– Отпусти меня, ты, жалкий уродец! Кто дал тебе разрешение распускать руки, безмозглое отродье! Поставь меня на землю, слышишь?
Тайсвен в изумлении застыл на пороге своего кабинета и во все глаза уставился на Байзена, который в эту минуту стискивал в длинных тощих руках отчаянно борющуюся Сюльри, чье светлое простенькое платьице, пропитанное потом и кровью, задралось до неприличных для одухотворенной атмосферы Храма границ.
– Что здесь, всеблагие боги, происходит?! – громогласно вопросил Тайсвен, и стоило его голосу прогрохотать в полутемном кабинете, освещенном лишь тусклыми желтоватыми масляными лампами, как Сюльри тут же притихла и с интересом воззрилась огромными синими глазами, звездами, сверкнувшими из-под слипшихся медовых прядей, на жреца. Хоть девчонка и перестала размахивать своими угловатыми коленками и локтями, но Байзен нисколько не ослабил хватки, которая будто окаменела под грозным взглядом Тайсвена. Однако Сюльри нисколько не омрачилась своей продлевающейся на неопределенное время неволей и охотно переключила всё свое излишне активное внимание на жреца.
– Куда это вы тогда так неожиданно убежали от меня, господин жрец? – елейным голоском вопросила она, сложив руки на груди. От столь наглого обращения брови Тайсвена взмыли вверх и затерялись под густой курчавой челкой. – Бросили меня на растерзание этому ничтожному псу! А что, если бы он опять принялся за старое и напал на меня? Кто ж так обращается с пострадавшими жертвами? В этом Храме совершенно не заботятся о безопасности, жуть, что творится! За окном темень, внутри – жара стоит невыносимая, а мне даже окно открыть не дают. А как только я захотела выйти, чтобы найти вас, моего спасителя, эта скотина не дала мне даже к двери подойти! Да кто он такой, чтобы указывать мне! Я слушаюсь только Матушку и никого более! Скажите этому псу, чтобы поставил меня на место, я не разрешала этому грязному отродью трогать меня своими мерзкими руками! Ты жрец или не жрец, кто тут главный? Я доберусь до ваших господ, вот тогда держитесь! Всем достанется!
Сюльри для выразительности сопровождала свою тираду ударами по рукам и ногам Байзена, на что тот, впрочем, не обращал никакого внимания и продолжал сухо, и несколько отвлеченно глядеть на Тайсвена, которому этот отстраненный взгляд совершенно не нравился.
Девушка так быстро тараторила, пытаясь вывалить разом всё накопленное возмущение, что жрец не поспевал ухватиться за главную мысль ругательств Сюльри и понять – отчитывает ли она конкретно его или же срывает на жреце свой гнев на горга, который в эту минуту так неожиданно крепко вцепился в это худое полуголое девичье тело, но с таким постным и деревянным лицом, будто его поведение было чем-то само собой разумеющимся, а не из ряда вон выходящим событием.
– Ты слышал, Байзен? – сухо начал Тайсвен, стоило Сюльри ненадолго притихнуть, ибо теперь её внимание снова целиком было приковано к тому, чтобы нанести бесчувственному Байзену как можно более точные и болезненные удары, хотя от этих самых ударов страдала лишь Сюльри, чьи кулачки покраснели от твердого и костлявого тела горга. – Поставь девушку на пол, она достаточно разумна, чтобы не покидать комнату, пока в ней нахожусь я. А ты, красавица, – обратился жрец к девушке, все больше распаляясь, – не слишком ли часто не внемлешь тому, что я тебе твержу? Таких непослушных детей во всей Юдоли не сыскать, о, я в этом уверен! Намерена ли ты ещё сбегать от меня, покидать комнату и бездумно бродить по Храму, хотя я строго запретил тебе это делать? Отвечай! Или мне приказать Байзену безотлучно сидеть у твоей кровати, чтобы ты и носа за порог высунуть не смела? Отвечай немедленно!
Сюльри неохотно притихла, пристыженная словами Тайсвена, опустила занесенный было кулачок и прищурившись посмотрела на жреца, но в её взгляде всё же промелькнула долгожданная покорность.
– Не намерена, господин жрец, – спустя долгие мгновения ответила Сюльри, покорно склонив голову, но её смирение длилось недолго: девушка смахнула с лица слипшиеся пряди и с задорной улыбкой потребовала: – Но прежде объясните мне, господин жрец, что это за тучки такие черные за окном, тогда я и стану более послушной. Можете не сомневаться! Я своё слово держу.
Тайсвен покачал головой и со вздохом произнёс:
– Что ж, в одном я могу быть уверен точно: смелости и наглости тебе не занимать. С лихвой на двоих хватит. А вот с послушанием – беда. Удивительно, что Матушка не смогла за все годы выбить из тебя мятежный дух, ведь она этим славится.
– Какой ещё «мятежный дух»? – с недовольством вопросила Сюльри. – И чего это Матушка должна была меня бить? Таких трудяг, как я, в целом мире не сыщешь, вот Матушка ко мне и относилась, как к сокровищу. Вач всегда говорил, что для Матушки я слишком дорого обхожусь, цены мне нет! А Вач никогда врать не станет, для этого он глуповат и староват.
Жрец, едва это короткое имя сорвалось с губ девушки, неожиданно замер и с подозрением оглядел Сюльри, будто видел её впервые.
– Откуда тебе знакомо это имя? – быстро вопросил Тайсвен, не спуская лиловых глаз с девушки.
– Как это откуда? – изумилась Сюльри, взмахнув руками. – Вач мне как дед. Он приезжает в Дом столько, сколько я себя помню и всегда относится ко мне с теплотой и заботой, даже подарки иногда привозит, где только деньги на них берет, ума не приложу! Кроме Вача никто так никогда ко мне не относился, ну и Матушки, конечно, вот я и привязалась к нему. А он, старый дуралей, в последние годы все реже приезжать стал. Я его ругаю за это, а он только и знает, что улыбаться и молчать. Сладу с ним нет, словно ребенок маленький!
Тайсвен нахмурился и несколько резковато спросил:
– Ты называешь Вача, одного из верных псов Ом Теи, старым дуралеем? Поразительная наглость!
Сюльри, заслышав столь несвойственную жрецу интонацию, насупилась и поспешно пошла в наступление:
– А что здесь такого, если так оно и есть? И я понятия не имею, кто такая эта ваша Ом Тея! А Вач волен служить, кому надобно, не его в том вина: у каждого из нас есть господин, так как какая разница, какой именно, если мы все равно их не выбираем. Вы то сами выбирали, кому прислуживать?
Сюльри впилась глазами в Тайсвена, а тот, стянув с лица настороженную маску, легко и непринужденно рассмеялся, его смех раскатом грома пробежал по кабинету. На лице Байзена и мускул не дрогнул, он всё также крепко держал за талию Сюльри, а вот она от неожиданно резкой перемены настроения жреца изумленно выпучила и без того большие глаза.
– Выбирал ли я? – вопросил с улыбкой Тайсвен, отсмеявшись. – Да, несомненно. Каждый мой шаг, каждое решение, принятое, пока я был жив – все они зависели лишь от меня. Я сам построил свою судьбу, сам предопределил свой конец. Запомни, красавица, никто в этом мире не свободен так, как подобные мне, и никто не становится столь послушными рабами, как те, кто идёт со мной по одному пути. Многие выбирают плохую дорогу по незнанию, глупости или наивности, кого-то силой утягивает в пучину, но страшен тот, кто осознанно ступает в трясину, желая потонуть в ней безвозвратно. Такие отчаянно борются за то, чтобы умереть, как можно более жестоким способом, испепелить себя без остатка ради великой цели. Но, как часто бывало так, что эта возвышенная цель на деле оказывалась лишь пеплом. Глупец, погибший за золу, невольник после смерти – вот удел таких, как я, таких, как Вач.
Тайсвен, закончив говорить, молча двинулся к столу, шелковая ряса беззвучно колыхалась от движения, вторя бесшумным шагам, отчего жрец в полумраке кабинета казался тенью, которая случайно оторвалась от родственной мглы и отправилась в свободное плавание.
Сюльри на слова жреца ничего не ответила, так как по большей части ничего не поняла, но она с любопытством следила за тем, как Тайсвен достает из объемного широкого рукава небольшой белый мешочек и трепетно кладет его на стол, предварительно расчистив поверхность от многочисленных склянок и пучков ароматных трав.
– Что это такое? – вопросила Сюльри, пытаясь разглядеть за широкой спиной жреца, что он делает, но окаменевшие руки Байзена мешали девушке выгнуться как следует, поэтому она снова принялась барахтаться, пытаясь вырваться на свободу.
– Байзен, – сухо произнёс Тайсвен, продолжая возиться с мешочком, – твоя главная проблема в том, что ты не умеешь вовремя остановиться и всегда чересчур активно берешься за любое дело. Поставь Сюльри на пол, ей стоит взглянуть на одну занятную вещицу.
Сюльри почувствовала, как Байзен глубоко и протяжно вздохнул, прежде чем ослабил хватку и опустил девушку на пол. Сюльри покачнулась на нетвердых ногах, но стоило Байзену протянуть руку, чтобы подхватить её, девушка испуганно отшатнулась и повалилась на пол, потеряв равновесие.
– Я просил поставить её, Байзен, а не уронить, – не оборачиваясь бросил Тайсвен. – О чём я и говорил – ты всегда переусердствуешь даже там, где в этом нет необходимости.
Сюльри понимала, что сейчас Байзена ругают из-за неё, но не спешила горгу на выручку, она вздернула курносый нос и насмешливо протянула:
– И не говорите, господин жрец, все с этим уродцем не ладно, сплошное наказание! Отошлите его, куда подальше, чтоб бедные мои глаза его не видели!
Байзен, все ещё протягивая руку, смущенно потупился, но молча выдержал упрек.
– Ты слышал, Байзен? Твоя помощь здесь более не требуется. Лучше помоги Бо Лукану позаботиться о наших гостях, им сейчас следует хорошо отдохнуть после пережитого волнения.
Байзен послушно кивнул и бесшумно скрылся, слегка замявшись на пороге. Но едва дверь за горгом захлопнулась, Сюльри разом позабыла о недавней неприятной встрече и зацепилась за слова жреца:
– Что за гости? Снова жуткие дядьки в доспехах со шрамами на лицах?
Но не дождавшись ответа, Сюльри, легко поднявшись с пола, оправила помятое платьице, больше похожее на мешковатую тряпку, и встала по левую руку от жреца, заглядывая ему под руку. Как только содержимое белого мешочка предстало её глазам, Сюльри брезгливо отшатнулась и с омерзением протянула:
– Это что ещё за лекарственное средство такое? Вы что, таким лечить меня собрались? Да ни за что! Я лучше всю жизнь буду ходить пешком по земле и никогда не взмою в небо, чем буду глотать чужие глаза! Гадость!
Тайсвен тепло улыбнулся, но голос его звучал строго, когда он принялся отчитывать чересчур шумную пациентку:
– Не слишком ли ты разболталась, красавица? Вижу, уже пришла в себя, после последней попытки попасть за Грань, значит, пора вновь повторить?
От предложения жреца Сюльри вся сморщилась и поежилась.
– Ещё чего! – возмущенно бросила она. – Я ещё не до конца поправилась. Мне предстоят долгие годы лечения, прежде чем я вновь смогу попасть туда. Вам придется подождать, господин жрец. Очень долго подождать.
– Твои запястья твердят об обратном, – спокойно произнёс Тайсвен. Он отложил мешочек в сторону, осторожно положил молочно-белый глаз с золотистой радужкой в простую стеклянную пиалу и взял девушку за руки. Холодное прикосновение жреца огнем обдало запястья Сюльри и она непроизвольно отшатнулась, но отнимать руки не стала – ей было жутко интересно, что такого с ней снова сделают ловкие и заботливые руки Тайсвена.
– Как я и думал, ты быстро восстанавливаешься после того, как осознанно ступила за Грань, – еле слышно проговаривал жрец, осматривая белесую кожу рук Сюльри там, где их не тронул загар. – Только мне не до конца понятно, в чем же причина такой перемены. Ты и раньше получала раны, лишалась конечностей, но не могла без помощи сигхаля восстановиться самостоятельно. Кровь кенканов наращивала твою плоть и кости, причиняя нестерпимую боль, но никогда не позволяла тебе уйти за грань, очерченную тенями, не позволяла тебе запомнить увиденное. Но сейчас… – Тайсвен пристально вгляделся в бледное от запрятанной глубоко внутри усталости лицо Сюльри, запачканное грязными разводами. – Сейчас твоё тело и разум переживают удивительные трансформации без какой-либо особой причины. Хотя… Если сопоставить время…
Тайсвен отпустил руки Сюльри и схватил со стала странный продолговатый предмет, по гладкой поверхности которого пробегали розоватые, лиловые и сапфирово-синие искры. Сюльри завороженно уставилась на сияющую в полумраке сотнями разноцветными лучиками вещицу, в которой жрец тщательно пытался что-то разглядеть.
– Если верить луксару, – задумчиво пробормотал Тайсвен, медленно проводя по вещице приплюснутыми пальцами, – то Мгла начала распространятся по Юдоли вчера, ещё до заката. Как раз в то время, когда я дал тебе сигхаль, а ты сбежала из комнаты и потеряла сознание в коридоре Храма. Но как связать эти события вместе, если природа Мглы и Грани отлична одна от другой? И там ли я ищу разгадку.
Сюльри вскинула бровь и надменно проговорила:
– Вы, жрецы, всегда ищите во всем причину? Ну получилось у меня пройти за эту Грань и что с того? Может, это произошло совершенно случайно, а ты тратишь время на бесполезные думы. У тебя что, другой работы нет?
– Есть, красавица, и очень много, – устало покачал головой Тайсвен. – В последние дни её уж слишком прибавилось. И одна из моих головных болей, как хранителя Храма бога Песка – это разгадывать многочисленные загадки, которые нам, смертным, подкидывают боги.
– Всё-таки я была права, – покачала головой Сюльри, и её ещё по-детски пухлое лицо выражало в это мгновение притворную мудрость не по годам зрелой женщины. – Жрецам в Храмах промывают разум, отчего они верят во всякую чепуху. Я думала ты не такой, Тайсвен, думала, вы умнее. Луйф всегда говорил, что богов придумали жрецы, чтобы дурить простым людям разум. Но я даже и подумать не могла, что сами жрецы тоже одурачены!
Сюльри с таким искренним сожалением взметнула руками, что Тайсвен, который было готовил очередную назидательную тираду, широко улыбнулся.
– Пусть бы и так, – жрец потрепал Сюльри по лохматой голове, отчего она втянула её в плечи и попятилась, – но мы – дураки, знающие половину правды, тогда как вы – слепцы, ведомые дураками. У нас у всех незавидное положение, даже у богов, которых мы считаем всесильными. С этим ничего никто поделать не может.
– Все говорят, что боги всесильны. Но если они такие сильные, то зачем им понадобились Храмы, жрецы, жертвоприношения? – недоумевала Сюльри. – Разве всемогущим существам все это нужно? Тогда в чем же их могущество, если они без нас, жалких псов, прожить не могут?
Тайсвен задумчиво оглядел Сюльри и снова потрепал её по голове, девушка принялась сопротивляться и отскочила от жреца подальше, туда, где её не достали бы его короткие холодные руки.
– На этот вопрос никто не может найти ответа, красавица, – Тайсвен снова повернулся к столу и взял в руки пиалу с глазом. – Также, как и на многие другие.
– Так у какой твари вы забрали эту мерзость? – вопросила Сюльри, с любопытством приближаясь к столу и вглядываясь в золотистые отблески, которые отражались от стекла пиалы и освещали тусклым свечением ладонь жреца.
– Эта тварь зовётся – «бог», – улыбнулся Тайсвен. – И нет опаснее существа и нет желаннее господина.
– Глаз бога? – недоверчиво переспросила Сюльри. – И как же он его тебе отдал? Не силой же вы его забрали.
– О, нет, – покачал головой Тайсвен. – Мне только предстоит узнать, почему хозяин глаза решил с ним расстаться, и кто он такой – этот хозяин.
– И как же ты узнаешь? – с ехидством вопросила Сюльри. – Глаза не могут говорить.
– Зато могут видеть, – спокойно ответил жрец, не обращая внимания на игривое настроение Сюльри. – Нам лишь нужно узреть то, что этот глаз когда-то видел.
– Каким это образом? Вставишь его вместо своего? Так ты лишь свой здоровый глаз зазря переведешь.
– Нет, красавица, – в лиловых глазах Тайсвена сверкнул озорной огонёк. – Однажды умерший не сможет увидеть жизнь, пусть и давно ушедшую. Здесь мне потребуется помощь моего юного друга.
– Чья это? Моя что ли? – удивленно вопросила Сюльри чего-то испугавшись. В мыслях у девушки завертелось, как жрец, услащая её своими льстивыми речами, вытаскивает из её черепа огромный синий глаз, а вместо него запихивает другой, золотистый, и вся внутренне передернулась. – Ну уж нет! С меня хватит и того, что ты заставляешь резать кожу! Свои глаза я ни за что не отдам, они мне дороги!
Для демонстрации своей непреклонности, девушка закрыла глаза ладонями и скорее услышала, чем увидела, как жрец улыбнулся.
– Я не могу просить тебя о столь большом одолжении. Тем более, когда есть тот, кто справится с этой задачей лучше, чем кто-либо из нас.
– И кто это? – с интересом выглянула Сюльри из-под пальцев.
– Маленький сновидец, которому предстоит увидеть, возможно, самый страшный кошмар, – произнёс Тайсвен, закрывая стеклянной крышкой пиалу, из которой за ним пристально наблюдал золотой глаз.