Забытые боги: Пепельное солнце

Глава 14. Эманации боли

Вач покинул покои, затворил двери и не смог сделать больше ни шага. Ноги его подкосились, и он тяжело опустился на пол, сжав виски руками. Боль, что текла по венам, зажала его в холодных тисках, заставила тело застыть в онемении. Он устал. Он так устал, что даже давно желанный сон не казался ему спасением от этого изнурительного кошмара действительности.

– Тебе дурно? – до ушей Вача донесся приятный мужской голос, но от него у старика горечь прилила к горлу. – Позвать лекаря?

– Неужели тут ещё остались живые? Неужели есть кому откликнуться на зов? – с досадой вымолвил Вач, поднимая голову. Над ним стоял Ха Яркел и с добрейшей улыбкой следил за каждым его движением.

– К чему живые, если и мёртвые могут стать прекрасными лекарями? – спокойно вопросил Ха Яркел. – Мой храм Песка славится искусными врачевателями, и ни один из них не вкушает ароматов и яств смертных. Но я и сам хорош в исцелениях. Могу предложить тебе превосходное средство собственного производства. Одна капля яда усаи – и ты снова на ногах и готов покорять просторы. Не желаешь?

Ха Яркел опустил руку в карман простенькой бурой робы и достал оттуда прозрачную склянку, внутри которой переливалась радужными разводами серебристая густая жидкость. Вач долго смотрел, как тягучие капли стекают по стеклянным стенкам, прежде чем медленно кивнуть.

– Вот и правильно, – Ха Яркел откупорил крышку и поднес склянку к губам Вача. Старик немного помедлил, но всё же открыл рот, и серебристая капля неспешно опустилась на его язык. – Ни к чему попусту страдать, когда на пороге Война. Она не станет щадить тебя, потому что ты устал. А тебе ещё так много предстоит сделать, не так ли? Отдохни.

Вач тупо кивнул, перед его осоловелыми глазами опустилась радужная пелена, круглые пятна завертелись в танце, кружа голову. Он начал клевать носом. Ха Яркел аккуратно отодвинул старика от двери ногой, завалив его на бок, и неторопливо вошёл в покои. Вач ничего не ощущал, его органы чувств в эти мгновения подчинялись иным законам. Его бесцветные сероватые глаза, поддернутые дымкой, смотрели вперёд сквозь яркие переливы света и видели перед собой лишь застывшее в счастливой улыбке лицо мёртвой Ирфы.

***

У Сюльри от страха подкосились ноги, она покачнулась и почти осела на пол, но её подхватила сильная рука. Девушка подняла голову – золотистые лучистые глаза воина пронзительно сияли, излучая мягкость и доброту. Сюльри немного успокоилась, но ненадолго – громкий крик Тайсвена снова заставил её содрогнуться:

– И как это называется, я вас спрашиваю? – вскричал он, взмахнув короткими руками. – Ни на одну минуту оставить нельзя! Отлучился ненадолго, и на тебе – сбежала! Господин Бо, прошу прощения за это недоразумение, – гораздо тише и серьёзнее произнёс жрец, склонившись в почтительном поклоне. – Я вам уже докладывал о происшествии, кое накануне случилось с одним из моих подчиненных, и вот, теперь вы собственными глазами можете наблюдать результат этого инцидента.

Тайсвен говорящим жестом указал на своё плечо и слегка сощурился.

– Ну какой же это инцидент, – тепло улыбнулся господин Бо, сжав плечо Сюльри. Ей это было несколько неприятно, но она совершенно не знала, как выпутаться из хватки мужчины и не попасть при этом в руки разъяренного жреца. – Этот ребёнок пострадал по вине Храма, поэтому он должен получить необходимый уход для того, чтобы хотя бы таким образом вы могли попытаться добиться прощения у этого невинного дитя.

Сюльри незаметно скрючила рожицу: «Ребёнок, дитя, – какое я им дитя! Мне уже почти тринадцать».

– Но, господин Бо, – встрял генерал Чхонгри, – этот ребенок – женщина, она не может находиться в Храме бога-мужчины. Этот закон всем известен.

– Законы эти были написаны богами для смертных, – ничуть не смутился господин Бо, – поэтому я могу их менять по своему усмотрению в таких незначительных обстоятельствах. Что может сделать эта девочка, находясь в Храме? Она безобидна, генерал, не стоит так волноваться.

Генерал Чхонгри поджал тонкие губы, сдерживая почти сорвавшиеся с них аргументы, и недовольно нахмурился.

– Благодарю за понимание, господин Бо, – Тайсвен согнулся в глубоком поклоне и, не поднимая головы, продолжил: – Я позабочусь о том, чтобы виновный был наказан по всем законам. Я беру на себя всю ответственность за последствия. Если вам будет угодно, я могу изгнать его или…

– Не стоит, – господин Бо поднял свободную руку, останавливая жреца. – Юный горг проявил несдержанность, но не нужно его винить за это. Нам стоит быть благодарными за то, что последствия, о которых вы говорите, не столь значительны, как могли бы быть.

«Не столь значительны? – с обидой подумала Сюльри. – Это моя рука была не столь значительна? Она была моя, а теперь вместо неё пустое место, а всё из-за этого «юного горга».

Сюльри мягко высвободилась из хватки мужчины и, пошатываясь, шагнула вперёд. Господин Бо удивленно поднял брови:

– Что-то случилось, дитя? Тебе больно?

Сюльри сжала губы и тяжело задышала, готовя гневную тираду, но едва она открыла рот, как разразилась горькими рыданиями:

– Мне… моя… было так больно… меня теперь на улицу, а вы… – причитала она сквозь всхлипы.

Господин Бо и генерал Чхонгри совсем растерялись и в оторопи застыли, глядя на безрукую девушку, которая рыдала во всё горло. Сюльри, как маленькая, принялась ладошкой растирать соленые ручейки по лицу, не обращая внимания на то, где и с кем она, собственно, находится.

– Ты, а ну, прекращай! – не выдержал Тайсвен. – Господин Бо, нижайше прошу прощения. Прекращай, кому говорят, устроила тут! Прошу прощения, дети – их так трудно держать под контролем. Хватит уже так кричать, где ты, по-твоему, находишься?!

Господин Бо, глядя на то, как Тайсвен старательно сменяет гнев на раболепную милость, рассмеялся. Сюльри, заслышав его раскатистый жизнерадостный смех, притихла и боязливо приоткрыла глаза.

– А вы говорите «последствия», – произнёс господин Бо сквозь смех. – Очаровательно, просто очаровательно!

Господин Бо мягко опустил руку на голову Сюльри, так что почти вся она поместилась в его массивной ладони, и потрепал девушку по медовым волосам.

– Не стоит так плакать, дитя, – ласково произнёс он, утирая большими пальцами слёзы с покрасневших щёк Сюльри. – Кролики не должны плакать.

«Кролики?» – не поняла Сюльри и от недоумения совершенно успокоилась.

– Ещё раз прошу прощения, господин Бо, – произнёс Тайсвен, крепко хватая Сюльри за здоровую руку. – Она вас больше не побеспокоит, уверяю вас.

Тайсвен ещё раз склонился в почтенном поклоне, увлекая за собой вконец растерявшуюся девушку, а затем, не поднимая головы, покинул вместе с ней комнату. Но стоило двери за ними затвориться, как Тайсвен снова разъярился:

– И какой дух тебя дёрнул покинуть кровать? Сейчас самый ответственный момент для твоего тела, а ты так беспечно с ним обращаешься, куда это годится! А этот мальчишка, Байзен, куда он исчез? Вместо того, чтобы следить за тобой, снова ушёл куда глаза глядят! Если он опять что-нибудь учудит, я его прикрывать ни перед господином Бо, ни перед господином Ха больше не стану, это моё последнее слово!

Сюльри с расширенными от страха глазами вслушивалась в яростную речь Тайсвена, не до конца понимая, на кого именно жрец злился, но на всякий случай решила, что мужчина затаил злобу на неё, и пошла в наступление:

– Я не виновата, что этот ваш горг-Байзен напал на меня. У меня, между прочим, есть Дом, где меня ждут, поэтому я и встала, чтобы вернуться.

– Дом! – кричал Тайсвен, не глядя на Сюльри, но продолжая держать её за руку. – Люди, у которых есть дом, не попадают в руки горгов. Это всем известная истина!

«Настолько известная, что никто кроме тебя про неё и не знает», – подумала Сюльри, внимательно следя за движением левой руки Тайсвена, которой тот энергично размахивал.

– А теперь, моя дорогая, – наконец повернулся к ней жрец, – мы вернёмся в комнату, и там ты получишь уход по всем правилам и инструкциям, или я не лучший лекарь храма бога Песка! Теперь-то я с тебя глаз не спущу, слышала? Теперь ты у меня ни шагу за порог, пока твоя рука…

Но он резко прервался. Сюльри, которая во всё это время смотрела куда угодно, но только не в лицо жрецу, подняла на него взгляд. Тайсвен с изумлением глядел куда-то за её плечо. Девушка обернулась, но в полумраке коридора она смогла разглядеть только смутную полупрозрачную фигуру. Она не знала, кто это, поэтому заранее испугалась и поближе придвинулась к Тайсвену: он хоть и чужой, но всё же роднее, чем то ли человек, то ли призрак, что скрывается во тьме. Сюльри открыла рот, чтобы поинтересоваться у Тайсвена, кто это, но вместо слов, к неожиданности для неё самой, из её горла вырвался громкий, пронзительный крик.

Боль. Жгучая боль пронзила правое плечо Сюльри, словно кто-то вцепился в него раскаленными клещами и тянул из её тела куски плоти. Красная пелена застила ей глаза, она ничего не видела, ничего не чувствовала, кроме зуда и нестерпимого жжения в плече. Ноги подкосились, но её подхватили две крепкие руки. Сюльри не понимала, что происходит, она слышала только невыносимый крик боли, он звенел в её ушах храмовым набатом, пульсируя в висках и растекаясь по дрожащему в судорогах телу.

– Вот об этом я и говорил. Но нет же! Зачем слушать старших, да, красавица? Зачем слушать тех, кто хочет тебе помочь. Сбежала из комнаты, пропустила время приёма лекарства, а теперь мучаешься. Думала, что новые руки отращивать это так просто и безболезненно? Хоть ты и кенкан, но необходимо соблюдать последовательность, а иначе всё лечение насмарку. А вы, господин Ючке, не должны здесь находиться, господин Бо ясно ограничил рамки дозволенного. А, точно! Прошу прощения за мою невнимательность.

Речь Тайсвена резко стала бессвязной, Сюльри не могла узнать ни единого слова из того потока, что быстрой рекой лился из уст жреца. Незнакомые буквы, странные слова, наполненные смыслом, кои ей не дано было понять, добавляли головной боли напуганному и растерянному сознанию девушки, которое постепенно угасало, как затухающая свеча, и окончательно потухло, когда боль достигла своего запредельного пика.

***

Вач не был уверен в том, сколько он пролежал так на полу, находясь в не совсем здравом рассудке, но, когда он с лёгкостью поднялся на ноги, в воздухе уже витал еле различимый сладковатый запах гниения.

В Доме было тихо и душно. Вач подошёл к плотно зашторенному окну, отодвинул занавесь и выглянул наружу – занималась заря. Старик тяжело вздохнул, смахнув с лица остатки морока, и тихо прошептал:

– Прости, Сюльри. Я не справился.

Он ещё какое-то время простоял возле окна, бессмысленным взором глядя на поредевшие кусты ежевики в саду, а затем угрюмо поплёлся вниз, прочь из этого Дома.

Вач чувствовал во всём теле необычайную легкость, будто сбросил за пару часов пару десятков лет. Колено не болело, и он в кой-то веке не хромал, но его по-юношески крепкое и живое тело всё также сутуло сгибалось под тяжестью душевной усталости.

На пути Вач никого не встретил: все, кто мог попасться ему по дороге, закончили свой жизненный путь этажами выше. Но рядом с выходом перед стариком встало неожиданное, но вполне предсказуемое препятствие: Луйф, настороженно оглядываясь по сторонам, держал за руку не до конца проснувшегося лохматого ребенка, который сонливо потирал глаза кулачком. Вач поспешил подойти к ним.

– Что вы здесь делаете? Я же не велел тебе выходить из детской, – строго, но не без озабоченности, произнёс Вач.

– Момо захотела в туалет, я пошёл её проводить, – скороговоркой проговорил Луйф, не поднимая глаз. – Уже утро, а нас никто не пришёл будить. Сюльри пропала, но куда делись остальные? В Доме что-то случилось?

Луйф робко поднял взгляд на Вача, но в янтарных глазах мальчика красноречиво сияло понимание. Вач присел на корточки, чтобы сравняться ростом с детьми, и положил крупные сморщенные ладони на тощие плечи мальчика.

– Вам нужно уходить, – рассудительно начал Вач. – Всем вам. Собери всех старших, они должны позаботиться о младших, медлить нельзя.

– Но куда нам идти? – растерянно вопросил Луйф, крепко сжимая ладошку Момо. – Такую толпу детей запросто заметят на улицах, нас поймают, Вач.

– Вам придётся идти осторожно, по отдельности, по группам. В этом городе вам будет негде спрятаться, но есть те, кто могут помочь укрыться на время, пока всё не закончится.

– Что закончится? Айхрив завершился с восходом солнца, – с сомнением произнёс Луйф.

– Нужно спешить, – коротко ответил Вач. Он, вспомнив о чём-то, засунул руку в карман штанов и достал оттуда небольшой светлый камешек с рисунком в виде темно-зелёной стрекозы на одной из сторон и протянул его Луйфу. – Дойдёте до северного края Эфриса, там, возле засохшего дуба, есть невысокий дом из песка рядом с засохшим колодцем. Покажешь владельцу дома этот камень, и он приютит вас ненадолго, понял?

Луйф кивнул, принимая прохладный камень из рук старика.

– Больше я ничем вам помочь не смогу, – с досадой проговорил Вач. – Дальше придётся идти самим.

Луйф снова кивнул. Его глаза и нос слегка покраснели, но он, стиснув губы, только крепче сжал ладошку Момо, отчего та плаксиво заворчала, и дрожащим голосом произнёс:

– Спасибо, Вач. Спасибо.

Старик улыбнулся уголком губ и поднялся. Дети стремительно скрылись в задней части Дома, а Вач, проводив их горестным взглядом, в последний раз переступил порог «Эспера».

***

Кривые тени плясали в круге солнечного света. Их раскатистые голоса разливались вокруг, обволакивая усталое тело. Монотонные песни, экзальтированные крики в одухотворенном воздухе принимали вид птиц, они разлетались повсюду, и их колючие перья осыпали пепельную землю вокруг.

Одна из теней отделилась от бешеной пляски света и приблизилась к ней, протянула ей бесплотную руку, но ничего не потянулось навстречу – пустота встретила рукопожатие насмешливым молчанием. Но тень не отчаялась. Она подошла ближе, положила горячую руку на её плечо и приветливо сжала его. Куски черной тени начали отваливаться, сползать с фантомного тела и липнуть чёрной густой жижей к телу девушки.

Мерзость. Отвращение.

Тошнота подкатила к горлу, плечо сжималось в тисках тени, но ни пошевелиться, ни сдвинуться с места девушка не могла. Из черных лоскутов тени, из кипучей жидкости вырывались крохотные лица, застывшие в немом крике, они складывались в странные бесформенные фигуры. Безликая тень склонила голову к своему плечу и улыбнулась. Помахав на прощание сочащимся черной жижей обрубком, она возвратилась к диким пляскам в круге солнечного света.

***

Сюльри резко открыла глаза и подскочила на кровати. Тяжело дыша, она провела холодными ладонями по лицу, смахивая липкий пот. Дрожь тела не унималась, живот скрутило от боли.

«Что это такое, кто это такие, почему так больно?» – мысленно вопросила Сюльри. Боль в плече прошла, но не исчезла бесследно: она просто сменила место своего назначения. Тупая боль камнем застыла в её животе, в одной точке, напротив пупка, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть. Тени всё ещё плясали перед глазами Сюльри в безумном танце, но их песни стихли.

– Поздравляю, – послышался голос Тайсвена, необычайно тихий. Сюльри вздрогнула, подняла голову и встретилась взглядом со жрецом. В его лиловых глазах застыла тихая радость, а губы растянулись в счастливой улыбке.

– С… с ч-чем? – еле выдавила Сюльри хриплым голосом.

– Как с чем? – искренне изумился Тайсвен. – Вот с этим.

Он поднял свои ладони и пошевелил короткими пальцами. Сюльри с непониманием следила за тем, как они танцуют в желтоватом свете лампы.

– Я не… Я не… – бормотала Сюльри. Она подняла руку, чтобы смахнуть со лба прилипшую прядь волос и в страхе застыла: на зов откликнулась правая рука. Рука, которая исчезла в зубах горга без надежды вернуться обратно, теперь послушно реагировала на каждое веление, словно никуда и не пропадала.