Блаженны нищие духом

ЖЕРАР. ПЕРВЫЙ ВИЗИТ В РОССИЮ

Однажды хозяйка дома, куда Жерар был приглашен, угощала гостей рассказами о своей туристической поездке в Россию. Помимо непременных фотографий Красной площади, Новодевичьего монастыря и Ленинских гор, было несколько интересных снимков, сделанных на Крымском Валу. Жерар не стал задавать вопросов, а решил на досуге обо всем хорошенько поразмыслить. Россия представлялась ему огромной навозной кучей, в которой, если хорошенько порыться, можно отыскать горсточку жемчужных зерен. Чем больше он думал, тем реальнее ему представлялся план по открытию никому пока не известных талантливых художников, на которых можно значительно заработать. Жерар произвел интернет-рекогносцировку, прошерстил свою картотеку, повидался с некоторыми из своих многочисленных знакомых, осторожно и ненавязчиво наводя разговор на интересующие его темы, и, заручившись рекомендательными письмами, ранней весной оказался в Москве.

Что и говорить, вернисаж его не впечатлил. Более того, он его страшно разочаровал. Были, правда, неплохие пейзажи, возможное приобретение которых он решил отложить на последние выходные. Жерар походил по частным студиям, но и там ни за что не зацепился, хотя и прикупил по дешевке несколько весьма спорных картин, скорее даже не с целью будущей наживы, но чтобы произвести приятное многообещающее впечатление.

Ему постоянно рассказывали о каких-то гениальных художниках, пишущих шедевры, таскали по студиям-чердакам и студиям-подвалам, но когда он видел очередные фэнтези с драконами, единорогами и сексапилками-барби в коже или ню, никуда не годные перепевы Констебля, Дали, Гогена и иже с ними, прилагал немалые усилия, чтобы «держать лицо».

Все складывалось очень плохо. Время быстро уходило, а дело пробуксовывало. В отвратительном настроении, с бутылкой дорогущей водки в фирменном пакете и роскошным букетом цветов, Жерар шел по центру, разыскивая нужный дом очередного непризнанного таланта. Для себя он решил, что это будет его последний визит в чью-либо студию. Собственно, он и не рассчитывал найти там что-то интересное, тем более что хозяин баловался абстракцией и коллажами. Жерар коллажей не признавал, а уж на талантливую абстракцию даже и не надеялся. Но планов у него на вечер никаких не было, а ему сказали, что художник хорошо принимает. Кроме того, мало ли с кем он там может пересечься… Ребята, давшие наводку, настоятельно порекомендовали ему обратить внимание на картину, висевшую в гостиной. Картина называлась «Жопа моей жены» и, как говорили, на это стоило посмотреть. Жерар спросил:

— А эта картина — тоже коллаж? — и лукаво улыбнулся.

Шутка была оценена. Под дружный хохот и развитие темы кто-то, давясь от смеха, еле выдохнул:

— Нет, это натура…

Жерара действительно приняли очень хорошо. Он осмотрел работы, задал подходящие вопросы и изо всех сил старался не выдать скуки. Особенно долго он простоял у картины «Жатва»: на заднем плане, вдалеке, где поле еще не было убрано, шел комбайн, на переднем плане довольно неплохо была выписана грязная стерня, из которой слева за рамки вылезал тощий пучок настоящих, довольно потрепанных колосьев. Справа же в краску были вляпаны несколько разнокалиберных гаек и болтов, и на лохматом шпагате свисал вниз небольшой гаечный ключ. Обнадежив своим вниманием хозяина, Жерар спросил, есть ли еще у него картины, и хозяин широким жестом пригласил его в гостиную. Все свободное пространство на стенах было увешано работами, но главным украшением комнаты был заставленный снедью стол. Жена хозяина пригласила всех сначала подкрепиться, а уже потом продолжить осмотр.

За столом оживленно болтали, как всегда не давая переводчику возможности поесть. Перед подачей горячего вышла какая-то минутная заминка, и гости остались за столом одни. Переводчик легонько тронул Жерара локтем и кивнул на стену за спиной Жерара.

— «Жопа моей жены» — прошептал он.

Жерар слегка повернулся и прямо за его правым плечом увидел огромную розово-молочную задницу в обрамлении полунамеков на подсвечники, игральные карты, веера, бокалы, тапочки… И в ту же самую секунду видимо кто-то открыл неисправный водопроводный кран, который издал оглушительные и совершенно неприличные звуки. Жерар с переводчиком застыли в ужасе, переглянулись, а потом, давясь, беззвучно захохотали. Когда хозяева вернулись в гостиную с полными подносами, они нашли гостей в исключительно благостном расположении духа. Жерару вдруг стало легко и хорошо, и он понял, что у него все получится. «Да-а, — думал он, посмеиваясь про себя, — вот тебе и Россия… Вот тебе и «Жопа моей жены»!»

В очередную субботу он решительно двинулся на вернисаж еще раз — и не пожалел. На разложенных на таявшем снегу газетах, привалившись к самодельному, кое-как сколоченному из необструганных деревянных планок стенду, стояли несколько кусков то ли картона, то ли еще бог знает чего, с картинами, на которые Жерар невольно обратил внимание. Похоже, это было то самое, ради чего он затеял свою поездку. Жерар демонстративно вяло оглядел все, имевшееся у продавца, отметив для себя, что тот продавал картины, по крайней мере, пяти разных художников. Это обстоятельство он и попросил переводчика выяснить. Красноносый продавец в тулупе и валенках, видимо, уже находившийся в хорошем подпитии, охотно объяснил, что верхние три картины — его, а остальные нет. Просто они с друзьями скооперировались и торгуют здесь по очереди. Жерар попросил рассказать об авторах, и тот опять-таки охотно поведал:

— Вот эти мои.

— Интересные… Это провинция?

— Нет, это пока еще сохранившиеся московские дворики. Знаете, они потихоньку исчезают, и скоро этим работам просто цены не будет. Вот эти написали двое моих друзей, мы вместе закончили Суриковское.

— А цветы чьи? Женщина?

— Как вы угадали? Цветы пишет жена моего брата, балуется…

— А эти, на снегу?

— А вот эти, нижние, приносит один то ли бомж, то ли сумасшедший.

— Бомж? Что такое «бомж»?

Продавец с переводчиком посовещались и нашли французский синоним: «клошар». Услышав знакомое слово, Жерар закивал головой:

— Понятно, клошар…

— Клошар… Мы берем у него из жалости. И знаете, самое интересное, что и такие тоже покупают. Цена на них копеечная… Кто сколько может себе позволить. Здесь вообще много таких не пойми каких…

— Сколько стоят ваши картины?

Продавец на мгновение задумался и, так как хорошо перевалило за полдень, решил скинуть цену. Он особо не надеялся, что иностранец что-нибудь купит, но шанс был, и если бы удалось толкнуть хотя бы одну, то со спокойной совестью можно было ехать домой, в тепло.

— Цена, считайте, только за холст и за краски… Каждая по восемьсот рублей.

Жерар выдержал неопределенную паузу, и продавец, махнув рукой, продолжил:

— Но вам отдам за… шестьсот… Можно сказать, себе в убыток. Старая Москва… Скоро вы таких картин и не найдете…

Жерар улыбнулся и полез за портмоне.

— Упакуйте мне, пожалуйста, вот эту и вот эту с церковью.

Работы не бог весть какие, но в качестве подарков и сувениров из перестроечной дикой России они были на уровне.

Продавец засуетился, доставая из рюкзака замятый пакет и обрывки бечевок, бережно сложил картины лицом к лицу и упаковал их.

— А знаете что, давайте, я возьму у вас вот эти цветы вашей родственницы. У меня рука легкая, пусть ей тоже будет удача, — и Жерар опять улыбнулся. — Сколько она стоит?

За крошечную картинку, на которой, впрочем, не без изящества был тщательно выписан букетик ноготков, много просить было уже неудобно, и сошлись на ста рублях. Картинка столь же бережно была отправлена к тем двум, уже упакованным. Жерар достал две тысячных купюры и протянул их продавцу. Тот взял деньги и полез сначала в левый карман, потом в правый… Похлопал себя по карманам в брюках… Потом, тяжело вздыхая, все-таки достал из одного некое потертое и потрепанное подобие бумажника и стал рыться в его многочисленных отделениях, набитых какими-то визитными карточками, клочками бумаг и еще чем-то и, наконец, извлек оттуда три десятки. Протянул их Жерару и продолжил поиски теперь уже в рюкзаке.

— Знаете, мне пришла в голову одна мысль, — сказал Жерар. — Сколько стоят все эти картины вашего нищего?

Продавец моментально смекнул что к чему и тут же выдвинул встречное предложение:

— Берите их все на сдачу. Они, конечно, не очень, в смысле, в плохом состоянии, но, честное слово, просто жалко человека…

Жерар понимающе кивнул и сказал:

— Идет.

Уже в номере Жерар вынул четыре картины из пакета, внимательно осмотрел их и расставил на диване. На обороте каждой было что-то написано. Он понял, что «Андрей Блаженный» — это фамилия, а дальше, видимо, название. Потрудившись с предусмотрительно взятым словарем, Жерар сумел навскидку перевести: «Преддверие», «Добро и зло», «Седьмое колено» и «Распять Христа». Картины тревожили, завораживали, притягивали и не отпускали… Это был культурный шок.