Глава 6. Проклятый герой, отдавший душу за проклятого бога

Из черных расщелин, расчерчивающих коричневатый Пик, острым лезвием разрывающий лазурное небо, клубами вырывался сапфировый дым, он густой пеленой окутывал бесплодную скалистую долину, что располагалась глубоким ковшом между плоскими черными горами.

Хладное дыхание пика Проклятых не согревало золотистое сияние Солнца, которое огненным шаром застыло над теми, кто сражался в синеватом тумане в полном безмолвии.

Он был не один. Он видел, как сотни облаченных в золотой доспех богов неистово набрасываются на тех, кто отдал своё сердце давно погасшей Луне. Серебро сцепилось с золотом, но исход битвы был не предрешён – Судьба отвернулась от тех, кто сошёл с предначертанной старыми богами тропы.

Он отвернул свой взор от блеска доспехов, Ему было все равно, кто одержит верх в битве, которая была проиграна всеми. Он ждал, и терпение Его достигало предела. Взгляд золотистых глаз был прикован к поверхности Пика, которая будто сочилась рыжеватой кровью, смешивая её с пылью забытого времени.

– Ваше сиятельство, – услышал Он тихий голос за спиной, но ни на секунду не оторвался от дышащего хладом пика Проклятых, – я прибыл по поручению госпожи Ом Теи, она готова помочь вам и Бо Ючке сокрыться в своих владениях. Сражение ещё не окончено, есть время пройти тропой Леса Заблудших душ и покинуть Небесную Твердь.

Усмехнулся, но голос прозвучал твердо, когда Он произнёс:

– Ом Тея никогда ничего не делает просто так. Плата за её доброту всегда непомерно высока.

– Никто не говорит о плате, Ваше Сиятельство, – возразил голос. – Ом Тея выразила желание отплатить вам, памятуя о том, как вы, господин, уступили Бо Юлуну земли Дагании и часть Пустых земель, отказавшись от владений в тех краях. Ваш поступок был очень щедрым, и Ом Тея не может оставить его без внимания, не ответив благодарностью.

Крепче сжав в ладони медное копье с янтарным наконечником, с которого тугими каплями сочился сладкий яд, Он обернулся. Перед Его взором предстала невысокая девушка с мутными сероватыми глазами, в которых застыла вековая усталость и тихая отчаянная покорность. Её хрупкое тело было заковано в легкий медный доспех, испещренный узорами, которые искаженно напоминали переплетения лиан и пшеничных колосьев. На коротких седых волосах девушки, будто сотканных из пепла, покоилась гранатовая диадема, с помощью которой, Он знал это наверняка, Ом Тея следила за их беседой.

– Взгляни, Вач, – указал Он рукой на сражающихся в проклятом тумане богов. – Увидь же, как высока цена за щедрость. Ни один поступок бога не лишен последствий, ни один из них не избежал платы. Смерть Шо Лонвая от моей руки послужила началом конца, и расплатиться за эту «щедрость», могу лишь я. Прятаться – не выход, Вач. Я предстану перед правосудием и верну шаткий мир в бессмертную обитель.

Вач нахмурил изящные тонкие брови и в беспокойстве замял руки, но голос его оставался бесстрастным, когда он говорил:

– Вам прекрасно известно, что жертвовать собой ради мира между Пантеонами – бессмысленно. Спокойствие не продлится долго, а ваше отречение станет лишь угрозой для будущего Солнечного Пантеона. Шо Лонвай заслуживал смерти: его попытка воскресить старых богов могла привести к плачевному исходу. Вы вовремя остановили его…

– Прекрати! – Он резко оборвал Вача. – Смерть Шо Лонвая была ошибкой, её искуплением станет только моя погибель.

– Но вы не можете умереть! – вскричал Вач, потеряв былое хладнокровие. – За преступление, совершенное вами, полагается изгнание на пятнадцать тысяч лет, а это – слишком высокая плата за жизнь младшего бога, который вступил в игру с проклятьем старых богов. Ваше существование намного ценнее. Согласитесь на предложение Ом Теи! Идемте со мной, пока время на нашей стороне.

Но Он лишь тихо усмехнулся и с едва заметной иронией вопросил:

– К чему богине Плодородия помогать мне? Какой план на этот раз терзает её сознание? Если Ом Тея желает управлять Бо Юканом, захватив в свои руки жизни его дорогого сына и его супруги, то этому не бывать.

– Вы ошибаетесь, Ваше Сиятельство, – покачал головой Вач, пытаясь вразумит бога, – Ом Тея понимает, с какими последствиями столкнётся Солнечный Пантеон, если ваша жизнь оборвётся. Мир богов изменится, и никто не может сказать наверняка, кто в итоге извлечет выгоду из суматохи, которая поднимется, стоит вам раствориться в забвении.

– Передай Ом Тее, что я благодарен ей за помощь, – произнёс Он, задумчиво глядя на отблески серебра и злата, которые ослепительными искрами мерцали в густом сапфировом тумане. – Но я и Бо Ючке готовы понести ответственность за совершенную ошибку. Едва битва утихнет, все будет решено.

– Бо Юкан не позволит никому из Лунного Пантеона убить вас! – в отчаянии вскричал Вач. – Поймите же, Ваше Сиятельство, смерть ваша приведет лишь к новой войне, и с её жестокостью не сравнится ни одна из былых. Вы приняли неправильное решение, дайте же другим помочь вам не оступиться!

– Всё решится сегодня, – непреклонно ответствовал Он, обрывая на корню попытки Вача переубедить Его, но тот не сдавался:

– Но, Ваше Сиятельство! Подумайте о вашей супруге! Что станет с ней, когда вас не станет? Что станет с Пантеоном? Это не та ошибка, за которую стоит платить столь ужасную цену!

Но пронзительную речь Вача прервал резкий свист – отшатнувшись от неожиданности, Вач с изумлением уставился на золотую стрелу, что вонзилась между ними в пустынную землю. Вач поднял голову: на одном из уступов Пика застыла стройная фигура в золотом доспехе. Сквозь синеватую дымку Вач разглядел ярость, исказившую бледное лицо, он видел ненависть, сосредоточенную в натянутой тетиве, он различил злость, что изливалась из глаз богини, один из которых был сокрыт за белесым туманом.

– Кто это? – выдавил из себя Вач, заметив легкую улыбку, что тронула Его уста.

– Та, в чьи руки я вложил наше будущее.

Это были Его последние слова перед тем, как золотой наконечник стрелы пронзил Его смуглый лоб, оросив пыльную землю багряными каплями божественной крови.

***

Кровь стекала по щеке, смешивалась с солью слез и огнём разъедала рану от меча. Дилфо плакал навзрыд, но не понимал, отчего слова Ючке причиняли такую боль. Он не понимал, почему этот черноволосый юноша с холодным взглядом всегда заставляет чувствовать себя самым ужасным и ничтожным существом во всем мире.

В голове мальчика крутились чужие воспоминания, дымкой окутавшие его сознание и перемешавшие вымысел с реальностью. Раскаленным острием, минуя туман забытых снов, его пронзали слова Ючке, которые теперь нестерпимо звенели в мыслях Дилфо, крича: «Ты сам виноват».

«Все его слова – чушь! – с остервенением думал Дилфо, утирая горячие слёзы. – Он говорит так, потому что знает: всё случилось из-за него. Орджен уничтожен из-за Ючке, моя семья погибла из-за Ючке, моей вины в этом нет! Я не виноват, не виноват!»

Но горечь сомнения отравляла слова утешения. Если всё, сказанное Ючке, – ложь, то тогда почему Дилфо видит эти странные сны, даже когда бодрствует? И почему-то странное видение, образ чужой войны, возник в памяти, когда он коснулся Вилфо?

«Это всё – чушь! Ючке играет со мной, это из-за него я вижу сны, это он таким меня сделал! Никогда раньше мне не снились чужие сны, мне вообще ничего не снилось!»

Дилфо настолько погрузился в свои переживания, что перестал замечать происходящее вокруг. Напряжение, которое застыло в спертом воздухе Храма, достигало предела. Ючке сверлил взглядом Вилфо, который развалился на полу, сжав ладони в кулаки, и кривил лицо от нестерпимого желания вкусить солоноватой крови юного ордженца. Дилфо растирал по лицу розоватые слезы, острый металлический запах вернул его в чувство, и мальчик с удивлением отнял от лица руки и внимательно всмотрелся в кровавые разводы.

– Откуда? – недоуменно вопросил Дилфо, но не кровь смущала его в эту минуту. – Откуда ты достал меч, Ючке? Его ведь не было с тобой, его негде было спрятать. Объясни мне хотя бы это!

Ючке молчал. Он убрал меч, прозрачное лезвие которого светилось голубоватым сиянием, за спину и безмолвно хмыкнул, отчего Дилфо разозлился и вскричал:

– Ты дуришь мне голову пустыми словами, когда тебя не просят, а на вопросы, что я задаю, ты смеешься? Почему тогда я должен верить тебе?

– Потому что он говорит правду, – ответил за Ючке Вилфо.

Дилфо обернулся: Вилфо уже поднялся, его мутно-серые глаза горели, а лицо, покрытое детским румянцем, накрыла пелена усталости. Дилфо не сразу узнал своего нового знакомого, тот будто постарел на сотню другую лет и теперь казался старцем, запертым в теле мальчишки.

– О чём ты говоришь, Вилфо? – непонимающе вопросил Дилфо.

– Судя по тому, что я видел, – с легкой улыбкой отвечал он, – объяснять тебе что-либо бесполезно. Ты вспыльчив, переполнен злобой и страхом, словам вразумить тебя не дано. Ты веришь собственным глазам, но видят они не истину, а то, что скрывает правду. Ты боишься заглянуть дальше, боишься признаться себя, что глуп и наивен. Так каких же слов ты ждешь, юный сновидец? Какую правду требует твоё трусливое сердце?

От его слов Дилфо в растерянности отшатнулся.

– Что ты… Зачем ты… – лепетал он еле слышно.

– Ты видишь то, что обычно прячут в потемках, – бесстрастно продолжал Вилфо, – ты проливаешь свет на темные пятна истории, всё, что нужно – лишь касание. Хочешь сказать, что не заметил этого? Как долго ты спал в собственном теле, сновидец?

– Я не понимаю, – Дилфо отступал от Вилфо на трясущихся от страха ногах, мутные глаза мальчика сверлили Дилфо, прорубали в его сознании черные дыры, из которых Вилфо вытягивал скрытое, давно утраченное знание.

– Взгляни на меня, Дилфо, – продолжал наступать Вилфо, – разве я не тот, кого ты видел в своем недавнем сне? Разве ты не видишь, на сколь многое способен?

– Нет, это не так, – качал головой Дилфо. Он, пошатываясь, оступился и почувствовал на своём плече ледяное касание. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять – Ючке спасает его от неминуемого падения также, как и всегда. Эта мысль несколько отрезвила Дилфо и он устойчивее встал на ноги.

– Открой своему сознанию путь к душе, – не отставал Вилфо. Его сухой, будто иссушенный жарким солнцем голос окружал Дилфо знойным маревом. – Воспользуйся шансом, дарованным старым миром. Ты хочешь знать правду? Так вперёд! Коснись истины, что притаилась за твоей спиной.

Дилфо вздрогнул, лед прикосновения, который застыл на его плече, стал нестерпимо горячим. Сквозь рубаху Дилфо ощущал, как хлад Ючке медленно продвигается по его телу, как сковывает мышцы, как трясутся от страха руки, но…

Коснуться и узнать правду? Одно легкое движение и можно получить ответы на все вопросы? Это ведь так просто! Почему он раньше не подумал об этом?

Но.

Разве он не думал?

Разве не всматривался он в каждый случайный сон, цепляясь за мельчайшие детали?

Разве не с жадным нетерпением он ждал нового видения?

Разве он не хотел узнать об этом мире всё, даже если придётся пожертвовать самым дорогим, самым сокровенным? Миром и благополучием, семьей и близкими, привычным существованием, ради возможности узнать то, чего никто никогда не знал.

Так почему?

Почему он никогда не касался Ючке в ответ? Почему бежал от него, почему ненавидел, не давая юноше возможности оправдать себя одним лишь сном, одним лишь прикосновением?

«Ты сам виноват».

Голубые глаза сестры с укором смотрели на него из переулка, в котором мохнатая тварь с жадностью поглощала горячую плоть. Тварь обернулась, с её белой шерсти на камень капала рыжеватая кровь, а желтые зубы кривились в усмешке. Дилфо с усилием посмотрел твари в глаза, такие похожие на его собственные.

«Я не виноват. Я лишь хотел знать больше».

Дилфо не понимал, что делает: его маленькая ладошка с длинными тонкими пальцами коснулась прохладного и гладкого лица Ючке. Юноша не сопротивлялся, он даже не смотрел на мальчика, лиловые глаза Ючке в это мгновение выжигали на лице Вилфо одно единственное слово – ненависть.

***

– Ты никогда не говоришь мне правду! Почему ты постоянно врешь?

Маленький мальчик, плотно закутанный в черные шелковые одеяния, расписанные серебристыми нитями, которые складывались в запутанный узор, сотканный их древних защитных рун и имен давно усопших предков, кричал с мраморного балкона, украшенного печальными нагими статуями, вслед юноше, чье тощее тело было укрыто под ржавыми доспехами.

– Остановись! Я приказываю тебе!

Юноша застыл посреди тропы. Ночной воздух, пропахший сладковато-горьким ароматом цветов и свежестью озер, на мгновение прорезала тишина. Мальчик свесился с балкона, пытаясь разглядеть в темноте, что происходит в саду, но резко отпрянул назад, когда золотистые глаза юноши с гневом вперились в него.

– Принц Сунги! – звонко воскликнул златовласый юноша. – Кем вы возомнили себя! Приказывать мне? Высшему существу? Да вы отчаянно глупы, Ваше Высочество!

Мальчик испуганно вздрогнул, однако не отступил в страхе в свои покои, и в ответ прокричал:

– Я не глуп! Я хочу знать правду! Куда ты уходишь так часто, почему оставляешь меня одного?

Юноша устало вздохнул и провел по прекрасному лицу ладонью, прежде чем со вздохом ответить:

– Я уже говорил вам, принц Сунги, что отправляюсь на войну. Сколько раз я должен повторить, чтобы до вашего непревзойдённого ума дошло, что я имею в виду?

– Но наша страна ни с кем не воюет! – не отступался мальчик, густые черные волосы которого были заплетены в длинную косу, спускающуюся до пят. – Это значит, что ты соврал!

– Нет, глупое ты создание! – в отчаянии вскинул руками юноша. – В мире что, по-твоему, существует только царство Сунгали? В мире всегда идёт война, она лишь меняет местоположение. Запомни это раз и навсегда!

– Но зачем тебе воевать? – не понимал мальчишка. – Останься со мной, в Сунгали, у нас мир и процветание, так сказал отец.

– Именно, – согласно кивнул юноша. – И чтобы так и оставалось, другие страны должны воевать. Так что, идите в свои покои, юный принц, а то простудитесь, и останется Сунгали без своего будущего правителя. Предоставьте нам, настоящим знатокам дела, решать ваши проблемы.

Сказав это, юноша развернулся на пятках и прошествовал вперед, скрываясь в глубине сада.

– Возьми меня с собой! Я тоже хочу на войну! Хочу сражаться рядом с тобой!

Юноша снова застыл на месте и обернулся, но теперь в злате его глаз плескалось задорное ехидство. Он с улыбкой посмотрел на принца и отчетливо выкрикнул:

– Чтобы сражаться вместе со мной, Ваше Высочество, вы должны умереть!

Его слова стрелой вонзились в сердце юного принца. Страшное слово – «смерть» – холодом прошлось по его телу. Но едва мальчик пришёл в себя, он заметил, что царственный сад давно опустел и лишь едва заметные следы на тропе напоминали об ушедшем.

Загрузка...