Забытые боги: Пепельное солнце

Глава 13. Остановить войну способна лишь Война

О, да…

Горги их всех дери, как же я скучал…

Истинно глаголят: пока не утратишь то, что твоё по праву, не поймешь, насколько неотделима сущность твоя от потерянного. Вот и со мной также. Как только меня свергли, я рвал и метал, пытаясь вернуть свои силы обратно, но со временем смирился, отпустил невыносимое желание уничтожить всех, кто имел отношение к моему падению, и вкусить вновь сладость могущества. Но сейчас, стоило вспомнить былые ощущения, в мыслях промелькнуло: я не готов вновь отпустить это, ни за что – вцепиться зубами, ногтями, всем существом в эту мощь и не отдавать ни единому созданию, пока сознание моё способно осознавать, какое это блаженство владеть своим по крови и роду.

Чувство абсолютного могущества, абсолютного контроля над телом и разумом. Слияние с миром, единение со всем сущим. Что может быть лучше?

Энергия бежит по жилам, наполняя вены кипучей кровью, что огнём сжигает страхи и неуверенность смертного тела, кожа покалывает и зудит, но зуд этот ни с чем несравнимое удовольствие всесилия.

Боги, ощущение сверхмогущества лучшее, что можно взять от принадлежности к божественному роду. В самом деле: остальные «достоинства» божественности, по обыкновению, имеют столько недостатков и условностей, что никакого удовольствия не доставляют. Взять, к примеру, ту же неспособность существовать без душ смертных – что это, если не постыдная условность, черное пятно на безупречно чистом теле бога. Но, видимо, мир, созданный старыми богами, решил ограничить нас хотя бы в чём-то, чтобы реальность не превратилась в хаотичную кашу из всякого рода безумия божественного. Мы те ещё твари, уж я-то знаю, и без сдерживающих ограничителей способны уничтожить не только мир и всё живое, но и самих себя – история гибели старых богов идеальный тому пример. Они канули в Забытье из-за несдержанности, излишней самоуверенности, утратили последние остатки разума и слетели с катушек. А впрочем, какое сейчас мне до этого дело – они получили то, к чему и вела их Судьба, моя же велит в эту минуту наслаждаться своим новым, давно знакомым состоянием, и я не стал противиться.

Голоса впитанных душ внутри меня пели, пели жуткие песни страданий, последних секунд своей жизни, раззадоривая, подгоняя энергию, унося её даже в те уголки тела, о которых и не подозреваешь. Крики смерти, утраченной и такой желанной жизни. Стенания ушедших не по своей воле.

Истинное блаженство.

Но громче всех среди гармоничной какофонии страданий выделялся знакомый голос давно забытого прошлого.

«Чтоб ты сгорел, ничтожество! Когда ты уже канешь в Забвение, гребанный придурок?! За что мне всё это? За верную службу?! Так ты благодаришь меня за столетия мучений ради тебя, вшивый ты ублюдок?! ОТПУСТИ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ!»

Го Он Ха, какой же ты стал крикливый. Но в чём-то он прав: своим нынешнем положением Он Ха обязан именно своему преданному подчинению. Сам себя в эту ловушку завел, а теперь меня виноватым выставляет? Не ожидал от тебя такого, Он Ха, не ожидал.

«Ты уж прости, дорогой мой, но отпустить тебя сейчас я не могу – нам вновь предстоит вершить великие дела», – вопреки противящимся возгласам возвестил я, чему Он Ха был явно недоволен, потому что крик орудия громовым набатом прозвенел под моей черепушкой:

«Ну уж нет! Хватит с тебя уже великих дел! А с меня тем более. Натворили столько, что и в тысячу лет не исправить! Больше ты меня ни во что не впутаешь!»

«Не понимаю, о чём ты, – мысленно пожал плечами я. – Все дела прошлого моего – остались в прошлом, к чему исправлять то, что давно лишь история? Да и кто из нас не совершал ошибок. А если кому-то мои былые оплошности причиняют неудобства в настоящем, так разве моя в том вина?»

«Всегда ты так, – прозвучал среди тысячи стенающих голосов надменный смешок, – стоит только заговорить о последствиях, как ты тут же прячешься в норку безразличия, хотя все прекрасно знают, что тебе не всё равно».

«Что?» – разом воскликнули мы с Он Ха.

«Кто это сказал?»

«Разве не ты, Он Ха?»

«Вот ещё! – возмутилось орудие. – Буду я с тобой разговаривать так почтительно! Пошёл ты в задницу, Ма Онши!»

Почтительно? В каком месте это было почтительно?

Но размышлять о приличиях мне было недосуг, а вот разобраться, что за душа мнит о себе столь много, раз решила перебить бога в его беседе с духовным орудием – это да, это всегда пожалуйста.

«С кем имею честь встретиться в собственной голове?» – мысленно поклонился я с уважением. Кто бы это ни был, но подобное бесстрашие стоит уважить. Перед тем, как стереть со свету.

«Скажем так, старый знакомый», – со смехом ответил другой голос, более высокий и резкий. Было трудно понять: ребенок это или же юная девушка.

Их здесь двое?

Какими душами со мной поделился тот незнакомец? Они столь сильны, что способны без труда перекрикивать многочисленные голоса простых смертных, да ещё к тому же ощутить вторженцев я был не способен, словно они были сокрыты тёмной пеленой забвения. Что за подстава?

Хотя… Чему я удивляюсь. Бескорыстно ни жить, ни умереть нельзя – всегда нужно чем-то жертвовать, пускай даже и чем-то незначительным. Ещё одно дурацкое правило, заботливо оставленное нам предками.

«Ха! Очередной старый знакомый, которому, я не сомневаюсь, ты когда-то насолил, Ма Онши, – глумился Го Он Ха. – Куда ни плюнь одни пострадавшие от твоего гигантского эго».

Это я и без него прекрасно осознавал, но какой именно несчастный встретился мне на этот раз? Их так много, что и не упомнить. Особенно тех, кто давно лишился жизни с моей помощью, когда на меня вдруг нападало меланхоличное настроение.

«Отложим повторное знакомство на более удачное время, – прогремел звучный голос. Я прямо ощущал улыбку, сокрытую в этих словах. Говорил явно мужчина, но о голосах в голове не всегда можно сказать с уверенностью, кто именно является их хозяевами, особенно, если владелец не желает, чтобы его раскрыли и у него достаточно сил для исполнения своего нежелания. – Для начала следует покинуть клетку и выбраться наконец наружу».

Так сказал, будто он томится здесь, а не мы. Мертвым, как и живым, душам не привыкать к клетке – к клетке живого тела. Так к чему такое нетерпение?

«Как скажешь, друг, есть какие-то конкретные предложения, как следует осуществить столь необходимое нам всем хотение?» – с усмешкой вопросил я в полной уверенности, что кроме как болтать, эти души ничего не умеют, но ошибся.

«Конечно! – радостно провозгласил высокий голосок. – Надо призвать Войну, что же ещё!»

Я мысленно шлёпнул себя по лбу.

Вечно эти боги, духи, звери, птицы, да кто угодно, думают, что боги Войны только и делают, что призывают Войну для решения своих проблем. Знали бы они, как на самом деле мы сами страшимся её и стараемся как можно реже с ней встречаться.

Война – это хаос. Первозданный, необузданный, неостановимый. Что такое Война, откуда она пришла – одним только старым богам и известно. Но лишь мы, боги Войны, научились общаться на понятном ей языке – языке смерти. Общаться, не управлять, как думают многие. Война никому не подвластна. Даже мой отец преклонял перед ней колени, а он не абы кто: первый бог, вступивший в контакт с Войной. Стоит ли говорить, как невелико было моё желание призывать неконтролируемый хаос именно тогда, когда мои силы едва вернулись, и мне предстояло вновь заново с ними познакомиться?

«Как будто это так просто», – со вздохом ответил я на абсурдное предложение.

«Что может быть проще! – звенел голосок. Раздражающе, пискляво. – Стоит лишь убить кого-нибудь, она сама и явится. Кровь, пролитая богом Войны – есть нечто иное, как подношение древней силе. Разве она пропустит столь открытый призыв о помощи?»

Да, процедура несложная, но, боги, как же тяжелы последствия, как велика сила проклятия Войны, которым она одаривает верных последователей.

Го Он Ха прекрасно знал об этом, поэтому и вскричал с неприкрытым ужасом в голосе:

«К чему прибегать к Войне? Разве выломать стены этой убогой темницы не удастся без её помощи? Для вас что, всё это шуточки какие?»

«Стены не проблема, – всё так же с улыбкой проговорил низкий голос. – Проблема в тех, кто стоит за ними. Пробить защиту, которую выставил Ма Сульхэ, будет не просто силами одного свергнутого бога. Даже мы не поможем».

Как там Он Ха сказал – почтительно? Если бы! Этот голос прямо-таки сквозил презрительной насмешкой над моей персоной. Похоже, нехило я ему насолил в прошлом.

«Откуда такая осведомленность о защите? – продолжал допрашивать Го Он Ха. – С чего это вам вообще стоит доверять? Вдруг вы засланцы Ма Сульхэ и хотите нашими руками творить свои грязные дела?»

Звонкий голос снисходительно пояснил:

«Будь у Ма Сульхэ желание призвать Войну, он бы сам это сделал, тебе так не кажется? Стал бы он подставлять своего родного племянника, к чему Ма Сульхэ это?»

Вообще ни разу не аргумент.

Он Ха был со мной согласен, а потому надменно выплюнул:

«Ма Сульхэ всегда стоял на пути Ма Онши из зависти перед его молодостью, успехом и мощью. В его духе сотворить какую-нибудь пакость, чтобы очернить племянника».

Ну… С этим утверждением я бы поспорил: я и без дяди прекрасно справлялся со своей «непогрешимой» репутацией. Обладатель звонкого голоса, видимо, тоже это было прекрасно известно, отчего он иронично подметил:

«Ма Сульхэ даже делать ничего не надо было, чтобы опустить Ма Онши туда, где он сейчас находится».

«На что это ты намекаешь?!» – начинал яриться Он Ха. Я хотел затушить его гнев в зачатке, но владелец зычного голоса опередил меня:

«Наша осведомленность об усиленной защите темницы, где заключен племянник Ма Сульхэ, очень просто объяснить, – почти сонно, с ленцой в голосе начал объяснять голос. – Достаточно просто знать, кто таков восточный бог Войны, который не смыкая глаз искал Ма Онши по все Юдолям, чтобы догадаться, какова будет клетка для беглеца. Ма Сульхэ так просто его не отпустит, поэтому стоит прибегнуть к способу, которого никто ждать от Ма Онши не будет, зная его нелюбовь к Войне».

Чего? С каких пор моя неприязнь к хаотичной старухе стала известным для всех существ фактом? Неужели я настолько предсказуемый?

«Возможно вы и правы, – всё ещё сопротивлялся Он Ха, – но почему мы должны вам верить? Кто знает, вдруг тот сладкоречивый незнакомец специально подговорил вас подговорить нас призвать Войну?»

На это голоса лишь рассмеялись.

А я решил разбавить наскучившее мне пререкание своим вмешательством, ибо несколько раздражало то, что мою персону обсуждали так, будто меня и нет здесь вовсе. А я, между прочим, являюсь владельцем головы, в которой собралась столь разношерстная компания.

«Допустим я соглашусь с тем, что Война – это необходимость, – со всей серьезностью начал я, – но кто будет разгребать последствия её призыва? Знаете ли, не хочется, чтобы к моему тысячелетнему изгнанию добавилась сотня другая лет».

«Последствия? – вопросил грубоватый голос с издевкой. – Не ты ли мгновение назад твердил, что они касаются всех, кроме тебя самого?»

Да мало ли что я говорил. Буду я запоминать каждое сказанное мной слово, ага.

«Да и какой спрос со свергнутого бога? – поддакнул высокий голосок. – У тебя же нет духовных сил, а значит, призвать Войну ты был не в состоянии. Твои руки чисты».

Признаюсь, речи их были настолько сладки, что я почти был уверен в логичности призыва Войны. Ну а как же, это единственный возможный способ покинуть темницу, к чему сомнения!

Но Он Ха не был с этим солидарен:

«Вот ещё! Не слушай их Ма Онши, это ловушка! Не знаю, в чём её смысл, но вся эта история с богами, орудиями и конфликтом между пантеонами кажется сплошной западней. Кто-то играет с нами, это же очевидно! Не поддавайся их уговорам, найдем другой способ выбраться».

Я не ответил.

«Ну же Ма Онши, не будь большим идиотом, чем ты есть сейчас! – не унимался Он Ха. – В конце концов, только мы с тобой знаем, что такое Война, им не понять! Хоть раз подумай о последствиях, подумай о самом себе! Ты готов вновь пережить тот ужас, с которым мы столкнулись когда-то?»

В памяти возникло лицо, пропитанное страхом. Поседевшие виски, распахнутые в ужасе глаза цвета морской глубины, пожелтевшая кожа, холодный пот, стекающий по шее. Моё лицо. Увиденное лишь раз, но огнём выжженное в подсознании. Я больше не хочу видеть это снова.

В голосе Он Ха слышалась паника, он понимал – отговорить ему меня не удастся, никогда не удавалось.

Я всегда всё делал наперекор. Даже самому себе.

«Отвратительный план, – я будто видел мимолётное облегчение на лице Он Ха, но рано он успокоился, ибо: – Хотя бы потому, что нет подходящего кандидата на роль жертвы. Где я вам найду смертного в темнице? Насколько мне помнится, сейчас здесь находятся, помимо меня, конечно, дружок Он Ха, странный некто, даровавший мне силу и…»

Погодите-ка…

Джун.

Протяжный злобный вдох Он Ха означал, что и он вспомнил о нашем незаметном спутнике.

«Даже не думай!» – прорычал Он Ха, но я его уже не слушал.

Смертный. Вот он и пригодился наконец.

Нет, конечно, помощь Джуна в пещерах Великанов нам с Ючке очень пригодилась, без него мы бы ещё тогда, в подворотне, попали в лапы жрецов, и на этом моя жизненная история закончилась бы. Но… Джуна никто об этом не просил, так что как помощь и не засчитывается, ведь так?

Да и поздно думать о морали. Бог нуждается в жертве и глупо отказываться от неё из-за былых приключений, о которых и вспоминать-то не хочется.

Я не стал дожидаться, пока Он Ха вновь начнет изливать на меня недовольство, а потому сконцентрировал своё внимание на теле и позволил ему принять новую форму, божественную.

Для тех, кто не знает, она особо не отличается от смертной оболочки, разве что ослепительным сиянием, которое мы непроизвольно излучаем. Вот и сейчас, едва я придал телу конечную форму, как оно заискрилось голубоватыми лучиками, осветившими деревянную темницу, конца которой не удавалось увидеть даже с божественным сиянием.

А дядя неплохо постарался, не стоит отрицать.

Пока я беседовал с занимательными существами в своей голове, в реальности прошло не более секунды, поэтому, когда темница внезапно озарилась светом, Наркю от неожиданности отшатнулся и воскликнул:

– Ох, напугали! Затихли так внезапно, а тут так резко явили себя.

Я молчал. Молчали и голоса в голове. «Незнакомец» тоже не подавал виду, будто спрятался в темноте, куда не доходило моё сияние, чтобы не раскрыть себя. Предусмотрительно.

– Так что делать теперь будете? – вопрошал Наркю, прикрывая лицо рукой. – Как надумали выбираться? Может, помочь чем?

Помощь мне его не требовалось. Я всё сделаю сам.

– Да почему вы молчите-то? Что-то не так?

Сияние померкло, ведь большая часть сил ушла на зов.

– Да что ж такое? Ответьте, будьте так добры!

Но все вопросы Наркю отпали, когда он отнял руку от глаз. Бледное лицо орудия скривилось от отвращения, когда его взгляд упал на меня, точнее, на то, что я держал в руках.

– Верховные боги, – упавшим голосом прошептал Наркю, сдерживая фантомные рвотные позывы, – что он вам сделал то?

Ничего. Он просто родился смертным.

Тело Джуна безвольно раскинулось на деревянном полу, лишь голова, с огненно-рыжими вихрами, покоилась на моей ладони с застывшим беззаботным лицом навсегда уснувшего человека.

Легкая смерть. Быстрая. Едва заметное движение рукой и голова с лёгкостью оторвалась от тела, заливая горячей алой жидкостью деревянный пол, которую тот жадно впитывал.

Война не любит столь заурядные жертвы, но выбора нет. Кровь пролита – обряд совершён.

Руки насквозь пропитались багрянцем жизни. Но каплей больше, каплей меньше – значения не имеет, я давно впитал её каждой клеточкой своего тела.

– Приготовься, скоро она будет здесь.

Да, она всегда отвечает на мой зов.

Ответа Наркю я не услышал, его перекрыл гул, накатывающий отовсюду. Дрожало все, даже самый воздух, пропахший железом и солью. Горькой солью ушедшей жизни.

Война приближалась, под громкий смех «незнакомца», доносящегося из теней темницы, под дрожь всего сущего. И этот гул не дал мне осознать сразу – душа Джуна, погибшего от моей руки очередного смертного, так и не явила себя миру.