Забытые боги: Пепельное солнце

Глава 4. Первопричина, спрятанная во лжи

Кровь. Черные тени. Свет тусклого белого солнца. Черное беззвездное небо.

Кровь. Черные тени. Смех беззубого. Крылья тонут во тьме…

Кровь. Черные тени. Синий отблеск жизни в густом мраке…

Кровь. Черные тени. Рука, что принимает дар… Дар вечности…

– Не могу больше! – Сюльри устало откинулась на подушки, выронив из рук нож. Её медовые волосы слиплись от грязи, запястья пересекали тонкие рубцы шрамов с засохшей рыжеватой кровью, светлая рубаха липла к окровавленному потному телу, глаза сами собой закрывались, и Сюльри податливо откликалась на зов сновидения, но резкий окрик заставил девушку подскочить на месте:

– Ну что ты за лентяйка такая!

Сюльри раздраженно вздохнула, приподнялась на подушках и гневно воззрилась на Тасйвена. Он сидел на своём привычном месте, в глубоком кресле возле кровати, подперев голову кулаком, и устало глядел на девушку.

– Цепляйся за детали, мне не нужны твои расплывчатые образы! Режь глубже, ты царапаешь по поверхности! – громко восклицал Тайсвен, но Сюльри на его слова лишь замотала головой и прокричала:

– Там слишком темно, я не могу ничего увидеть! И вообще, я режу себя несколько часов подряд! Дайте мне прийти в чувства! У меня только что отросла рука, я нахожусь в шоке, понимаете? В шоке!

– Сомневаюсь, что ты способна испытывать подобное, учитывая твою спокойную реакцию на Грань, – покачал головой Тайсвен. – Прекращай строить из себя невинное дитя! В твоих интересах пройти как можно глубже. Ты собираешься отращивать свои крылья или тебе и на земле неплохо живётся?

Сюльри обиженно нахмурилась, выпятив полные губы, она уже подготовила для жреца ответную речь, которая целиком состояла из отборных ругательств, собранных с улиц Иргиса, но Тайсвен остановил её жестом. Приложив к виску два сложенных вместе пальца, он прорычал что-то невнятное и поднялся с кресла.

– Куда вы? – вопросила Сюльри, заметив, что Тайсвен направляется к двери. – А помочь мне излечить раны?

– Позже. У меня нет времени, – коротко ответил Тайсвен и вышел в коридор, громко хлопнув за собой дверью.

Сюльри выругалась ему вслед, плюхнулась на постель и зарылась в подушки, пачкая светлую ткань кровавыми разводами.

«Кровь. Черные тени. Пение безголовых птиц. Соленая вода…»

– Ничего не понимаю! – она в остервенении барахталась на кровати, колотя пятками по матрацу. – Что за тени? Почему так много крови? Причем здесь мои крылья? Почему никто не отвечает на мои вопросы!

Но гнев её быстро испарился – усталость брала своё.

«Это что, мне опять нужно будет заснуть? – думала она в полудрёме. – И почему моё тело такое странное? Может отрастить руку, но не может прожить без сна больше суток. Вот бы вообще не иметь тела, парить над землей, взмывать в небеса…»

Сон пришёл незаметно. Сюльри не сразу поняла, что покинула знакомую реальность: ощущения были настолько приятными и привычными – не оставалось сомнений в том, что так оно и должно быть на самом деле, а всё остальное, всё, случившееся раньше, лишь пустой морок, чья-то злая насмешка над судьбой бескрылой птицы, которая никогда не взмывала в небо.

Но сейчас: порывы ветра ласкали лицо, принося с собой запах сухой травы и песка. Солнце освещало ровную речную гладь, золотистый свет бликами искривлялся на ржавых скалах глубокого песчаного ущелья. Она крикнула во все лёгкие, и клич помчался вперед, обгоняя её саму. На зов откликнулись: тысячи голосов слились в единую стройную песню, она эхом пронеслась по ущелью – дело сделано, они готовы выступить.

Воздух прорезали взмахи тысячи крыльев, мощный поток ветра схлестнулся с речной волной в схватке, и ввысь взметнулись воды холодной реки. Она смотрела вниз, видела, как под ней бурлят ледяные волны, как парят над ними её братья и сестры, серые крылья которых сияли серебром в танце ветра, воды и солнечных бликов.

Это её дом, её родина, и они будут биться за неё до последней капли крови.

Черные тени… Черные тени стягивают серые крылья огненными тисками, их жар опаляет кожу. Они тянут к ней руки, хватают её за запястья и тянут за собой в костер солнечного света, где жидкие тени танцуют в безумном угаре. Они улыбаются безлико, у них нет имен, нет родины, но они бьются за неё, пока последняя капля черной смолистой тени не испариться в сумраке пламени солнечного пожара.

Сюльри с громким криком проснулась. Она тяжело дышала, хваталась дрожащими пальцами за горло, из которого с хрипом вырывались стоны боли, но не её. Всем телом она чувствовала лёгкость и пустоту, лишь еле заметная боль напротив пупка говорила, что это тело всё ещё живо.

– Тени… – прошептала в забытьи Сюльри. – Им очень больно…

Она отняла от горла дрожащие руки и поднесла запястья поближе к глазам, чтобы убедиться.

– Получилось! – Сюльри с восхищением рассматривала гладкую кожу запястий, на которой темно-рыжей корочкой застыли следы былых порезов. – Как это выходит только, не пойму… Сон был совсем не об этом, так почему…

Она продолжала тщательно разглядывать руки, но тут её внимание привлекло темное пятно за окном. Точнее, самое темное пятно, ибо за окном царила непроглядная мгла, словно густая и скомканная из сотен теней. Но из всего этого мрака одно пятно выделялось густой черной смолью. Сюльри вылезла из-под одеяла и прошлепала босыми ногами к витражному окну, узоры которого были не видны, сокрытые ночью. Бесформенное пятно непрерывно двигалось и перемещалось по стеклу в хаотичном порядке. Оно казалось плотнее и гуще своих собратьев и выглядело так, будто хотело принять определенную форму, но не могло вспомнить, какую именно. Сюльри инстинктивно протянула руку, приложила к окну ладонь там, где в это мгновение застыл сгусток тени, и тут же отдернула её: стекло было безумно горячим.

– Странно, – вслух подумала девушка. – Неужели окно за день так прогрелось? Неудивительно, что в комнате так жарко, аж кожа плавится.

Она потянулась к небольшой золотой ручке наверху, чтобы открыть окно, но длинная бледная ладонь остановила её, схватив за запястье. Сюльри обдало жаром от этого прикосновения, и она от неожиданности отскочила в сторону, задев бедром стол, с которого со звоном посыпались склянки с отварами. Воздух наполнился запахом жженой травы и кислых грибов.

– Кто же так без предупреждения хватает! – ощетинилась Сюльри, безжалостно борясь со страхом, который щипцами схватил её сердце, бешено рвущееся наружу подстреленной птицей. – В этом Храме что, и окно открыть нельзя, чтобы тебя не напугали до смерти?

Она кричала, но никак не могла найти взглядом того, на кого именно изливала своё недовольство. Комната на первый взгляд казалась пустой, но Сюльри была готова отдать руки и ноги на отсечение, что здесь был кто-то ещё, спрятанный в тени объемного шкафа из темного дерева.

– Эй ты! Я тебя вижу, – ткнула пальцем наугад Сюльри. – Выходи и немедленно, иначе я пожалуюсь главному, этому, как его… А! Бо Лукану! Слышал меня? Выходи!

Тень за шкафом слегка шевельнулась. Сюльри сощурилась, пытаясь разглядеть её хозяина, однако это и не потребовалось – высокая фигура в темной рясе сама вышла на свет, но всё же, как-то неуверенно и смущенно.

– Ага! Так и знала, что здесь кто-то есть! – победно воскликнула Сюльри. – Вас не учат в Храме, что заходить в чужие комнаты без стука нельзя? Что за безобразие! Кто ты вообще такой? Покажи себя, чтобы я знала, на кого пожаловаться!

Фигура в рясе всё то время, пока её отчитывали, стояла с поникшей головой, которую прикрывал длинный глубокий капюшон. Незнакомец хотел откинуть его с лица, но не решался, его тонкие изящные пальцы дрожали и никак не могли уцепиться за ткань. Сюльри, глядя на бесплодные попытки незнакомца, гневно приблизилась к нему, отчего тот отшатнулся и попытался отойти от резвой девушки подальше, но наткнулся спиной на стену.

– Чего это ты, боишься? – ехидно вопрошала Сюльри в попытках заглянуть под капюшон, но незнакомец настойчиво отворачивался от неё и прикрывался руками. – Значит, как без стука в комнату входить, то ты смелый, а как личико своё показать – стыд пробрал? А ну-ка давай, не смущайся! Поздно песок сгребать ладонями, смерть уже дышит тебе в спину! – непонятно к чему произнесла Сюльри фразу, когда-то услышанную на рынке Эфриса. Незнакомец ошарашено застыл и потерял бдительность, чем девушка и воспользовалась: она подпрыгнула и одним движением откинула капюшон с высокого худощавого мужчины и тут же в страхе обомлела. На неё смотрело бледное виноватое лицо, обрамленное белыми прядями волос, яркими пятнами на бескровном лике выделялись черные без белка глаза.

Байзен протянул руку и открыл рот, чтобы что-то сказать, но Сюльри звонко ударила по его ладони своей и отскочила как можно дальше от него.

Сердце девушки бешено стучало о ребра, пытаясь вырваться наружу, а тело обдало холодом и жаром одновременно. В памяти всплывали образы, которые кислотой выжгли в её сущности белые пятна страха. Сюльри задрожала, вспоминая, как желтые зубы впиваются в её руку, как хлещет горячая кровь, как тихий голос шепчет и требует, чтобы она не двигалась. Отчаяние и ужас сковали Сюльри, как в тот день, когда жизнь её потекла по иному руслу. Девушка боялась того, кто стоял перед ней, ненавидела его, пускай тот и выглядел иначе. Звериная морда, белая шерсть, когтистые руки – все это исчезло, и сейчас на неё с испуганным видом смотрел юноша, который тянул к ней свою руку с изящными пальцами, но теперь на них не было жутких когтей, одно касание которых разрезало плоть, открывая пульсирующее розоватое мясо.

Сюльри шумно сглотнула и передернулась всем телом, отвращение захлестнуло её. Чувство страха, которое накрывало её ледяной волной, пугало, поэтому Сюльри решила бороться с холодом привычным путём: раскалиться до предела обжигающей яростью.

Она с негодованием уставилась на Байзена, сжала дрожащие руки в кулаки и гневно выплюнула:

– Снова ты? Убирайся отсюда! Что тебе на этот раз надо? Решил отгрызть мою ногу, а, может быть, сразу голову? Уходи!

Сюльри с каждым словом распалялась всё больше, привычная храбрость возвращала свои позиции, сметая неведомый ранее страх. Девушка готова была пуститься в драку, если потребуется. Сюльри гневно дышала и нетерпеливо ожидала, когда эта тварь, которая притворялась разумным существом, скроется из виду и вернет ей долгожданное спокойствие. Но Байзен не двинулся с места. Он покорно опустил поднятые в порыве руки и тихо произнёс:

– Не хотел… Прости меня… Не хотел…

Но для Сюльри его извинения были как сухая древесина для пламени – только подбавляли жару.

– Что ты там бормочешь себе под нос?! – яростно вопрошала она. – Думаешь, сказал пару слов, и дело с концом? А вот не будет тебе прощения, мерзкий горг! Пускай рука и отросла, но ты заставил меня испытать весь этот ужас, и теперь моё сердце бьется как сумасшедшее всякий раз, как я вижу тебя. Убирайся прочь! Мне твоё прощение, как собаке третья нога!

Байзен с непониманием посмотрел на Сюльри и еле слышно спросил:

– Что… Что это значит?

Сюльри сама не понимала, что хотела этим сказать, но виду не подала и раздраженно прокричала:

– Да какая разница! Я говорю тебе, чтобы ты убирался! Мало того, что ты напал на меня на улице средь бела дня, так ещё и пугаешь, хватая за руки! Можно было и словами сказать, ты же не немой!

– Боялся…

– Громче говори! – не выдержала Сюльри. – Что ты строишь из себя невинную девицу, кого ты пытаешься обмануть!

– Я боялся не успеть! – неожиданно громко воскликнул Байзен, но тут же смущенно потупился. Сюльри обомлела от такой неприкрытой наглости, по её мнению, а потому пошла в атаку:

– Да что с тобой не так! Открыть окно – это что, преступление? Да не пыталась я повредить ваше драгоценное имущество, нечего так переживать!

– Дело не в нём… – снова еле слышно произнес Байзен, глядя своими черными глазами на густой мрак за окном. – Пускать в Храм Мглу нельзя, она способна навредить тебе и всем живым. Окно сдержит её ненадолго, но здесь тебе оставаться нельзя, никто не должен находиться в Юдоли, пока тьма не развеется. Не понимаю, почему Тайсвен не спрячет тебя в более безопасном месте.

Голос его был чистым и глубоким. Он говорил ровно и спокойно, хотя и испытывал чувство стыда и смущения. Сюльри ненароком заслушалась и разжала кулаки, утратив былой гнев к этому печальному юноше.

– Безопасное место? – повторила Сюльри, медленно приближаясь к окну. Темный сгусток тени кругами завертелся на стекле, принимая то форму идеально ровного шара, то скручиваясь как змея, то растекаясь, сливаясь с мраком. Сюльри снова захотелось приложить ладонь к окну, невзирая на обжигающий жар стекла, но она удержалась.

Байзен молчаливо следил за танцем тени, чьи движения в желтоватом полумраке комнаты завораживали и притягивали взгляд. Они так и стояли безмолвно в отдалении друг от друга телами и душой, но, казалось, будто стоит сделать мелкий шаг вперед, навстречу, и они преодолеют ту грань, что невольно разъединяла их, но Сюльри не спешила ступать на зыбкую почву прощения.

Она резко повернула голову и впилась взглядом в Байзена, а тот не решился посмотреть на девушку в ответ, продолжая следить за плясками сумрака.

– Зубы мне заговариваешь, да? – прошипела Сюльри, сжимая ладони в кулаки. – С чего тебе вдруг о моей безопасности беспокоиться? Сам же на меня напал, чего теперь-то из себя героя-спасителя строишь?

Байзен наконец оторвал взгляд от окна и спокойно посмотрел на Сюльри, девушка вздрогнула от его неотрывного взора, в котором нельзя было разглядеть ни намека на враждебность, лишь бесконечную усталость и тяжесть, что скрывалась на дне бездонной черной ямы.

– Я виноват в случившемся, поэтому и принёс тебя сюда. Теперь я должен искупить свою вину, – размеренно произнес Байзен, но при этом его бледное лицо покрылось легким розоватым румянцем.

Сюльри усмехнулась его словам и со смехом произнесла:

– То есть не давать мне открыть окно и впустить эту черную штуку внутрь – искупление вины? И сколько ты так за мной таскаться будешь, спаситель?

– Столько, сколько потребуется, – невозмутимо произнес Байзен, глядя прямо в синие глаза Сюльри. От такой откровенности девушка растерялась и тут же отреагировала в свойственной ей манере:

– Ещё чего! Думаешь, я тебе позволю? Ага, размечтался! Что в мире творится, ужас что такое! Ни дня без скандала, продыху не дают!

Она продолжала браниться, не глядя на Байзена, а тот смотрел на неё неотрывно, и его бледные тонкие губы тронула легкая тень улыбки.

***

Тайсвен возник перед Бо Луканом в его временном пристанище, кабинете, который Ха Яркел выделил солнечному богу, пока тот гостил у него. Бо Лукан сидел в кресле, которое он приставил к окну, и задумчиво взирал на мрак за стеклом.

– Господин, в Храме незнакомец, которого подослали следить, – Тайсвен глубоко поклонился и, не поднимая головы, продолжил: – Священное орудие, прибывшее вместе с ордженским мальчиком, сейчас сдерживает его, но этот юнец посмел обнажить меч в Храме, поэтому советую вам разобраться с этим как можно скорее вместо моего господина.

Бо Лукан даже не повернулся к жрецу. Он продолжал глядеть на сгустки Мглы, которые клубились за окном, нагревая стекло. Тайсвен, не дождавшись ответа, поднял голову и вопросил:

– Господин? Дело не терпит отлагательств. Поэтому…

– Юнец посмел обнажить меч в Храме… – мягко усмехнулся Бо Лукан. – Он никогда не отличался терпением и покорностью, подстать своему хозяину. А что мальчик? Как он отреагировал на буйство своего юного друга?

Бо Лукан обернулся к Тайсвену, его глаза сверкнули золотом в полумраке кабинета, освещаемого теплым светом желтоватых ламп.

– Но, господин, сейчас нет времени обсуждать…

– Не беспокойся, – поднял руку Бо Лукан, прерывая жреца. – Времени у нас предостаточно, Мгла не даст нам покинуть Храм, а моя сила не даст ей проникнуть внутрь. Мы не сможем выбраться, пока мой отец и братья не разберутся с Мглой снаружи. Так что, присядь, Тайсвен, я хочу знать всё о мальчике и девушке, которые так неожиданно посетили скромную обитель Ха Яркела. Поведай мне, Тайсвен, о своих планах.

Жрец с удивлением уставился на солнечного бога и не спешил удовлетворить его просьбу.

– Но, разве эта Мгла настоящая? – вопросил он, бросая быстрый взгляд на черные вихри за окном. – Я слышал о Черной Мгле, о её свойствах, их хорошо описал в своём трактате Бо Илхюз, но там было сказано, что истинная Мгла была утрачена во время сражения с великанами тысячи лет назад. То, что мы видим сейчас – всего лишь фарс, напущенный Лунным пантеоном. Разве нет?

Бо Лукан, неожиданно для Тайсвена, громко рассмеялся. Его по-мальчишески звонкий смех заполнил кабинет птичьим песнопением и шелестом листьев.

– Трактат Бо Илхюза? – переспросил Бо Лукан, отсмеявшись. – Не знал, что его писание всё ещё в ходу в мире смертных. Кто бы мог подумать.

– Господин, – обратился к богу Тайсвен, теряя суть разговора, – что вы хотите этим сказать?

Бо Лукан, достав из-за пазухи белый мешочек, с улыбкой произнес:

– Запомни на будущее, Тайсвен – мой младший брат хорош в двух вещах: в обмане и развлечениях. И он не гнушается обводить вокруг пальца своих дорогих братьев, чтобы потешить собственную персону. Я бы не стал доверять тому, что он пишет в своих трактатах, ибо бог Иллюзий – не самый достоверный источник.

– Я всё ещё не понимаю, – честно ответил Тайсвен. Тогда Бо Лукан протянул ему маленький мешочек из простой белой ткани, который жрец неосознанно принял.

– Взгляни, какую загадку мне на этот раз загадал мой дорогой брат, – мягко произнёс Бо Лукан, но его золотые глаза колко сверкнули. – Я начинаю терять те нити, за которые стоит дернуть, чтобы найти ответ. Мгла, странное поведение отца, а теперь ещё и это. Может быть, в одном из трактатов Бо Илхюза было сказано, где искать решения его загадок? Что скажешь, Тайсвен?

Жрец не нашёлся с ответом. Он осторожно развязал шелковую ленту, стягивающую ткань, и раскрыл мешочек. Заглянув внутрь, Тайсвен чуть не выронил его из рук.

– Это… – нерешительно начал он.

– Верно, – кивнул Бо Лукан. – Всё именно так, как ты видишь. На этот раз – это не иллюзия.

Тайсвен дрожащей рукой оттянул белую ткань, чтобы рассмотреть получше, но сколько бы он ни смотрел, картинка не менялась – из недр мешочка на него всё также пристально глядел глаз с золотистой радужкой.