В этой семье так было заведено испокон веков: горбатясь всю жизнь, скаредничая и экономя, предки откладывали все, что только могли, чтобы потомки смогли жить лучше и при случае выбиться в люди. Но как-то почему-то не получалось: мужчины были темпераментны, женщины плодовиты, и вечно голодная орава ребятишек сводила попытки вырваться из нищеты к нулю. Когда дед и бабка Жерара поняли, что, кроме сына, детей им больше бог не пошлет, они возликовали, удвоили свои усилия и были вознаграждены. Отец Жерара, обладатель весьма здравого смысла, не стал метить высоко, но твердо решил приподняться на пару ступенек, что, собственно говоря, и сделал, для начала успешно окончив школу, а затем и колледж. Это дало ему возможность получить неплохое место в префектуре небольшого городка, а затем сделать вполне приличную партию, женившись на бойкой племяннице одного из коллег.
Жерар, разумеется, был в курсе своих корней, но так как в семье разговоры на эту тему не приветствовались и не поощрялись, то и он старался обходить вопросы, касающиеся генеалогического древа, стороной. Касаемо Жерара, отец также не закидывался высоко, но пара-тройка ступенек предусматривалась. Вопрос о его будущем обсуждался в семье часто. Родственные, дружеские и служебные связи раскладывались так и эдак, с учетом временных факторов, степени важности и возможного количества обращений к благодетелю. Ну и, естественно, как и в какую сторону следовало расширять круг знакомств. Жерар внимательно и с интересом слушал эти разговоры, и постепенно у него в голове сложилось некое подобие картотеки знакомых, где у каждого номера был свой статус и своя цена. Иногда номер изымался в связи со смертью, иногда понижался в цене, а иногда и повышался. Он уже в детстве понял одну простую вещь: ничто не стоит на месте, и тот, кто вчера был слабым и никчемным, завтра может оказаться сильным и полезным. И это было так же важно, как и то, что вчерашний сильный мог назавтра стать никем.
Жерар стал присматриваться к одноклассникам с точки зрения будущей пользы и фантазировать на тему: «А что, если вдруг придурок и слабак Гийом станет президентом Франции?» Незаметно для самого себя Жерар начал выравнивать свою линию поведения по отношению к ребятам, на всякий случай защищая слабых. А так как он был физически прекрасно развит и не особо боялся мальчишеских драк, то вскоре в школьной иерархии занял интересное место негласного лидера. И если еще добавить к этому тот факт, что учился он так же хорошо, как в свое время и его отец, и внешне был обаятельным ребенком, то не было ничего удивительного в том, что учителя не чаяли в нем души. И если бы он когда-нибудь, в далеком будущем, достиг значимых высот, то всяким грязным папарацци, разнюхивающим детские грешки великих мира сего, дали бы в школе достойный отпор.
Работа мысли в этом направлении с годами не только не сошла на нет, но даже набрала обороты. Жерар в студенческие годы прочитал довольно много популярной и серьезной литературы по межличностным отношениям, многое взял для себя на заметку и начал воплощать свои планы в жизнь. Не было ничего странного в том, что его не устраивали те ступеньки, которые прочил для него отец. Кто в юности не мечтает о великих свершениях, и что в этом плохого? И к тому времени, когда он вполне оперился, в его активе уже были довольно серьезные для молодого человека знакомства и связи.
Жерар хорошо рисовал, у него был отличный слух и приятный, довольно сильный баритон, он был спортивным, прекрасно плавал, ездил на лошадях, стрелял, играл в теннис, короче говоря, он умел многое, но ничего профессионально. Да, собственно говоря, он и не собирался делать конкретную профессиональную карьеру. Однако то, что он умел, давало возможность быть своим в любой компании. О его внешности одна довольно известная писательница однажды сказала: «Вы не находите, что у Жерара какая-то горькая красота?» — и дамам очень понравилось это определение. Впрочем, Жерару оно тоже понравилось, и для себя он решил, что наконец нашел свой образ, которому стоит соответствовать. Присутствие некоего ореола тайной печали давало ему возможность вежливо ускользать от настойчивых попыток женщин завязать более близкие отношения, чем ему были на данный момент нужны, придавать некий изыск уже имеющимся нужным, и спекулировать им в сложных ситуациях.
А Париж отточил его манеры и научил искусству одеваться соответственно моменту и месту.
У Жерара, наряду с множеством разнообразных достоинств, были два бесценных качества: он умел слушать и умел хранить тайны. Бывали случаи, когда он мог бы сыграть себе на руку, выболтав чужую небольшую неловкую тайну, но он этого не делал, и в результате выигрывал гораздо больше — репутацию. А репутацию, как всем известно, трудно строить, но очень легко разрушить.
Кроме того, он никогда ни на что не жаловался, ничего не просил и не разрешал просить за себя, вернее сказать, никогда не действовал напрямую. Но если кто-то говорил кому-то: «А вам не кажется, что тут блестяще справился бы Жерар?», то с этим, как правило, соглашались, и никому даже не приходило в голову, что Жерар, месяц тому назад рассказавший об удачно проведенной аналогичной операции, сделал это не случайно. Таким образом, он получал желаемое, оставляя окружающим приятное чувство собственной правоты в подборе кандидатуры.
Но самым главным его хобби было пополнение людьми той детской картотеки, которая теперь уже давно вышла в реальную жизнь в виде многочисленных карточек с постоянно обновляющимися и дополняющимися данными. У него в сейфе, вместе с ценными бумагами, документами и некоторой суммой денег на непредвиденный случай, хранились записи с именами, каждое из которых имело адрес, номер телефона, место работы, а также пометки о пристрастиях, чертах характера, слабостях, сильных сторонах, да и вообще много чего еще, чем один человек отличается от другого или похож. Карточки были разных цветов и, стало быть, разных категорий. Были там первостепенные персоны, с которыми непременно поддерживались тесные отношения. Второстепенным Жерар время от времени звонил, приглашая позавтракать, отужинать или посетить, скажем, выставку или бега. И так по убывающей. Но даже самая последняя категория не оставалась совершенно без внимания. Как и в детстве, имена выбывали оттуда только вместе со своими хозяевами в мир иной.
Чем выше поднимался Жерар, тем труднее становилось восхождение. Он уже подошел к той фазе, когда слыть генератором идей, не имея за собой крепкого финансового тыла, было крайне опасно, а подсовывать свои комбинации, выдавая их за доведенные до блеска наметки солидных друзей, было жалко.
Довольно давно Жерар тайно начал покупать за бесценок картины, руководствуясь внутренним чутьем и опытом, приобретенным за годы работы на фирме, занимающейся спекуляцией произведениями искусства. Вложения были столь незначительными, что в случае ошибки он особенно ничего не терял. Несколько раз ему удавалось очень деликатно за спиной фирмы перехватывать товар и сделать немалые деньги. Но часто пользоваться этим он не хотел, потому что какая-нибудь глупая случайность могла разрушить все, что ему удалось создать с таким трудом.