Забытые боги: Пепельное солнце

Глава 3. Уходить не попрощавшись

Сюльри изумленно хлопнула глазами:

– Ты ещё кто такой? – она быстро оглядела Вача, всё ещё разгуливавшего в образе ордженского мальчика, и догадливо объявила: – Ты что, брат того мальчишки? На вид – одно лицо! А, ты, наверное, меня не понимаешь, – задумчиво постучала пальцем по подбородку Сюльри. – Ну, так и псы с тобой, стой себе тут, а я пойду.

Сюльри юрко протиснулась между дверью и Вачем, но тот резко вытянул руку в бок и схватил девушку за плечо. Она боязливо вздрогнула и тут же пошла в атаку:

– А ну пусти! Кто тебе разрешал меня хватать! Совсем обезумел! Люди добрые, помогите!

Она вырывалась с безумным рвением, но Вач крепко держал Сюльри:

– Да не вертись ты! – громко зашептал он. – Я тебе зла не желаю, только ходить тебе никуда нельзя, это опасно!

Сюльри всё продолжала выкрикивать несвязные фразы, которые однажды навсегда запомнила, будучи постоянным возмутителем спокойствия на любой ярмарке и в любом торговом районе. Сколько раз она слышала в свой адрес нечто подобное, сколько раз ей приходилось самой спасать себя на рыночных площадях, взывая к жалости прохожих – несчетные количество.

– Да послушай же ты! – уже громче прикрикнул Вач. – Разве ты не слышишь, что я понимаю твой язык? Дай мне объяснится!

В последней просьбе прозвучала такая мольба, что Сюльри с интересом замерла и обратила свои круглые глаза на Вача.

– Ты что, меня понимаешь? – удивленно вопросила она. – Ты же из Орджена, разве нет? Откуда ты знаешь иргийский?

– Выучил. – В свою очередь удивился её изумлению Вач. Почему её так поразило его умение говорить на иргийском? Но девушка сама вскоре ответила на немой вопрос Вача:

– Так это же сложно! Иргийский самый сложный язык в мире! В нём столько слов, столько правил.

Вач приподнял лохматую бровь. «Разве не в каждом языке существует множество слов и правил? – задумался он. – Это она ещё не слышала о догарском, который делится на язык мужчин и женщин, или о нескольких десятках языков, коими пользуются в Солнечной империи, где каждая категория населения имеет своё наречие и не имеет права говорить на нём с существами высшего или низшего порядка».

– Разве ты не знаешь ни одного иностранного языка? – хоть Вач и знал Сюльри с самого детства, но не ведал, в сущности, ни о чём, довольствуясь историями жизни «Эспера», рассказами о воспитанниках Сюльри и бесконечных вопросах, которыми она заваливала его при встрече.

– Почему же не знаю? – нахмурилась Сюльри. – Я говорю на иргийском!

– Но ведь это твой родной язык, – не понял Вач.

– Ну да, – кивнула она, – но для кого-то же он иностранный!

Вач предпочёл не ломать столь прочную логику и поспешил вернуть девушку в безопасность комнатушки, но она уперлась и ни в какую не хотела возвращаться.

– Да что ты тянешь меня! Не хочу я возвращаться, у меня дела есть! – кричала она в тишину коридора. Вач понял опасность скорого обнаружения, если их уже услышали жрецы, таящиеся в своих комнатах, а потому сдался и вопросил:

– Какие у тебя дела? Куда ты собралась? Разве тебе не сказали сидеть в комнате и никуда не выходить?

– А ты откуда знаешь, что мне сказали? – с подозрением сощурилась Сюльри.

– Не трудно догадаться, – легко соврал Вач.

– Да даже если и так, – пожала она плечами, – они мне не хозяева. Моя госпожа, Матушка, далеко отсюда, а я только её слушаюсь.

«Да даже и её приказам ты не всегда следуешь», – мысленно заметил Вач.

– Но ты же здесь в гостях, – не отступал он.

– Вот именно! – расплылась в хитрой усмешке Сюльри. – А гостям у нас в стране все всегда рады, и всё им всегда можно!

С этими словами она развернулась на пятках и стремительно помчалась по коридорам, но при этом практически бесшумно, будто парила в нескольких сантиметрах над полом.

«Во же непослушное дитя», – покачал головой Вач и последовал за ней.

Долго идти не пришлось: пара коридорных поворотов и Вач остановился. Сюльри, прижавшись к стене, выглядывала из-за угла. Сквозь полумрак Вач заметил, как подрагивает девушка, и поспешил приблизиться к ней. Но только он сделал шаг, как услышал:

– … их будет достаточно? – голос был грудным и хриплым, словно его владелец долго мучился от болезни горла.

– Господин Ха Яркел приказал собрать около двадцати особей, – ответил юный голос, но интонация, с которой говорил хозяин голоса, больше походила старику. – Мы привели около трех десятков. Этого вполне достаточно.

– Вполне достаточно, чтобы убить бога? – со свистом прохрипел первый.

– Не убить, а захватить и обезвредить, вам ведь ясно было сказано. Никаких импровизаций, господа, четко следуйте плану.

Вач замер. В последнем голосе он узнал главного жреца храма Песка – Тайсвена.

«Ха Яркел задумал захватить Бо Лукана? – размышлял Вач, медленно приближаясь к Сюльри. – Он побоялся идти напрямую против Ом Теи, но решил взять контроль над Бо Луканом, сыном Верховного бога? Как не посмотри, во всём этом нет никакой логики. К чему брать под стражу Бо Лукана, который сам пришёл в его Храм и не оказывает никакого сопротивления?».

– А что делать с остальными гостями храма? – поинтересовался молодой жрец.

– Свидетелей остаться не должно, – коротко отрезал Тайсвен.

Вач подоспел вовремя. Едва Тайсвен это произнёс, как Сюльри испуганно вскрикнула, и этот вскрик донесся бы до жрецов, если бы Вач вовремя не закрыл рот девушки своей ладонью.

«О чём он говорит? – недоумевал Вач. – Разве планом Тайсвена не было использовать Сюльри в своих целях? Да и тот мальчик, Дилфо – убивать сновидца вместо того, чтобы извлечь из него выгоду?»

Но находить ответы на вопросы было некогда. За углом послышалось движение, зашуршали рясы, слышался стук о дерево пола, словно тысячи маленьких ножек перебирали друг за другом.

«Горги, – подумал Вач. – Перевоплощенные. Плохо дело. Они чувствуют жизнь за десятки километров, что им пара метров».

– Бежим, Сюльри, пока не поздно, – прошептал он на ухо девушке. Но она будто пребывала в трансе и не двигалась с места. Шаги приближались. Несколько особей зарычали, видимо привлеченные близостью крови.

– В чём дело? – вопросил хриплый голос.

– Они чувствуют, что неподалёку есть смертные, – высокомерно заявил юный жрец. – Конечно, они будут возбуждены. Но сначала бог, закуской займемся потом. Следуйте за мной.

Шаги, который были совсем рядом, вдруг отдалились. Вач облегченно вздохнул, но это успокоение длилось недолго: рано или поздно, но горги найдут их, бежать было некуда – за окном царствовала Мгла.

«Вовремя они, ничего не скажешь» – заметил Вач. Но надо было что-то делать, сдаваться он не намерен, только не сейчас, когда он только нашёл Сюльри.

– Идём же! Нужно найти место, где мы можем спрятаться. Ну же, очнись!

Вач повернул девушку к себе, она была бледной, а взгляд стал пустым. Вач не на шутку испугался, но Сюльри еле слышно прошептала:

– …цветы…

– Что? – Вач склонился ниже.

– Пахнет… Гнилыми цветами… – Сюльри мутными глазами посмотрела на Вача, а затем безжизненно повисла у него на руках.

«Ну, так будет даже проще», – с этой мыслью Вач взвалил Сюльри на спину и слился с тенями коридора, не издав ни звука.

***

Дилфо проснулся с жуткой болью в горле. Это напомнило ему о первых днях странствий по пустыне, когда раны, полученные от огненного пара в Овлесе, ещё давали о себе знать, усугубляясь жаждой. Мысли о пустыне привели его к Ючке. Вспыхнувший гнев и обида недолго терзали мальчика, на их место вскоре заступила скорбь. Кем бы ни был Ючке, что бы он не скрывал, всё же юноша был с ним рядом всё это время и ничего не просил взамен. Единственный, кто не был доволен ничем – это он сам, Дилфо. Но совесть мальчика совсем не мучила, только скорбь: он потерял Ючке, сам прогнал его, а теперь не мог до конца поверить, что остался совсем один. Совершенно.

Тоска влилась в сердце, но здесь она была желанной гостьей – её появление затмевало другие чувства и не оставляла места боли и отчаянному желанию разрыдаться до потери сознания. Дилфо тосковал, душа его ныла по утраченному, но сознание оставалось чистым, словно было отделено пеленой от остального тела. Дилфо не понимал этих ощущений, не знал, почему был способен отрешенно взирать на свои собственные чувства со стороны, и не мог определиться: хорошо это или плохо быть безразличным к самому себе.

Дилфо закашлялся и ощутил горьковатый вкус крови. Он не помнил, почему повредил горло, почему сейчас лежал на кровати в тёмной комнате в абсолютной тишине. Дилфо попробовал приподняться и ему это с лёгкостью удалось. Он удивленно ощупал свое тело – ничего не болело, только горло, которое обжигало и резало, будто он проглотил пламя.

– Есть здесь кто? – хотел произнести Дилфо, но из горла вырвалось жалкое хрипение. Мальчик поморщился и оставил попытки сказать хоть что-нибудь.

Он спустил ноги с кровати и осторожно ступил на них. Голова не кружилась, усталости не было.

«Странно, – подумал Дилфо, – тогда почему я ничего не помню о том, как оказался здесь?»

Скрип половиц больно резанул по ушам, Дилфо прервал следующий шаг и прислушался – никого – он здесь один. Где находится дверь, Дилфо не имели ни единого понятия, он двигался на ощупь, вытянув вперед руки, пока не наткнулся на стену. Однако попытки найти выход из комнаты успехом не увенчались: сколько бы он не шарил ладонями по стенам, предательская дверь не попадалась.

«А если здесь вообще нет дверей? – закрались подозрения у Дилфо, и по всему телу прошёлся холодок. – Нет, быть такого не может, я же как-то попал сюда». Он продолжил поиски, но лишь только больше отчаялся. После очередного круга по комнате Дилфо сердито опустился на пол и окончательно оставил затею выбраться отсюда.

«Не навсегда же меня здесь заперли, – с недовольством думал он. – Рано или поздно кто-нибудь должен прийти, ведь так? Тайсвен должен меня проведать, ведь это он меня сюда принёс». Неожиданное воспоминание иглой вонзилось в затылок, медленно распространяя неприятное онемение по телу.

«Принёс сюда… После того… После того, как…»

Резкая боль прошибла виски, и Дилфо с хрипом схватился за них ладонями. Чужое воспоминание, далекое прошлое пробиралось сквозь реальность настоящего и утягивало в омут былого.

Холодные глаза цвета стали были полны слёз.

– Почему ты снова плачешь, Сенсория? – мягкий шёпот, в котором чувствовалась искренность и забота, вызвал отвращение.

– Оставь её, не видишь, она опять возомнила себя особенной! – едкая насмешка переросла во всеобщий хохот. – Думаешь, ты царица Весверская или что? Очнись, глупая, ты – рабыня!

Новый взрыв хохота. Но она не слышала его, не обращала внимания.

Холодная сталь с ненавистью впивалась в того, кто был добр, кто всегда помогал и заботился. Тот, кто был рядом. Она смотрела на него, и сердце её обжигало яростью.

***

– Сенсория! Мы не можем перечить словам господина, мы не сможем защитить себя!

Крепкая ладонь сжимала тонкое запястье, но она не замечала, шла вперед, прокладывая дорогу сквозь толпу стенающих от боли людей в разодранных лохмотьях.

– Я не хочу больше подчиняться! Я хочу освободить свой народ от гнёта бохгси! Хочу дать им свободу!

Она кричала, не замечая испуганных взглядов, её пожирала ненависть от бесилия, от отчаяния, ведь она понимала, насколько несбыточны её желания.

– Мы не сможем сражаться, посмотри на нас! – высокий тучный мужчина обвел массивной ладонью толпу. – Мы слабые, безвольные рабы…

– Тогда я буду сражаться одна.

Она вырвала руку из хватки и растворилась в толпе.

***

– Посмотрите на неё! У неё нет рогов, она – уродка!

Смех проникал под кожу, впитывался в каждую клеточку.

– Теперь понятно, почему её родители продали! Я бы с такой уродкой даже в одном поселении жить не стал!

Она дрожала. Ей было страшно, но никто не поможет, никто не поможет, никто…

– Перестаньте! Она же не виновата!

Тёплая ладонь легла на плечо, мягкий голос зашептал ей на ухо:

– Не бойся, я тебя защищу.

Легкость охватила сердце, унося прочь обиды и горечь, которую она так долго держала в себе.

***

– Их слишком много, мы не справимся! – сквозь грохот и звон донесся до неё отчаянный возглас.

– Идём вперёд, не отступаем! Они боятся нас, скоро мы выдворим бохгси из города!

С этими словами она запустила в ближайшего врага бронзовое копье, которое огнем блеснуло в свете заходящего солнца. Копьё прошло насквозь, пришпилив закованного в латный золотой доспех врага к песчаной скале. Свистом она призвала копье обратно и приготовилась к новой атаке.

– Мы справимся, Урагири, верь в свой народ!

***

– Почему у неё не рогов, дорогой, почему?!

Истеричный крик прорезал ночной воздух, отчего ребенок, закутанный в простенькое одеяльце, громко заплакал.

– Я не знаю, дорогая, может, она особенная…

– Она чудовище! Монстр! Она проклятье для нашей семьи! Видеть её не хочу, она мне не дочь!

– Но дорогая…

Ребенок надрывался от плача, но никому не было до него дела.

***

– Ты предал меня! Предал свой народ!

– Так будет лучше, Сенсория, так будет лучше! Мы не смогли бы удержать город. Бохгси сильнее…

– Они сильнее, потому что мы слабые, – её холодные глаза обжигали яростью. – Потому что мы позволяем себе быть слабыми!

– И мы позволяем себе жить, – тихо проговорил Урагири. – Свобода не стоит жизни, никто не готов здесь расстаться с ней ради эфемерной надежды на свободу.

– Ты – трус!

– Мы все трусы, Сенсория. А ты – нет. Ты никогда не вписывалась в наш мир. Тебе здесь не место.

– Трус! Ты и тебе подобные! Ты обещал защищать меня, обещал, слышишь! Твоя жизнь ничего не стоит! Она проклята, слышишь, вы все прокляты!

Резкая боль пронзила плечо, и она задохнулась, хватала губами воздух, но не могла сделать и вдоха.

– Мы все умрём однажды, Сенсория. Но с тобой, под твоим началом, это случится гораздо раньше. Твоя смерть принесет покой нашему народу, довольно схваток. Уйди в Забвение и позволь нам прожить свои годы в спокойствии.

Она не могла ответить, хотя внутренне кричала от боли и ненависти. Силы были на исходе, что-то убивало её, растекалось по телу огнем.

– Про… кля… ты, – сквозь боль выплюнула она. – Все… вы…

Бросив все последние силы на этот удар, она с криком вонзила копье в тело Урагири, а затем провалилась в темноту.

***

– Кута ке та? Кута ке? Карке сохра денте ке? Джарха те?

Дилфо почувствовал, как его трясут за плечо и что-то кричат на ухо, но слов разобрать не мог.

– Керке таксо леклитора кенда корарта се ке! Абсерурал ке! Тайсвен то кта учиркале элакт ва!

«Не понимаю… Ни слова не понимаю…»

Дилфо всё ещё пребывал в тумане недавнего воспоминания. Он думал, что уже не вернётся обратно, навсегда застрянет в чужой ненависти и сгорит без остатка.

– Кутхар! – прервал бессвязные выкрики громкий мужской голос. – Сюльри то кта, дахчебарка то кутхар ка! Дилфо то кта тачке раке кто нта ка!

«Дилфо? – удивился он. – Моё имя?»

– Бесстыжая девчонка! Сказано ей не трогать, а она делает, что вздумается, куда это годится?!

«Тайсвен? – сквозь туман подумал Дилфо. – Вернулся?»

– Мне куда больше нравилось, когда она была без сознания! Это ж надо так трясти мальчонку! Откуда только сил понабралась.

– Не кричите, Тайсвен, поблизости могут быть жрецы.

«Этот голос… Вилфо?»

– Мне и без тебя это известно! Поэтому берите мальчонку и уходите, – всё-таки сбавил тон Тайсвен. – Этот проход выведет вас в «Эспер», там найдёте ход в подземный город великанов, где и переждёте Мглу. Как только станет спокойнее, я призову Байзена и вы сможете вернуться.

– А если мы не вернемся? – спокойно вопросил Вилфо. – Ты готов отпустить нас, зная, что видишь нас в последний раз?

– Не в последний, мой юный друг, – с уверенностью проговорил Тайсвен. – Это временная мера.

– А как же Ха Яркел? – не отступал Вилфо. – Разве он не знает о тех, кто гостил в его Храме? У него не возникнет вопроса, куда все подевались?

– Ха Яркел слишком занят, чтобы заботиться о таких мелочах. Бо Лукан для него гораздо важнее сновидца и двух кенканов с лазутчиком. Я найду, что ему сказать, не переживай, мой друг.

– Что будет с Бо Луканом?

Тайсвен немного помолчал, а затем серьёзно произнёс:

– Надеюсь, что вы об этом никогда не узнаете. А теперь идите, времени мало. Жрецы скоро начнут задавать вопросы, на которые я буду обязан ответить.

Послышались звуки возни и женские выкрики на странном языке. Она о чём-то яростно кричала, но никто, похоже, не спешил её успокаивать.

– Зачем ты это делаешь? Зачем идёшь наперекор господину? – чуть тише вопросил Вилфо, когда звуки возни немного отдалились.

– Я делаю так, как будет лучше для него, – также тихо ответил Тайсвен. – Не имеет значения, если мои действия идут вразрез с его указаниями. В конце концов, мы с тобой ведь для того и умирали, чтобы сделать своих господ счастливыми.

– Я не умирал, – коротко ответствовал Вилфо.

– А я – да. И нисколько не жалею об этом.

В словах Тайсвена слышалась улыбка, но Дилфо почудилось, что слова жреца полны горечи.

– Иди, пока мальчишка не очнулся, – давал указания Тайсвен. – Так будет спокойнее: меньше вопросов. И будь с ним осторожнее – сновидцам трудно приходится, особенно таким юным. Пропускать боль других через себя и не давать ей выхода… Не всякий выдержит подобную тяжесть.

«Тяжесть? – думалось Дилфо. – Мне не тяжело видеть боль других. Больнее испытывать свою, ведь от неё не скроешься. Я вижу, как страдают другие, но это их мучения, не мои».

– Не волнуйся, скоро мы будем в Доме. Там безопаснее, – прошептал ему на ухо Вилфо, возвращая к реальности.

«В доме? – подумалось Дилфо. – Но у меня больше нет дома…»

Он почувствовал, как чьи-то сильные руки подняли его в воздух и понесли. В лицо пахнуло затхлостью и пылью.

«Ючке… Ты и в самом деле меня бросил?»

Усталость навалилась на мальчика, даже собственное тело казалось тяжёлым. Он не стал сопротивляться ей и спокойно, с облегчением провалился в давно знакомое забытье.