Блаженны нищие духом

ЛЕХА САВЕЛЬЕВ. 1995-1999

Итак, мечта сбылась. Леха поймал себя на этой мысли, когда, подписав последний документ, он отпустил секретаршу домой и бессильно откинулся в кресле. Он — бизнесмен. Леха криво усмехнулся. Нет, разумеется, он бы загрыз любого, кто попытался бы отобрать у него то, чего он достиг, но…

Домой ехать не хотелось. Там было душно, тесно. Все та же квартира была заставлена мебелью так, что с трудом приходилось протискиваться между какими-то замысловатыми тумбочками, кожаным диваном и креслами, чтобы пробраться в свою комнату. Прямо как в том спектакле с Мироновым: «Я ненавидел козетку и обожал биде…» Кажется, так… Да, конечно, Леха заматерел, закрутел, однако же вопрос о новой квартире так до сих пор и не решился.

Положение обязывало Леху ездить на дорогой машине. Мало того, что она сама стоила немалых денег, но ее обслуживание тоже обходилось в копеечку.

Одевались они теперь исключительно «от…» — туфли «от»…, костюм «от»…, плащ «от»… часы «от»… Даже портмоне необходимо было иметь «от»… Это тоже требовало денег.

Татьяна, так и не получив от брака ни секса, ни доверительной дружбы, ни тепла, на протяжении многих лет компенсировала все это методичным заполнением своей жизни печальной гламурностью. Она много тратила на какие-то выцветшие, линялые, но безумно дорогие наряды, на мебель, на косметику, на ювелирные украшения, но все равно с каждым годом все больше и больше походила на старую деву.

Витька пошел учиться в дорогой лицей. Абы кого туда не брали, и в этом направлении тоже приходилось соответствовать: попечительский совет, спонсорство…

Опять же каникулы… Не в Подмосковье же ему торчать, это не по чину. Один Витька никуда не поедет. Значит, вместе с Татьяной.

Ну и летом отпуск — уже не Турция с Эмиратами, а Франция, Голландия, Швейцария… Не меньше…

Проститутки — копейки, даже можно не считать. Другое дело — Анжела, в миру Светка. Она стоила дорого, но она того стоила. Злая, истеричная, скандальная, заводная, оторва, стерва… Он подобрал ее зимой на Ленинском проспекте в подворотне, выдернув из кучки мерзнущих девчонок. Совсем соплюха, но уже прошедшая через трассы, рынки и вокзалы. Он дал отступного мамке, снял ей квартирку и вот уже год они воевали, однако обходиться без Анжелки он не мог. Даже если она встречала его ласковой кошечкой, свидание все равно кончалось скандалом, а то и дракой, и, когда дело доходило до койки, он в ярости пропускал тот момент, которого боялся и на котором обычно спотыкался. Она довольно быстро поняла, что занимает в его жизни какое-то особое место, и, действуя осторожно и удивительно изобретательно, начала вытягивать из него деньги. Когда после первых побоев Леха принес ей в качестве искупления вины дорогущий комплект нижнего белья, Анжела, раскрыв коробку и брезгливо вытянув из нее двумя пальчиками содержимое, помахала им перед Лехиным носом и демонстративно выкинула в окно. «Я такое говно не ношу. До чего же вы, мужики, тупые! Хочешь сделать подарок — дай денег. Я выберу себе сама то, что мне нравится». Так и повелось. Деньги она брала, но подарков себе на них не покупала. Она вообще жила чрезвычайно экономно, и Леха бы страшно удивился, если бы узнал, что Анжела, довольно быстро собрав необходимую сумму, поступила в институт из новых и успешно училась на экономическом.

Очень много съедала «крыша». Она, что и говорить, решала практически все его проблемы с налогами, ревизиями, всяческими инспекциями, но мелочиться с ней было нельзя.

Деньги расходились, расползались, разлетались, а тут еще он затеял строительство коттеджа — ну как же без коттеджа! — и Татьяна, пронюхав об этом, загорелась идеей и вмешалась в процесс. Смета сразу же удвоилась. Лехе пришлось начать химичить с заказчиками, для чего нужно было заручиться поддержкой главного бухгалтера и главного инженера, за которыми потянулись прорабы, и так далее.

Кроме того, вдруг оказалось, что у Лехи несметное число безработных родственников, как в Москве, так и из тех мест, откуда родом были отец с матерью. У него на фирме уже работали тот самый дядя Леша с сыном и зятем. Их сунули в службу безопасности. Для того чтобы взять к себе каких-то троюродных и четвероюродных братьев и сестер, приходилось увольнять толковых специалистов или же опять-таки открывать новые места.

Короче говоря, все было не так просто.

Самой большой его головной болью были Костик с Игорьком. Нетронутыми оставалось еще три заначки, в том числе и самая большая. По скромным подсчетам (а Леха привык брать минимум ожидаемого), всего наберется около полутора килограмм. Шестьдесят-семьдесят тысяч долларов. По нынешним временам вырученные деньги дали бы только временную передышку, возможность перекрутиться. Это тоже было немало, и на дороге такая сумма не валялась, но главным было другое. В его плане «Жизнь с чистого листа» был пункт, по которому оба подельника должны были исчезнуть из его жизни навсегда, сгинуть. Их надо было убирать, причем самому. Вариант был один: забрать весь товар, на последнем деле положить обоих, и — концы в воду. Надо было тщательно продумать, как он это сделает, где, и каким образом заметет следы. Однако времени катастрофически не хватало даже на обдумывание. Его постоянно дергали по каким-то неотложным делам, требовали его присутствия, вмешательства, родственнички склочничали между собой и втягивали его в свои свары, клиенты были вечно недовольны. Несмотря на то, что он на работе лютовал и за глаза его называли «Пиночет», его особо никто не боялся, и каждый на своем уровне тащил, что мог.

Дома отдохновения тоже не было. Татьяна, давно вошедшая в роль «немого укора», сжившаяся с ней, раздражала его неимоверно, и, если бы не Витька, он бы давно бросил ее к чертям, да еще и без выходного пособия. «Пусть бы со своим высшим образованием проектировала сортиры на железнодорожных станциях, — часто не без удовольствия думал он. — Посмотрел бы я, как она крутится на свою зарплату».

Старых друзей не было, в свое время не нажили, а из новых одни были гораздо богаче и особо не снисходили до Савельевых, а до тех, кто победнее, не снисходили сами Савельевы.

Вот такая была жизнь, вот так воплотилась его мечта. Он сравнивал себя того, водителя «КрАЗа», с собой нынешним и, несмотря ни на что, считал, что игра стоила свеч. Он прошел от водилы до господина длинный и страшный путь, и теперь, спрашивая себя, повторил бы он его, зная, чем это обернется, отвечал: повторил бы.

С некоторых пор Лехе Савельеву стало казаться, что он ощущает вокруг себя некую крысиную возню, хотя вроде бы ничего такого из ряда вон не происходило. Как-то поздним вечером он сидел в своем кабинете, потягивал армянский коньяк и пытался понять, что ему не нравится и насколько это серьезно. «Ну, ушли две бригады строителей… Чего бы не уйти, если им не платили уже пять месяцев? Как только сдадим объект, частично выплатим, только теперь белыми, раз подали иск в суд. Хотят идти официальным путем — они его получат. Надо нанимать рабов без регистрации, дать местным ментам денег, сколько надо, и всех делов…»

«Ну, ушла главный бухгалтер. А что ее удерживать, если у нее онкология? Зато новая — огонь-баба! Правда, поговаривают, что прежняя в онкоцентр легла по блату, жировик удалять, а использовала это дело как предлог для увольнения, чтобы отпустили без всяких. Та еще, щучка хитрая, успела, небось, нахапать. Рыльце в пушку. Если что, будет помалкивать. Но отчетность у нее всегда была тип-топ.

Плохо, конечно, что Никита перестал приглашать в баню. Ну да мы теперь и сами с усами да со связями. Шел бы этот Никита…

Что-то было еще… А! Очередная секретарша уволилась. Ну, обложил я ее матюгами, подумаешь… Полгода терпела, а тут вдруг взбрыкнула… Пусть пойдет поищет такую зарплату… Хрен с ней. Это не секретарша… Что-то было еще… А, вот что: кто-то коттеджем интересовался, прораб говорил. Тоже чего панику раньше времени поднимать! Мало ли кто интересовался? Может, участок понравился, может, перекупить хотят. Проект все-таки — эксклюзив…»

Вспомнив о коттедже, Леха испытал чувство удовлетворения. Хотя строительство затягивалось, дом все-таки рос, приобретая благородные черты, и окружающим становилось понятно, что здесь будет жить птица высокого полета. Птица же сидела практически без денег, во всяком случае, подобающих для этого высокого полета, и урывала по мелочи, где только могла.

Отвыкшая экономить Татьяна дулась, ибо деньги были единственным, что хоть как-то извиняло мужа. Она давно уже научилась спекулировать Витькой и делала это мастерски и изощренно. Леха, слепо обожавший сына, рвал и метал, но поделать ничего не мог: он был заложником у собственной жены.

Деньги, деньги, деньги…

Нужно было что-то предпринимать, и Леха продумывал интересную комбинацию обналички, так, чтобы и рыбку съесть, и остаться белым и пушистым. Он крутил ее в мозгах и так, и эдак, и вроде бы все срасталось, и можно было начинать проворачивать дело, но его беспокоила эта крысиная возня вокруг. Трезво взвесив все отрицательные моменты, он решил, что на следующей неделе, во вторник (по понедельникам, из суеверия, он никогда ничего не предпринимал), он начнет.

Но на следующей неделе, именно в понедельник, грянула ревизия, и счета заморозили. До пятницы предприятие лихорадило. Леха не находил себе места, срываясь хамским образом на подчиненных. А тут, как назло, пришел давно заказанный и трепетно ожидаемый им «мерс», прямо-таки в масле, и ему пришлось идти к Никите просить денег взаймы. Никита долго куражился, выговаривал, но денег дал, однако с условием, что Леха вернет их не позже чем через два месяца. И, что самое унизительное, попросил написать расписку.

Оставалось только одно: ехать за героином.