Блаженны нищие духом

АНДРЕЙ БЛАЖЕННЫЙ. НА НОВОМ МЕСТЕ. МАШКА

Соседями оказались молодая женщина и ее семилетняя дочь, так похожая на мать, что в паре они напоминали двух матрешек — самую большую и самую маленькую.

— Меня зовут Маша. А это Кристина. А ты Андрей? Ничего, что я сразу на ты?

— Андрей. Ничего, так даже проще.

— Ты куришь?

— Курю.

— Ну, слава богу. А то Криська гоняет меня курить на кухню, а если бы еще и ты гонял меня с кухни, то совсем кранты. Не на лестничной клетке же расслабляться… Ладно, располагайся, не буду мешать. Заходи, если чего надо будет.

— Спасибо, Маша.

— А вы к нам надолго? — по-взрослому спросила Кристина.

— Я тут жить теперь буду.

— Ну да, я и спрашиваю, надолго? А можно, я тоже буду говорить вам «ты»? Или надо говорить дядя Андрей?

— Крись, хватит трещать, идем. Андрею надо делом заняться, — оборвала ее мать.

— Можно, конечно, — улыбнулся девочке Андрей.

В первое свое утро на новом месте Андрей проснулся и не сразу понял, где находится. Когда он, наконец, узнал комнату и вспомнил, как вчера вселялся, его охватил покой. Он долго валялся в постели, тупо смотря в окно и ни о чем не думая. Потом встал, оделся, умылся и, не завтракая, потому что завтракать было нечем, поплелся в жэк.

Убирать снег и долбить лед оказалось тяжелее, чем он думал. Совершенно не приспособленный к хозяйству, он питался кое-как и сначала страшно уставал. К вечеру от слабости начинали дрожать руки и ноги, но Андрей зло думал: «Зато они у меня есть».

С Машкой они часто курили вместе вечерами на кухне. Машка работала медсестрой в районной поликлинике и рассказывала всякие забавные или грустные истории о своих пациентах. Андрей слушал, улыбался, кивал, поддакивал, но никогда ничего не рассказывал о себе. Машка о себе тоже практически ничего не рассказывала, а уж если что и говорила, то это походило на какую-то официальную версию. Машка часто приглашала его то пообедать вместе, то поужинать, но Андрей всегда отказывался. Однажды она выступила с инициативой:

— Слушай, я девушка простая, поэтому скажу прямо. Вот сколько ты тратишь на еду?

— Ну, не знаю… Практически все… А что?

— Практически все — это слишком много, конечно. А что, если мы сделаем так. Я все равно готовлю, из-за Криськи. Отдавай мне половину зарплаты, и мы будем питаться вместе.

Андрей начал было что-то мямлить и отказываться, но Машка все-таки настояла на своем. Правда, Андрей решил отдавать больше, чем половину, но это были уже детали. Однажды Машка пришла домой, нагруженная до невозможности, и Андрей постановил, что закупать продукты они будут вместе, чтобы ей не таскать такие тяжести. Так и пошло. На домашнем питании работать стало гораздо легче. Андрей взял второй участок, появились кое-какие деньги, и в доме постепенно начали появляться книги, а потом и краски. Андрей снова начал рисовать.

Периодически Машка просила его вечером присмотреть за Кристинкой, потому что иногда подрабатывала частной сиделкой или нянькой. То какому-нибудь семейству хотелось сходить в театр или в гости, и не с кем было оставить парализованную свекровь, то еще что-нибудь в этом роде. Платили неплохо, и грех было отказываться. Андрей соглашался. Они либо смотрели телевизор у Машки в комнате, либо оба рисовали, либо читали каждый свое. Криська была ненавязчивым ребенком и совершенно не мешала. Даже, наоборот, с ней было как-то веселей, не так одиноко. Жизнь текла размеренно, тихо, уютно. Вот только ночами война никак не сдавалась и все приходила и приходила в его сны.

Однажды ему приснился его постоянный навязчивый кошмар: между палатками крадутся духи, и никто их не замечает. Андрей пытается закричать, но издает только нечленораздельное мычание. Из своих его никто не слышит, зато какой-то дух поднимает автомат и начинает стрелять по палаткам. И тут Андрей, собрав все силы, начинает орать изо всей мочи… Услышав страшные крики, в комнату к Андрею ворвалась босая в ночной рубашке Машка и начала его трясти. И только тогда он смог, наконец, проснуться. Он вцепился в нее и, путая сон с явью, стал объяснять:

— Все спят… а он прямо по палаткам… стреляет прямо по палаткам… по спящим…

— Все, все… успокойся… тебе приснилось… — уговаривала его Машка. — Это сон, кошмар приснился. Ты дома.

— И никто не слышит, а он сонных…

— Андрюша, все, все кончилось, это был сон… — уговаривала она его, гладя по голове, по щеке.

— Господи… наверное, мне всю жизнь будет сниться война…

— Не всю, Андрюша, не всю. Все будет хорошо, постепенно все забудется, сотрется в памяти и забудется… Не сразу, но постепенно…

— Господи, ну как бы это все забыть, вычеркнуть…

— Андрюша, времени еще мало прошло. Все забудется. Хочешь, давай покурим…

— Давай.

Андрей протянул руку, достал сигареты, зажигалку, пепельницу. Они сидели под одним одеялом, курили, обоих колотило — его от кошмара, ее от его крика. Когда оба немного успокоились, Машка сказала:

— Ладно, Андрюш, я пойду, — и попыталась встать.

Андрей поймал ее за руку и потянул вниз:

— Маш, не уходи…