у него уже рука затекла бокал держать.

Да и что ответить в этой ситуации Степан не знал — предложить, мол, давайте я сам вам ладонь порежу, или просто пропустить старика? Вряд ли так уж важно, чтоб каждый своей кровью в общую чашу накапал. Собственно, человечность боролась с зачатками вампирьего менталитета, вынуждая Степана на короткий миг испытать муки совести, самоосуждение и глухое раздражение на всю нелепость ситуации.

Он чуть повернул голову, встречаясь взглядом с Доллиром. Глава совета, как умел только он, одобрительно прикрыл глаза, позволяя Степану отпустить Асмаэля. Попаданец в очередной раз подивился удивительному таланту главы старейшин выражать мысли так четко и ясно при помощи скудной мимики.

— Идите. — полушепотом произнес Степан, убрав кинжал и наблюдая, как ветхий вампир медленно ковыляет к своему месту. Когда старик сел, тяжело дыша и разрушая тишину зала своей громкой одышкой, Доллир дал знак продолжать.

Степан взял бокал в другую руку, разминая затекшие пальца правой, и выдохнул. Как же он ненавидел эту показушную торжественность и публичность, но ничего не поделаешь, на этот раз он дает магическую клятву, а не просто произносит красивые слова.

Когда под ногами засветился магический круг, попаданец поднял бокал над головой и разорвал тишину.

— С этого дня, и до последнего своего вдоха я навсегда останусь Вальдернеским. Клянусь заботиться о клане и служить ему, быть верным вам, покуда вы верны мне. Не предавать вас, пока вы не предадите меня, и что бы не случилось, не отворачиваться от вампиров. Клянусь стать графом, достойным фамилии Вальдернеского, графом, который накормит и защитит свой народ. Клянусь с мужеством и храбростью смотреть в завтра, сохранить наследие предков и дать достойное будущее потомкам! Клянусь почитать клан, как родную семью, и защищать честное имя клана перед другими.

— Мы принимаем твою клятву, с этого момента и до конца, чтобы не говорили сильные мира сего, чтобы не твердили короли и герцоги, покуда Бог позволяет твоему сердцу биться, ты глава рода и наш граф. С титулом или без. Куда бы ты ни пошел, мы пойдем за тобой, что бы ты ни приказал, исполним. А ты никогда не предай нашу верность. — печать под ногами Доллира потухла, на этот раз вспыхивая под каждым старейшиной.

— Принимаем Кифена Вальдернеского, посланного нам Богом из другого мира, как главу рода. — одновременно произнесли все старейшины, — Клянемся своей жизнью в верности ему и клану, клянемся помогать главе рода на его поприще и не становиться помехой, приносить пользу клану и заботиться о вампирах, никого не умаляя и не выделяя, быть непредвзятыми и честными, судить народ, вверенный нам, с мудростью и любовью. — печати потухли, Степан незаметно взболтнул бокал.

В прошлый раз никто не давал магических клятв, ни совет, ни он. Впрочем, все к лучшему — попаданцу куда спокойнее сосуществовать с теми, кто не сможет его предать. Зная, что в клане завелись предатели, клятва — минимальная предосторожность, но пока это все, на что он может рассчитывать.

Повезло, что глава совета утвердил такой порядок ритуала в этот раз.

И когда старейшины синхронно склонили головы в почтении, Степан залпом осушил бокал.

— Граф Кифен Вальдернеский, теперь ты неотделимая часть клана! — торжественно произнес Доллир, — Отныне отбрось пустые надежды и несбывшиеся мечты. Думай о великом, заботься о малом, никогда не забывай, кем ты рожден, и какую власть дал в твои руки Бог. Чти заповеди, не проливай крови напрасно и цени каждую жизнь. Пусть вера освещает твой тернистый путь, а надежда не позволит сдаться. Жизнь полна невзгод и печали, поэтому пусть взор твой всегда будет обращен на Бога, в нем твое утешение и покой. На твоих плечах все наши жизни и за каждую ты ответишь перед Творцом, помни, что каждому страданий отмерено по силам его и никогда не умаляй чужой боли. Живи гордо, живи достойно.

Степан медленно кивнул, раз уж от судьбы не убежишь, он сделает все, что в его силах для клана и других попаданцев. Возможно в этом и есть его предназначение — позаботиться о тех, от кого другие давно отвернулись.

Граф решительно поднял голову, смотря прямо в глаза Доллиру.

— Церемония завершена. — сказал глава совета, — Графу Кифену положено вернуться в замок Касара и продолжить вести дела графства. С этого дня ему также будут вверены дела клана. — кто-то из старейшин хотел было возмутиться, но мгновенно заткнулся под ледяным взглядом Степана. Слишком сильно граф напоминал герцога Касара в ту секунду, — Согласно завещанию нашего предка, герцога Касара, — продолжил Доллир, — все несогласные с этим решением должны быть немедля казнены на месте.

Возражений ни у кого в совете не оказалось, с позволения главы совета старейшины начали медленно покидать зал.

— Все ещё хочешь жениться? — строго спросил Доллир, хмуро глядя на графа. Степан широко улыбнулся.

— Все ещё люблю её. Ничего не могу с этим поделать. — пожал плечами граф, ставя пустой бокал на каменную столешницу, — Благословите наш брак? — глава совета недовольно отвернулся, явно не желая отдавать любимую внучку за какого-то переселенца, путь этот Кифен и был обещан пророчеством и ждали они его несколько тысячелетий.

— Через месяц. — ворчливо бросил Доллир, — Коли не передумаешь через месяц, благословлю. — граф скрипнул зубами. Это что ещё значит⁈

— Вот оно что. — с напускным спокойствием произнес попаданец, — Помниться, вы говорили, что готовы обвенчать нас, как я стану графом, хоть в тот же день, если я не изменю решения. Передумали? Или вам уже нельзя верить на слово?

Самым поганым сейчас было б узнать, что старик пошутил и Маниэр Степану никто не отдаст.

— Не путай благословение с дозволением. — бросил Доллир, что-то прорычал себе под нос и, спрятав ритуальный бокал в пространственное хранилище, направился к выходу.

— Мы придем завтра. — крикнул ему вслед Степан. Он уже достаточно ждал, чтоб глава совета мог убедиться в его намерениях.

Граф вышел из зала последним, закрыл за собой тяжелые двери и вдохнул полной грудью. У него слишком много дел, чтоб тратить силы на пустые переживания.

Пришло время снова занять свое место и вернуться в замок.

Загрузка...