Забытые боги: Пепельное солнце

Глава 2. Дурная голова крыльям покоя не даёт

Байзен прикрыл голову руками, чтобы минимизировать урон, получаемый от всевозможных предметов, которые метала в него разъяренная Сюльри.

– Ах ты, засранец, а ну убирайся отсюда, видеть тебя не хочу!

Сюльри носилась по крохотной пыльной комнате без окон, которую для неё отвёл Тайсвен, когда она поправилась, и бросала в Байзена, застывшего у двери, немногочисленные пожитки, которые успела накопить за непродолжительную жизнь в Храме. В основном в качестве метательных орудий выступали пустые склянки из-под лекарственных отваров, тряпки и пучки сушеных трав, которые только предстояло заварить. Байзен стойко переносил все удары и ни слова не сказал, пока все предметы в комнате не закончились, и Сюльри устало не плюхнулась на простенькую кровать.

– Господин Тайсвен приказал мне следить за вами, – Байзен слегка поклонился и выпрямился в ожидании ответа, который обрушился на него с нескрываемой злобой и желчью:

– Да чтоб ты провалился! – Сюльри метнула в горга последний снаряд, состоящий из скомканных бинтов, которые ещё недавно прикрывали уже затянувшиеся порезы, но промахнулась, и комок с мягким стуком отскочил от двери и упал на пол. – Ишь, как вежливо заговорил! «Господин», за «вами», – карикатурно передразнивала она. – Ты мне не господин, я тебя слушать не обязана! Кто знает, что ты там мог придумать. Держишь меня в комнате против воли, я буду жаловаться!

Байзен глубоко вздохнул, прикрыл глаза и выпалил:

– Вы же сами слышали, как Тайсвен даёт мне указания, зачем же сейчас позабыли? Вы всегда, стоит Тайсвену уйти по делам, стремитесь нарушить все правила, установленные в Храме. Жрец ведь ясно вам сказал сидеть в комнате и пытаться вновь попасть за Грань. Так что перестаньте строить из себя капризного ребенка и приступайте!

Сюльри опешила от такой наглости, прищурилась и злобно, как дикая кошка, прошипела:

– Думаешь, что раз на «вы» ко мне обращаешься, так можешь нести всё, что вздумается? Если есть, что сказать, тогда перестань выкать, говори, как есть, без этих словечек! Или мне тоже тебя теперь на «вы» называть, жалкого пса? Безмозглый дуралей, пыль пустынная!

Байзен покраснел и поджал губы.

– Я не пёс, – нерешительно возразил он, но Сюльри от этого лишь больше распалилась:

– А кто ты тогда? Стоишь возле двери и никуда не пускаешь, а ещё лаешь попусту. Кусаешь всех подряд, а потом, виляя хвостом, прощения всё вымаливаешь. Пёс ты, самый настоящий!

Ноздри горга слегла дрогнули, а по лицу прошла едва заметная судорога.

– Дома у тебя своего нет, семьи и друзей тоже, – продолжала издеваться Сюльри. – Живёшь за счёт господских подачек, делаешь, что они попросят, а своего мнения не имеешь. Только и можешь срывать накопившуюся злобу на бедных прохожих, а господам и слова поперёк не скажешь.

– Прекрати! – неожиданно взорвался Байзен. Черные без белка глаза опасно сверкнули, а бледное лицо горга начало покрываться лёгкой белесой щетиной. – Ты же не знаешь ничего, совсем ничего не знаешь!

Сюльри опасливо вжалась в стену, пеняя на себя за то, что не смогла сдержать язык за зубами. Она ведь тут совсем одна, никто её не спасёт от ярости чудовища, как тогда, в переулке… В памяти Сюльри возникло отвратительное воспоминание об острых клыках и запахе крови, и девушка задрожала от страха. А Байзен всё продолжал:

– Я не хотел становиться таким! Я был обыкновенным, жил в своей родной стране, с семьей, а они меня выкрали! Выкрали и продали на ярмарке ради забавы!

Шерсть на щеках юноши стала гуще, глаза его впали внутрь черепа, а зубы вытянулись вперед, голос Байзена стал ниже на октаву и начал хрипеть, когда он говорил:

– Меня выкупил один жрец Песка для развлечений, – Байзен дрожал всем телом. – Ставил надо мной эксперименты в заброшенной хижине на окраине Эфриса. Он заточил мою душу в сосуде, а сознание сделал податливым и послушным. Превратил меня в это…

В словах Байзена слышалась такая горечь и обида, что Сюльри позабыла свои страхи. Она встала с кровати и приблизилась к юноше, но всё же оставаясь в отдалении.

– Ты не был рожден монстром? – переспросила Сюльри. Байзен поднял голову и посмотрел на неё. В его темных глазах трудно было что-нибудь разглядеть, но лицо, изуродованное неполным превращением, выражало невыносимую скорбь.

– Я был рождён летать, – тихо проговорил горг. – Но он отрезал мне крылья.

Сюльри обомлела. Ей и в голову не могло прийти, что в мире существует нечто подобное. Мир, поделенный на чёрное и белое, смешал свои краски, затянув девушку в запутанный водоворот реальности.

– Этого не может быть, – покачала головой Сюльри. – Ты не мог быть кенканом, ты не похож на него, нисколько.

– Почему же не может? – в хриплом голосе Байзена послышалась горькая усмешка. – С тобой ведь приключилось тоже самое. Однако тебе повезло больше. Тот, кто выкрал тебя, не стал продавать тебя на ярмарке, дал тебе свободу, пускай и извращенную. Ты потеряла крылья, но сохранила свою сущность. У тебя ещё есть шанс всё вернуть.

– И что? – резко вопросила Сюльри. Байзен не ожидал от неё такой реакции и удивленно воззрился на девушку, которая уперла руки в бока, нахмурила густые пшеничного цвета брови и начала его отчитывать: – Мне что теперь нужно тебя пожалеть? Или порадоваться, что хоть меня и выкрали, по твоим словам, я этого совершенно не помню, но мне всё равно повезло больше, чем тебе? Тебя это успокаивает или что? Думаешь, раз кому-то посчастливилось больше, то тебе и делать ничего теперь не надо, а лишь только скулить по углам о своей несчастной доле?

– Ты не понимаешь, – хотел было объясниться Байзен, но Сюльри и шанса не дала ему это сделать:

– Не понимаю и не хочу. Мне с такими, как ты, не о чем разговаривать.

И она, обиженно поджав губы, села на кровать и отвернулась к стене. Байзен остался в смятении от такого поворота событий, но не знал, что и сказать. Горг немного успокоился: шерсть сошла с его горящих от стыда щёк, он был смущен, ведь совершенно не планировал вот так вот изливать гнетущие мысли своей неудавшейся жертве, а от того совсем притих. Хотя он внутренне, где-то глубоко внутри, всё же радовался тому, что его исповедь прервала нескончаемые возмущения Сюльри, и она оборвала свои попытки выбраться прочь из комнаты.

Никто больше не нарушал молчания. Байзен слышал лишь, как сердито и громко дышит Сюльри, и как где-то в глубине Храма копошатся в своих комнатах жрецы.

Жрецы. Байзен ненавидел их всем тем, что осталось от его сердца. И пускай его на жаркие пески Иргиса привез солдат из вражеской страны, но таким, безжизненным, Байзена сделали именно жрецы, никто другой. Юноша закрыл глаза. Темноту развеяли воспоминания о безмятежном детстве. Шумные ледяные реки, что текут из земель Звёздной Юдоли, согревающие свои воды в объятьях желтоватых скал, нагретых палящим солнцем. Пустоши: куда ни глянь повсюду пустые земли с дикими травами и смелым зверьем, которое считает себя здесь хозяевами. Высокое голубое небо, на котором то тут, то там виднеются кенканы, крылья которых отливают розовым под утренними лучам солнцем. Безмятежность. Сказка, которую у него украли.

– Ты поэтому теперь за мной таскаешься? – вырвал его из размышлений тихий вопрос Сюльри. – Потому что я такая же, как ты?

– Нет, – едва слышно ответил Байзен. – Мы не совсем одинаковые. Но и не в этом дело. Я просто… – он замялся, не решаясь поднять глаза, потому что знал – Сюльри пристально смотрит на него своими большими сапфировыми глазами. – Я просто хочу загладить свою вину.

– Нечего заглаживать! – со смехом воскликнула Сюльри. – Рука-то уже отросла, вот, смотри!

Байзен всё же поднял взгляд: девушка махала ему двумя здоровыми руками.

– Раз уж я теперь цела и невредима, – продолжала Сюльри, – то и нет необходимости ходить за мной всюду попятам. Твоя совесть, или что там тебя так сильно мучает, чиста. Можешь быть свободен.

Сюльри с таким одухотворением, застывшем на её лице, поклонилась Байзену, что он онемел от удивления. Но горг быстро разгадал истинные намерения девушки и непреклонно произнёс:

– Я всё равно никуда отсюда не уйду, пока не вернётся Тайсвен. Даже не пытайся.

Сюльри разочарованно вздохнула и со скучающим видом прислонилась к стене, признавая своё поражение.

– Ты сказал, – начала она, немного подумав, – что мы одинаковые, но при этом говоришь, что разные. Как это понимать? Я и сама вижу, что мы с тобой ни капельки не похожи, да и от того крылатого генерала, которого я встречала, ты тоже слишком отличаешься. И как ты это объяснишь?

Байзен немного помолчал, размышляя, как лучше объяснить многотысячелетнюю историю их вида как можно короче и понятнее, и размеренно начал:

– Мы с тобой кенканы…

– Это я уже поняла, – перебила Сюльри. Увидев, что Байзен молчит и просто смотрит на неё, девушка неохотно извинилась и попросила юношу не останавливаться. Тот послушно кивнул и продолжил:

– Мы – кенканы, но принадлежим к разным видам одной расы. Их всего три: илканы, элканы и улканы – самые редкие из всех, которые ведут своё начало от птицы-улквы – гигантского сокола с человеческой головой и ногами.

– Жуткое должно быть зрелище, – не удержалась от комментария Сюльри. Байзен согласно улыбнулся уголками губ и пояснил:

– Раньше, в давние времена, мир населяло множество всевозможных существ, и все они жили в согласии. Войны были, безусловно, но они всегда быстро заканчивались и не отличались суровостью. Земными владениями правили великаны, небесными – боги, а посредниками между ними были кенканы.

– То есть, слугами-посыльными? – уточнила Сюльри.

– Нет, – покачал головой Байзен, – кенканы помогали сохранять мир и порядок в Юдолях, выступая примирителями в ссорах богов и великанов. Их уважали, к ним прислушивались.

– Но что-то, как всегда, пошло не так, – заметила Сюльри.

Байзен согласно кивнул:

– Богам было мало лишь небесных владений, и они развязали страшную бойню, впервые призвав Войну.

– Войну можно призвать? – удивилась Сюльри. – Она что – живая?

– Не совсем. Она скорее что-то вроде древнего духа. Никто не знает, откуда Война пришла на самом деле, да только первые упоминания о ней в трактатах относятся к тому времени, когда боги победили великанов.

– Это были старые или новые боги? – уточнила Сюльри. Байзен, удивленный её познаниями, слегка приподнял белёсые брови, чем вызвал недовольство девушки: – Не смотри так на меня! Думаешь, я совсем глупая и книжек никогда не читаю? А пусть это и так! Но у меня есть один знакомый учёный, ему про все эти божественные штучки всё известно, он мне часто рассказывал. И чем это отличается от того, если б я сама читала? Какое тебе дело, откуда я беру знания?

Байзен предпочел оставить этот вопрос без ответа и вернулся к основному рассказу:

– Это были новые боги. Старые к тому времени исчезли.

– Куда?

– Никто не знает, но великаны тоже не заставили долго ждать и присоединились к старым богам в Забвении. Новые стали безраздельными владыками мира, а кенканам предоставили выбор: либо присоединиться к богам, либо умереть.

– Как оригинально, – закатила глаза Сюльри.

– Многие выбрали смерть, это были улканы. Они сбрасывались с самой высокой горы в Юдоли, и лишь небольшая их часть осталась в живых.

– Именно поэтому они и редкие, – заключила Сюльри.

– Да.

– А что же остальные кенканы? – всё допытывалась она. – Чем они вообще от этих улканов отличаются?

– Я – элкан, – Байзен указал на себя узкой ладонью с изящными длинными пальцами. – Таких, как я, больше всего. Высокие, худые, со светлыми белесыми волосами – в Солнечной империи мы повсюду. Илканы же, наоборот, коренастые, внешне очень похожи на птиц. У них кожистые крылья, клювы, птичьи ноги и руки, которые некоторые умеют прятать. А ещё илканы ужасные чистюли и заносчивые ревнивцы порядка, поэтому часто занимают высокие должности в имперской армии.

– Ну и? Это всё? То есть меня от тебя отличает лишь цвет волос и фигура? – разочарованно воскликнула Сюльри. – Клюва у меня нет, волосы у меня не белые, – принялась рассуждать она, – а это значит, что… Значит, что…

– Ты улкан, – поспешил помочь Байзен. В его голосе послышалось нескрываемое уважение и маленькая толика скрытого восхищения. Сюльри это заметила и непонимающе вопросила:

– И что в этом такого? Ты так говоришь, будто это что-то особенное.

– Да, так есть. Улканов ото всех отличает то, что они могут прятать свои крылья, а также то, что их тела способны на многое.

– На какое многое? Ты про то, что я могу отрастить руку, ногу или ещё что-нибудь?

– Нет, это все кенканы могут, – покачал головой Байзен.

– Тогда что?

– Вы можете уходить за Грань и возвращаться оттуда в здравом рассудке, – пояснил Байзен.

– А при чём тут тела? Моё тело же остается тут, когда я ухожу за Грань. Тайсвен мне рассказывал, что в такие минуты я просто будто бы засыпаю, а потом просыпаюсь. Так, разве такое заслуга тела?

Байзен не ответил. Он будто стремительно размышлял о том, стоит ли говорить дальше: лицо юноши скривилось, по лбу потекли капельки пота.

– Я… – Байзен резко схватился за висок и пошатнулся.

– Эй, что с тобой? – Сюльри вскочила с кровати и уже почти приблизилась к горгу, но тот выставил вперед ладонь и остановил девушку жестом.

– Не стоит… Все нормально, – прохрипел Байзен. – Меня зовёт господин.

– Ты про Тайсвена что ли? Он не мог тебя позвать по нормальному что ли? – возмутилась Сюльри. – Зачем причинять боль? Если ты слуга, это ещё не значит, что с тобой можно так обращаться!

– Ты странная, – сквозь страдания заметил Байзен. Он держался рукой за голову, а другой пытался найти что-то за пазухой.

– Чего это вдруг? – не поняла Сюльри, внимательно наблюдая за телодвижениями Байзена.

– Ты ненавидишь меня, но при этом жалеешь, – горг вытащил из-под рясы небольшой мешочек, который висел на шее юноши на толстой черной веревке. – Ты готова броситься мне на помощь, но с яростью кидаешься, будто дикий зверь, всякий раз, как видишь меня. Я думал раньше, что это из-за случившегося в переулке, но сейчас ты сказала, что давно простила меня, и я верю в правдивость этих слов. Но почему же тогда ты так сильно ненавидишь меня?

Байзен крепко держал в одной руке мешочек из темного бархата, а другую всё также придерживал у виска. Лицо юноши побледнело, на коже проступили синеватые венки, а губы его дрожали, было видно, как сильно он сопротивляется призыву и какую невыносимую боль ему приносит упорство, но Байзен продолжал с надеждой во взгляде ожидать ответа на свой вопрос. Однако Сюльри не спешила. Она не могла ничего сказать, ведь не привыкла находить своим поступкам какую-то причину. Сюльри просто делала то, что взбредало в голову, не заботясь о последствиях и обоснованиях своим действиям. Почему она ненавидела Байзена? Да просто потому, что она так чувствовала! Разве ж этому есть какая-то причина? А если и есть, то зачем её искать, если чувства от этого всё равно не изменятся!

Сюльри раздраженно нахмурилась и выкрикнула:

– Да откуда ж мне это знать! Интересный ты, пёс, спрашиваешь о ерунде, которая мне неизвестна! Да кто ж такое может знать!

Байзен разочарованно улыбнулся и молча протянул Сюльри мешочек.

– Что это? – настороженно сощурилась она.

– Это земля с родины, – сквозь боль прокряхтел Байзен. – Она убережёт тебя от беды, пока меня не будет рядом. Никуда не выходи, пока Тайсвен не разрешит. Прошу тебя, будь осторожна.

Он поморщился от очередного приступа боли, против воли вложил мешочек в руки девушки, которая застыла в изумлении, и незаметно для Сюльри покинул комнатку.

– Земля? – всё еще недоумевала она. – Да на кой мне земля-то? Что мне с ней делать-то?

Но ответом ей была лишь тишина опустевшей комнатушки.

***

Вач укрылся в тени коридора и бесшумно наблюдал за тем, как из комнаты, пошатываясь, выходит Байзен. В образовавшейся щели Вач заметил застывшую фигурку Сюльри, и сердце его пропустило удар.

«Она здесь», – взволнованно подумал Вач. Но он не спешил. Вач пытался перебороть давно забытые чувства воодушевления и радости. Он наконец-то сможет искупить свою вину перед этой девочкой. Вину за то, что лишил её детства, лишил семьи и дома. Теперь он вернёт её обратно. Лишь Мгла спадёт, окончится война и божественные игры, Вач приведёт Сюльри домой. И сможет тогда вздохнуть с облегчением.

Но это позже. А сейчас нужно дать Сюльри знать, что она теперь в безопасности, что теперь Вач её не оставит, будет следить за каждым шагом и не позволит богам втянуть её в свои интриги. Как он это сделает? Вач пока не знал, но был уверен в том, что ответ не заставит себя долго ждать. А сейчас нужно лишь сделать шаг и наконец воссоединиться со своей совестью, с тем грузом, что так тянет вниз, мучает и гнетет.

Как только шаги Байзена слились с тишиной Храма, Вач вышел из тени и направился к двери в комнату. Вач протянул руку, коснулся ручки и застыл в изумлении. Дверь резко распахнулась и из полумрака комнатки на него с неменьшим удивлением уставились два блестящих синих глаза.