Громкий крик пронесся по всему Дому, девушки вскочили со своих рабочих мест и под недовольное ворчание клиентов помчались к источнику звука, который находился в глубине дома, там, куда постояльцам «Эспера» вход был воспрещен, и где скрытые от мужских глаз подрастали внебрачные отпрыски завсегдатаев публичного дома.
– Что произошло?
– Что за крики?
Группка девушек, кто в неглиже, кто в растрёпанном виде ворвалась в детскую, напугав кудрявую черноволосую женщину с младенцем на руках, который с не по годам умным взглядом смотрел на вошедших.
– Ни-ничего, – залепетала женщина, без особой необходимости укачивая ребенка, – Матушка притащила в Дом девчонку, совсем кроху, калеку безрукую, вот она и кричит.
– Калеку? – недоверчиво переспросила низенькая светловолосая девушка с неестественно-ярким макияжем. – С чего бы это матушка притаскивала в Дом калек? Да ещё и ребенка, какой с неё прок?
– А мне почем знать, – огрызнулась женщина, прижимая к груди младенца, который не сильно был рад материнской опеке. – Иди и спроси у неё сама, она там, в комнате девочек, вместе с лекарем из Храма.
– Из Храма? – разом ахнули девушки и испуганно покосились на дверь в «девичью», откуда раздавались душераздирающие крики, словно кто-то мучил животное.
Дверь не выдержала пристальных любопытных взглядов и с грохотом растворилась. Девушки в страхе попятились, глядя на то, как порог переступает стройная высокая женщина с ледяными зелёными глазами, обрамленными острыми складками морщинок. Женщина окинула девушек, которые вжимались в стену, пристыжено опустив глаза, гневным взором, но когда она раскрыла уста, её голос зазвучал холодно и размеренно:
– Кто разрешал вам покинуть комнаты и прекратить работу?
В ответ девушки только сильнее сжались.
– Я задала вопрос, – чуть громче произнесла женщина, её бледное лицо слегка покраснело, а ноздри задрожали от сдерживаемой ярости.
– Простите, Матушка, – дрожащим голосом вымолвила коротконогая светловолосая девушка, не решаясь поднять голову, – мы услышали крик и…
– И решили, что тоже хотели бы присоединиться? – резко оборвала её Матушка, не повышая голоса. – Соскучились по плёткам? Мне и вас заставить кричать от боли и унижения?
Черноволосая женщина, которая ни в чём не провинилась перед Матушкой, боязливо согнулась, прижав к себе младенца так, что ему стало трудно дышать, и он закашлялся.
– Выметайтесь отсюда, – холодно произнесла Матушка, сверкая бледно-зелёными глазами. – Увижу хоть одну в коридоре, изобью до беспамятства.
Дважды повторять ей не пришлось. Девушки, всё также вперив глаза в пол, друг за другом выскочили из детской под грозным взором Матушки. Как только дверь за ними закрылась, Матушка обернулась на кряхтенье младенца и бесстрастно проговорила:
– Если ты хочешь убить это ничтожное создание, то могла бы избавиться от него ещё в утробе.
Женщина вздрогнула и отняла посиневшего младенца от груди.
– П-ростите, Матушка, – выдавила она из себя.
– Займись делом, Майва, – бросила Матушка по пути в «девичью». – Ты родила три месяца назад, уже давно должна была приступить к работе. Со следующей недели в детской не появляйся.
– Да, Матушка, – покорно согласилась Майва.
Матушка открыла дверь, впуская в детскую нечеловеческие визги, и с грохотом захлопнула её за собой.
– Алчная сука, – сквозь зубы выдавила Майва, злобно сверкнув янтарными глазами.
***
– Эти крики когда-нибудь закончатся, Тайсвен? – вопросила Матушка, переступив порог «девичьей».
– Вы уж простите, госпожа, – перекрикивая орущего ребенка, произнёс Тайсвен, – но это создание совершенно не поддаётся никакому лечению. Я успел нанести мазь для наращивания костей и плоти, но не успел дать ей обезболивающий отвар, как она укусила меня и завопила во всё горло! Горг, а не ребёнок!
Тайсвен поднял для наглядности короткопалую ладонь, на которой не было ни следа от укуса. Матушка смерила жреца презрительным взглядом и приблизилась к кровати, на которой, раскидав во все стороны подушки и одеяла, безумно метался маленький комок из оборванных одеяний, крови и светлых медовых волос. «Комок» махал короткими обрубками рук, которым не доставало кистей и безостановочно вопил.
– И где вы только подобрали этого дикого зверька? – с интересом вопросил Тайсвен в попытках ухватить девочку за босую ногу.
– Так ты не видел? – слегка приподняла тонкие рыжеватые брови Матушка.
– О чём вы? – жрец обернулся и удивленно воззрился на неё лиловыми глазами.
Матушка вместо ответа ухватила девочку за волосы, без особых усилий приподняла над кроватью и одним резким движением сорвала с неё лоскут ткани, который раньше явно был обычным холщовым мешком.
– Старые и новые боги! – изумленно протянул Тайсвен. Его взгляд был прикован к двум жутким параллельным шрамам темно-бордового цвета на спине девочки, – но как она сюда попала?
– Это сейчас не важно, – отрезала Матушка, – дай ей отвар, пока я держу её.
Тайсвен ещё какое-то время рассматривал шершавые грубые шрамы, а затем поспешно потянулся к чаше с синеватым бульоном, в котором плавало нечто круглое и склизкое. Матушка одной рукой крепко держала девочку за волосы, а другой осторожно, двумя пальцами, разжала зубы, кои девчушка сжала, завидев перед собой глиняную чашу.
– Вот так, красавица, глотай не спеша, – успокаивающе приговаривал Тайсвен, вливая в горло девочки прогорклую жидкость. Девочка, обессилив от долгого сопротивления и нескончаемой боли в запястьях, из последних сил трепыхалась в руках Матушки, но всё же ни одна капля отвара не пролилась мимо.
Как только Тайсвен закончил процедуру, Матушка разжала руки, и девочка в беспамятстве плюхнулась на кровать.
– Какая вы, однако, сильная женщина, – восхищенно присвистнул Тайсвен.
– А ты, как я погляжу, – сурово отозвалась Матушка, смахивая с рук медовые прядки волос, – совершенно не умеешь пользоваться своим даром, Тайсвен. Попусту растрачиваешь своё бессмертие.
– Плюсы бессмертия в том, – поднял он свой палец к потолку, – что оно бесконечно и потратить его невозможно. Тем более, какой же я бессмертный, если мне пришлось пережить одну смерть? Я простой смертный, который однажды удостоился чести пройти через жуткий кошмар и остаться при этом в выигрыше, только и всего!
Матушка ничего не ответила, а лишь слегка сощурила глаза.
– Как долго она пробудет без сознания? – вопросила она, когда Тайсвен закончил возиться с руками девочки.
– Несколько часов, – подумав, ответил он. – Организм молодой, должен быстро управиться, но только…
– Что? – не выдержала Матушка, когда Тайсвен излишне растянул свою мысль.
– Только к какому виду кенканов относится девочка? Если она илкан или элкан, то ничего страшного, я могу отрастить ей крылья, а если улкан…
– Она улкан, – отрезала Матушка, – и ни о каком отращивании крыльев речи не шло. Вылечи её руки и можешь быть свободен.
Тайсвен замолк в раздумьях, поэтому не сразу ответил:
– Как скажете, госпожа. Ха Яркел приказал мне следовать вашим указаниям, и раз они заключаются лишь в этом, то так тому и быть.
Матушка бесстрастно кивнула, бросила быстрый взгляд на затихшую девочку, на раскрасневшейся щеке которой выступило белое пятно в виде кролика, а затем направилась прочь из «девичьей».
– Госпожа, – окликнул её Тайсвен, когда та схватилась за ручку двери, – вы уже дали ей имя?
Матушка нахмурила тонкие брови, едва заметно пождала губы и сухо бросила:
– Сюльри.
Тайсвен вскинул кустистые брови и еле слышно пробормотал:
– Вот, значит, как.
Матушка больше не произнесла ни слова, она отворила дверь и бесшумно скрылась, оставив измученную девочку Тайсвену, который с нескрываемым любопытством вглядывался в её лицо.
***
Дверь тихонько скрипнула. Матушка подняла глаза от бумаг, которые аккуратными стопками высились на тёмном деревянном столе, и с удивлением вопросила:
– У тебя есть ко мне дело, Тайсвен? Не помню, чтобы разрешала тебе войти.
– Прошу прощения за вторжение, – учтиво поклонился Тайсвен, – но возникли небольшие трудности в лечении ребенка, ради которого вы меня сюда и вызвали.
Матушка смерила Тайсвена быстрым взглядом, отложила в сторону желтоватый листок помятой бумаги и, слегка откинувшись на кресле, жестом руки указала жрецу продолжать. Тот кивнул и размеренно начал, непроизвольно повышая голос, будто не мог довольствоваться только одной тональностью:
– Видите ли, это создание не поддаётся моему лечению. Я использовал на ней все известные мне и лично опробованные на кенканах снадобья – никакого эффекта. Её руки постоянно кровоточат, а боль столь нестерпима, что мне приходится давать малютке успокоительное и обезболивающее в бесчисленном количестве. Впервые встречаюсь с подобным. Может быть…
Тайсвен замялся, Матушка приподняла брови, её бледно-зелёные глаза обдало холодом, и жрец торопливо закончил:
– Может, если бы вы рассказали мне подробнее о происхождении этого дитя, мне бы удалось понять, в чём причина столь странной реакции юного организма кенкана на искусное врачевание.
Матушка свела в задумчивости брови и надолго притихла. Тайсвен, не решаясь прервать её молчания, мялся у двери и натянуто улыбался.
– Я и сама многого не знаю, – сдержанно начала она. – Это создание бегало по улицам Эфриса, воровало еду и дважды попалось. В первый раз девочка лишилась одной кисти, во второй – лишилась ещё одной, но, удивительно, осталась жива и продолжала досаждать торговцам. Я вырвала её из рук лавочника, который собирался отрезать ей язык за излишнюю болтливость, и привела сюда. Ей повезло, что никто не проведал об её истинной природе: продали бы на забаву бродячему цирку или какому-нибудь храму в Дагании, где за радость приносить в жертву тех, кто служит Солнечной империи.
Тайсвен тихо хмыкнул, Матушка резко подняла глаза и холодно осведомилась:
– Что именно показалось тебе смешным в моём рассказе?
– О, ничего-ничего, – быстро опомнился Тайсвен, – просто мне показалось, что вы, госпожа, знаете гораздо больше, чем хотите показать. Но, ваше право, со своей стороны я сделал всё, что мог, прошу не судить строго мои скромные таланты и передать Ха Яркелу, что в сложившейся ситуации моей вины нет. Засим откланиваюсь.
Тайсвен почтительно поклонился и, не поднимая головы, направился к двери, но металлический голос Матушки остановил его:
– Твоя наглость переходит всякие границы, Тайсвен. Мне следует напомнить Ха Яркелу, как следует обращаться со своими игрушками.
– Господин Ха Яркел не относит своих подчиненных к вещам, госпожа, поэтому он вряд ли внемлет вашим словам, – бросил, не оборачиваясь Тайсвен. – Я пойду.
Но выйти ему не дала деревянная чернильница, которая с грохотом врезалась в дверь, пролетев мимо его кучерявой головы.
– Вы, смертные, – озлобленно выплюнула Матушка, – получив благословение богов, забываете своё место. Кто ты такой, чтобы разговаривать со мной подобным тоном?
Тайсвен нагнулся, поднял чернильницу и медленным шагом двинулся к столу Матушки.
– Я помню, кем являюсь, госпожа, – вкрадчиво проговорил Тайсвен, с глухим стуком опуская чернильницу на стол. – А вот вы, похоже, забыли, что давно утратили своё бессмертие. Я был с вами вежлив из уважения к своему господину, но, как погляжу, кроме напускной гордыни и затаённого страха в вас ничего не осталось, и моего уважения вы не достойны.
Матушка гневно дышала, глядя на то, как жрец с простодушной улыбкой играет короткими пальцами с резной чернильницей.
– Вам не стоит вести себя подобным образом со мной, госпожа. Я хочу помочь этому дитя, только и всего, – тихо добавил Тайсвен с тёплой улыбкой.
Матушка от переполнявшей её ярости не нашлась, что ему ответить, она лишь злобно буравила Тайсвена взглядом, пока тот молча уходил прочь.
– Если вы всё же измените своё мнение, – добавил он на пороге, – вы знаете, где меня найти.
Жрец осторожно захлопнул дверь за собой, и устало вздохнул:
– Боги, как же с ними тяжело.
Он отряхнул со своей шёлковой рясы прилипшие медовые волоски и размеренным шагом прошествовал по сумрачному душному коридору, напевая под нос.
***
– Ну вот, смотри! Никаких склизких комков, только вода и травы, ничего более! – Тайсвен безрезультатно пытался напоить девочку лекарством. Она съежилась в углу кровати, укрывшись за пеленой волос, и тихо скулила от боли.
– Что за непослушный ребёнок! – громогласно воскликнул Тайсвен, отчего девочка только сильнее вжалась в спинку кровати. – Я же тебе помогаю, а не мучаю! Тебе что нравится ходить с этими обрубками? Какая же ты упрямая!
Тайсвен шумно выругался и взмахнул руками, задев склянку с едко пахнувшими травами, она со звоном разбилась об пол, и по комнате пополз запах маринованного тухлого мяса.
– Ну что за невезение! – ругался Тайсвен. Он нагнулся и принялся вытирать неприглядного вида лужу тряпкой, непрестанно ругаясь. Но он застыл на месте, когда заслышал тихий смех, больше похожий на свист или шипение. Тайсвен поднял голову и встретился взглядом с девочкой, которая тут же спряталась от него за волосами.
– Ха! – вскричал он. – Так тебе нравится, когда ругаются, я угадал? Привыкла к ругани, когда скиталась по улицам? Вот же озорница!
Девочка слегка выглянула из-за слипшихся от грязи прядок волос, её синий глаз блеснул, отразив огонёк настольной лампы.
– Вот что я тебе скажу, кроха, – таинственно начал Тайсвен, присев на кровать, – тебе придётся здесь жить, так что будь аккуратной, особенно с Матушкой. Следи за тем, что говоришь и, может быть, сумеешь прожить в этом месте долгую и спокойную жизнь. Кто знает, как бы сложилась твоя судьба, останься ты в Феданских горах.
Девочка безмолвно следила за ним, тихо дрожа от боли и усталости, но глаза её при этом оставались ясными, словно существовали отдельно от тела.
Внезапно девочка опустила свою голову ниже и совсем зарылась в волосах. Тайсвен недоуменно вскинул брови и протянул к ней свою ладонь, которая застыла в воздухе, стоило ледяному голосу раздаться за его спиной.
– Я всё тебе расскажу, но это не должно покинуть этой комнаты.
Жрец обернулся: бледная Матушка смотрела на него, не отрываясь, в её глазах плескался сдерживаемый гнев, а губы и без того тонкие были плотно сжаты.
– Как вам будет угодно, госпожа, – покорно ответствовал Тайсвен. – Вы же знаете, память у меня плохая, ибо душа дырявая, долго в ней ничего не задерживается.
Матушка медленно кивнула и уверено приблизилась к кровати, с которой на неё пристально смотрели два огромных синих глаза.
***
Тишина царствовала в комнате жреца. Девушка с красными от жара щеками сидела в ворохе подушек и с сомнением взирала на такого незнакомого прежде знакомца.
– Мы ведь уже с вами виделись, так? – неуверенно вопросила Сюльри, держась левой рукой за живот. Правая рука вполне тоже сгодилась бы, но девушка не могла привыкнуть к мысли, что её конечность так неожиданно вернулась на своё привычное место, а поэтому не решалась ей пользоваться.
Тайсвен непонимающе захлопал глазами, а затем восторженно вскричал:
– Боги! Никогда не перестану удивляться кенканам! Удивительные создания, ни одни чары не действуют на вас так, как надо. Просто поразительно! Стоило тебе заглянуть за Грань, так память моментально вернулась. Ну не удивительно, а?
Сюльри с недоумением уставилась на него и, зацепившись за незнакомое слово, вопросила:
– Что такое Грань?
Тайсвен звонко рассмеялся:
– Значит, про кенканов вопросов не будет?
Сюльри смутилась, она опустила глаза на свою правую руку, которая была такой же, как раньше, даже загар был таким же неровным, обрамлявшим запястье коричневой перчаткой.
– Чего притихла? – всё ещё смеялся Тайсвен. – А я ведь тебя не сразу узнал. Как только имя твоё услышал, сразу всё в уме по полочкам разложил. Но ты не злись на меня, я ж не знал, что мы когда-нибудь ещё увидимся. Видимо, на то есть свои причины.
Тайсвен притих. Сюльри нерешительно подняла глаза: жрец с любопытством взирал на неё из своего кресла с тёплой дружелюбной улыбкой, от которой у девушки вся боль тут же испарилась. Она шумно сглотнула и с сомнением вопросила:
– Значит, вы всё же сможете вернуть мои крылья, да?
Тайсвен хитро прищурился, сверкнув лиловыми глазами:
– Нам предстоит с тобой долгая беседа, красавица. И лучше тебе слушать меня внимательно, если ты не хочешь ничего упустить.