Вернувшись домой из Афганистана, Леха не стал засиживаться дома, а двухнедельное застолье использовал с максимальной для себя пользой. Под благовидным предлогом возвращения поэтапно были приглашены все родственники и знакомые, все более или менее близкие друзья. Не забыл Леха пройтись по тем своим темным знакомым, которых нельзя было пригласить в дом.
Для каждого круга была своя версия войны. Если родственникам и друзьям он рассказывал о лишениях, тяготах, опасностях, о мужестве и дружбе, о верности долгу и присяге, то друганов угощал живописующими подробностями того, как убивал он, как убивали другие, как умирали люди, как разлетались на части солдатики, подорванные на минах, как мародерничали, как спасались наркотой, чтобы не сойти с ума. Аккуратно наводя разговор на наркоту, Леха по крупицам собирал сведения, что почем, где можно ею разжиться и где толкнуть, какую статью за что дают, запоминал вскользь упомянутые имена. У некоторых сложилось впечатление, и это было вполне оправданно, что Леха сам подсел, другие же прикидывали, есть ли товар у Лехи, что было вполне возможно. На наводящие осторожные вопросы Леха отвечал очень уклончиво, ссылаясь на сослуживцев.
Среди родственников улов оказался совсем даже неплохим. Муж двоюродной тетки, приобняв Леху за плечи, вышел с ним на лестничную клетку покурить, порасспрашивал о том, о сем, а потом предложил:
— Ты вот что, тезка, сейчас не торопись. Ты же машину водишь? Права есть?
— Вожу. Есть.
— Я тебе черкну телефончик. Это отдел кадров. Позвони туда. Спросишь Марину Федоровну, скажешь, что от меня. Тебя возьмут работать на «КрАЗе».
— Так у меня права только…
— Ты меня слушай. Я тебя сведу с кем надо, и тебе сделают нужную категорию. Годик поездишь на «КрАЗе». Покажи себя хорошо, от сверхурочных не отказывайся, нужно выйти в выходные — выходи. Контора занюханная, конечно, но там в партию легче вступить. А оттуда пойдешь в УПДК. Я тебе скажу, когда можно будет подавать документы. После подачи надо будет тоже подождать, пока они все инстанции пройдут, пока все проверят…
— Дядь Леш, так у меня с институтом не очень сложилось…
— Да им, сам понимаешь, высшее не нужно.
— Да я не об этом. У меня там… ну… неприятность вышла…
— A-а, да… Дело официально заводили?
— Нет, я в армию ушел тогда, все так и спустили на тормозах…
— Вот, ты армию прошел, воевал в Афгане… Считай, все грехи с себя списал. Не было ничего. Так что подумай. Хотя, я считаю, тут и думать нечего. Или у тебя есть на примете что-то свое?
— Дядь Леш, откуда?
— Ну, не знаю, мало ли…
— Тут и думать нечего, дядь Леш, давай телефон, я завтра же позвоню.
— От это разговор! Да, вот еще что… В УПДК охотнее берут семейных. Ферштеешь?
— Ферштею…
— А чего кисло как-то ферштеешь? Не нагулялся еще?
— А такое бывает?
— Какое?
— Чтобы нагуляться?
Дядя Леша захохотал и хлопнул Леху по спине:
— Ну, порода ваша… Ну, порода… Ничего, был бы ум, а спорт куренью не помеха. Но ты только там, на базе, без глупостей.
— Дядь Леш, я уже большой мальчик. Повидал кое-чего, понюхал…
— Ну и, стало быть, лады. А доучиваться будешь? Ах, ну да…
И все пошло по плану. Леха, отработанно-соблазнительно позвякивая бутылками в черных фирменных пакетах, прошелся по инстанциям, быстро получил нужную категорию «Е» и стал водить «КрАЗ». Веселый, открытый парень, всегда готовый подменить, выйти в ночь или на выходные, бывший афганец, политически подкованный рабочий человек, Леха без затруднений был принят сначала в кандидаты, а вскоре и в члены КПСС.