То, на что здравомыслящая часть человечества могла бы жить обещанные полгода, а скупая даже дольше, разлетелось месяца через четыре, хотя Ани изо всех сил старалась не транжирить деньги. Правда, за это время ей удалось устроиться в ресторанчик «женщиной на подхвате», то есть затыкать собой все бреши, которые возникали в процессе работы обслуживающего персонала.
Жерар же помог ей найти и перебраться в дешевенькую квартирку. Переезд на несколько ступенек ниже по социальной лестнице был настолько грустным и очевидным, что он даже и не пытался шутить и поднимать ей настроение. Он молча двигал мебель, распаковывал ящики и убирал мусор. После того, как все было сделано, он достал из своей сумки бутылочку вина, откупорил ее и наполнил бокалы. Он протянул ей один, взял свой, помолчал немного, потом посмотрел Ани в глаза и сказал:
— Понимаете, Ани…
— Не надо, Жерар, не говорите ничего… Бывает и не такое…
— Бывает и не такое. Но я о другом. Понимаете, Ани… Живет в России, точнее, в Москве один совершенно сумасшедший и совершенно гениальный художник…
Было очевидно, что план проработан до мелочей. Мало того, он подготовлен и ждет только сигнала «Старт!». Он был многообещающим и даже захватывающим, но чуть-чуть грязноватым.
— Итак. Живет в Москве сумасшедший художник, обладающий невероятным талантом. Живет он один на полузаброшенной парковой территории. Территория огромная, есть кое-какие здания, несколько человек там все-таки работают. На задворках — собачий питомник. Им занимаются приходящие служащие. Недалеко от этого питомника есть двухэтажное здание-развалюха, в котором живет сторож. Это и есть сумасшедший художник. Два года назад его подобрали избитым, умирающим. Он выжил, долго лежал в больнице. Его зовут Андрей. Он может адекватно отвечать на вопросы, но сам никогда ни с кем первым не заговаривает. Во всяком случае, там, на станции.
— Все это очень интересно, конечно, но я все-таки не понимаю, какое отношение эта история имеет ко мне, — попыталась вставить слово Ани.
— Сейчас я перейду к главному. Как я о нем узнал. В Москве существуют так называемые вернисажи. Каждую субботу и воскресенье там выставляют на продажу свои картины художники разного калибра. Не все художники продают свои картины сами. Некоторые в складчину нанимают продавца, который, собственно, и занимается продажей. Вот как раз у такого продавца я и натолкнулся на картины Андрея Блаженного.
— Блаженного? Его фамилия Блаженный?
— Да, Блаженный. Бог с ней, с фамилией. Ани, я оценивал эти картины здесь. — Жерар немного слукавил, но, в конце концов, мнение Люка вполне могло сойти за оценку. — Мне предложили за них очень приличную сумму. Нет, не буду лукавить, огромную сумму. Я их вам покажу, и вы поймете, почему. Ани, мы знаем друг друга довольно давно. Я ценю в вас ваш ум, вашу проницательность, вашу порядочность. Скажу откровенно: без вас я не смогу ничего сделать. Вы — русская, вы говорите по-русски, вы свободны… Его надо вывезти из страны. Мы поселим его где-нибудь в пригороде, в маленьком уютном домике и создадим ему все условия для работы. Ему ничего особенно не нужно. Элементарная забота, холсты, краски… Все. Он будет счастлив. А мы богаты. Ани? Что вы скажете?
— Ошеломляюще и неожиданно. Я только не вижу себя, своей роли в этой авантюре.
— Ани, его можно вывезти только одним способом. Вы выйдете за него замуж и увезете во Францию в качестве мужа. Дом будет куплен на ваше имя. На ваш счет в банке будет ежегодно капать сумма, на которую вы вдвоем сможете безбедно прожить до конца ваших дней. А с продажи картин вам будут идти комиссионные. Что вы скажете?
— Жерар, вы так богаты?
— Да нет же… Все просчитано, и обойдется нам не так уж и дорого. Кроме того, один очень… влиятельный человек участвует в этом деле, — опять слукавил Жерар. — Думайте, Ани, но не очень долго. Думайте и соглашайтесь. Это дело не терпит отлагательства.
— Почему? Он болен?
— Нет, он вполне здоров. План мой предельно прост и легковыполним. Почему бы ему не прийти в голову кому-нибудь там, в России? И почему бы вам, Ани, не зайти, наконец, в гавань?
— Жерар, а вам не кажется, что сейчас вы меня оскорбили? Я ведь не шлюха, простите меня за грубость.
— То, что я вам сейчас скажу, вас точно оскорбит, но я это скажу. Хотя бы потому, что я слишком хорошо к вам отношусь. Вы можете ей скоро стать.
Ани вспыхнула. Не далее как вчера ночью она думала о том, как бы ей не пришлось в конце концов выйти на панель… Жерар, прочитав это по ее лицу, добавил:
— Почему бы вам не отнестись к этому, как к браку по расчету? Старушка Франция это одобрила бы.
— Но… мне придется его соблазнять?
— Вы не уверены в своих силах? — улыбнулся Жерар. — В вас все же есть и французская кровь, насколько я знаю.
— А если он откажется… а если я… не смогу?
— Ну, на этот случай у вас есть русская кровь: вы его убедите. И принесете себя в жертву во имя искусства, — Жерар улыбнулся.
Ани хотела спросить, а что она будет делать, если этот художник окажется подвержен приступам буйства или еще чему похуже, и она не потянет эту ношу, но осеклась.
— Когда я должна сказать вам о своем решении?
— Лучше — сейчас. Крайний срок — завтра утром.