Филантропы в рваных штанах

Глава 19

РЕЗЕРВУАР НАПОЛНЯЕТСЯ

Снаружи «Клуб крикетистов» выглядел претенциозно − зеркальные витрины, много позолоты. Пилястры выкрашены под разные сорта мрамора, входные двери − под дорогие сорта дерева. Вина, пиво и другие спиртные напитки рекламировались позолоченными буквами с орнаментом аляповатой расцветки. Над главным входом маленькими белыми буквами было выведено:

«А. Харпи. Лицензия на розничную продажу вин, спиртных напитков и пива в зале и на вынос».

Бар, как водится, был разгорожен на несколько помещений. Первое − салон. На стекле двери, ведущей в этот зал, было прикреплено печатное объявление: «Пива по 4 пенса за кварту в этом зале не подают». За салоном размещался зал, где напитки подавали в бутылках и графинах. Он был особенно посещаем дамами, желающими спокойно насладиться глоточком джина. Были там также два небольших отдельных кабинета − всего на две-три персоны, где подавали спиртные напитки не дешевле четырех пенсов за порцию или эль по три пенса за стакан. И наконец − самое обширное помещение − главный зал. От других помещений его отделяли раскрашенные, крытые лаком деревянные перегородки.

На деревянных скамьях, установленных вдоль этих перегородок и у стен, сидели посетители. Большой музыкальный автомат − «мелодия за пенс» − напоминал по виду часы дедовских времен и стоял возле одной из перегородок вплотную к стойке, чтобы удобнее было его заводить. На перегородке у автомата висела доска шириной примерно в пятнадцать дюймов, к которой прибиты были маленькие крючки с номерками над ними. У нижнего края доски была прикреплена сетка, сплетенная из тонкого шнура и натянутая на изогнутую полукругом проволоку. В этой сетке лежало несколько резиновых колец диаметром дюйма в три. Стола здесь не было, но с противоположной перегородки выступала откидная на петлях доска фута в три длиной и шириной в двадцать дюймов. Когда она была не нужна, ее можно было поднять. Это была доска для игры в полупенсы. Монеты − старинные, вышедшие из обращения, употребляемые лишь для игры пенсы − держали за прилавком и выдавали по просьбе клиентов. На перегородке, как раз над доской для игры, висело аккуратно напечатанное объявление, вставленное в лакированную рамку:

«ВНИМАНИЕ!

Джентльменов, посещающих это заведение, просят воздерживаться от употребления непристойных слов».

Возле этого объявления были прикреплены аляповато раскрашенные афишки местного театра и мюзик-холла, а также бродячего цирка и зверинца, которые в то время, гастролируя в городе, разбили шатры на пустыре по дороге в Уиндли.

Стойка и полки, расположенные за ней, были из полированного красного дерева, а стена за полками была зеркальной. На полках красовались ряды бутылок и хрустальных графинов с джином, виски, бренди, винами и ликерами различных марок.

Когда Красс, Филпот, Истон и Банди вошли в бар, хозяин, откормленный, самоуверенного вида господин в белой сорочке и модном ярком жилете, без пиджака, с массивной золотой цепью и бриллиантовым перстнем, любезно, по-дружески разговаривал с одним из своих постоянных клиентов, сидевшим на краешке табурета у самой стойки. Одежда у того была изношена, глаза осовелые. Опустившийся, пропитавшийся пивом, трясущийся, несчастный тратил в этом баре большую часть своего времени и все свои деньги. Этому жалкому алкоголику было тридцать лет от роду, по профессии он был плотник, но теперь совсем не работал по специальности. Говорили, что несколько лет назад он женился на женщине намного его старше, хозяйке третьеразрядных меблированных комнат. Эта сделка оказалась, по-видимому, довольно выгодной: молодой супруг мог не работать и постоянно бывать «под мухой». Этот спившийся бедолага дневал и ночевал у «Крикетистов». Он являлся туда каждое утро и зарабатывал иногда пинту пива, помогая бармену вымести опилки или протереть окна. Как правило, он оставался в баре до закрытия. Это был весьма выгодный клиент не только потому, что сам тратил все свои наличные деньги, но и потому, что из-за него и другие тратили больше. Он был знаком почти со всеми завсегдатаями заведения, которые, сочувствуя его бедственному положению, частенько ставили ему выпивку «за процветание этого дома».

Когда Красс с компанией вошли в главное помещение бара, там находился еще один полупьяный посетитель, судя по виду, маляр. Он сидел рядом с музыкальным автоматом. На нем был старый котелок и замызганная одежда. У него было худое, бледное лицо, огромный нос. Всем бросалось в глаза его поразительное сходство с портретами первого герцога Веллингтона. Он не был постоянным посетителем, часа в два пополудни зашел сюда на минутку, да так и остался. Под воздействием алкоголя, поглощенного за это время, он порядком осовел.

Когда появился Красс со своими спутниками, их с энтузиазмом приветствовал хозяин и его проспиртовавшийся собеседник, а пьяный маляр с тупым любопытством уставился на них рыбьими глазами.

− Что хорошего, Боб? − с улыбкой обратился к Крассу хозяин и фамильярно кивнул остальным. − Как дела?

− Порядок, голубчик, − весело ответил Красс. − Ну, а ты как?

− Лучше всех, − ответил Голубчик, поднимаясь со стула, чтобы выполнить их заказ.

− Ну, что возьмем? − спросил Филпот у всей компании.

− Мне пинту пива, − сказал Красс.

− Мне полпинты, − сказал Банди.

− Мне тоже полпинты, − подал голос Истон.

− Значит − одну пинту, две полпинты и мне пинту портера, − сказал Филпот, поворачиваясь к Голубчику.

Пока хозяин наливал пиво, забулдыга допил свое пиво и отставил пустую кружку. Филпот, заметив это, сказал ему:

− Выпьешь с нами?

− Не откажусь, − ответил тот.

Когда пиво было подано, Филпот, вместо того чтобы за него заплатить, многозначительно подмигнул хозяину, который молча кивнул и незаметно сделал запись в расходной книге, лежавшей на одной из полок. Хотя был только понедельник и он работал всю предыдущую неделю, Филпот был гол как сокол. Произошло это потому, что в субботу он уплатил долги квартирной хозяйке. Долги накопились, пока он сидел без работы. Кроме того, он должен был четыре шиллинга Голубчику за пиво, которое тот наливал ему в кредит на прошлой неделе.

− Ну, что, поехали, − сказал Красс, кивая Филпоту и отхлебывая большой глоток из большой кружки, которую тот ему протянул.

Столь же дружественные тосты, провозглашенные остальными, были должным образом приняты Филпотом, который платил за выпивку. Голубчик, опустив в автомат пенс, завел его и включил музыку. Мелодия была незнакомая, но полупьяный маляр, услышав ее, поднялся на непослушных ногах и начал петь, неловко пританцовывая.

Приходи ты к нам на свадьбу,

Будет весело тебе,

Парни, девушки танцуют

И купаются в вине.

− Эй, слушай, ты! Хватит! − грубо закричал хозяин. − У нас тут и без тебя шума достаточно.

Маляр замолк и, тупо уставившись на Голубчика, тяжело опустился на стул.

− Сидеть лучше, чем стоять, даже несколько минут, − заметил Красс, подкрепляя свои слова действием. Остальные последовали его примеру.

В бар заглядывали время от времени новые посетители, в основном это были рабочие, заходившие сюда по пути домой. Они заказывали и выпивали свою пинту или полпинты эля или портера и сразу уходили. Банди принялся читать афиши цирка и зверинца, в связи с чем завязался разговор об удивительных представлениях дрессированных зверей. Голубчик заявил, что некоторые звери такие же умные, как человек. Он сказал это таким тоном, что было ясно: людей он считает безусловно разумными существами. Далее он сказал, что слыхал сегодня вечером, будто один из диких зверей, вроде бы медведь, сломал клетку и убежал. Он не знает − правда это или нет, он лишь повторяет то, что говорят другие. Что касается его самого, он этому не верит, и его слушатели согласились, что это маловероятно. Просто трудно понять, откуда берутся такие глупые слухи.

Забулдыга вскоре поднялся, достал из сетки резиновые кольца, и стал бросать их дрожащей рукой на доску с крючками. Остальные наблюдали за ним с большим интересом, смеялись, когда он мазал, и аплодировали, когда кольцо цеплялось за крючок.

− Сегодня он немного не в форме, − заметил Филпот Истону, − но обычно он здорово попадает. Броски делает классные.

Полупьяный маляр отнесся к действиям забулдыги с глубоким презрением.

− Ты играешь не в дугу, − сказал он высокомерно.

− Это я-то не в дугу? Тебя, во всяком случае, обставлю.

− Что ж, ладно! Сыграю с тобой на выпивку для всех присутствующих за твой счет! − заорал Маляр.

С минуту Забулдыга колебался. У него не было денег, чтобы заплатить за всех. Однако, будучи уверенным в победе, он ответил:

− Идет. Как будем играть? До пятидесяти?

− Как хочешь! До пятидесяти, до ста, хоть до миллиона, черт возьми!

− Для начала давай до пятидесяти.

− Ладно!

− Если хочешь, начинай первым.

− Ладно, − опять согласился Маляр, горя желанием показать себя.

Держа в левой руке шесть колец, он стал посреди комнаты, ярдах в трех от доски, выставив вперед правую ногу. Взял кольцо указательным и большим пальцами правой руки и, зажмурив левый глаз, не спеша прицелился на центральный крючок под № 13, потом медленно вытянул руку вперед на всю длину, затем, согнув ее в локте, снова отвел назад, так что чуть не коснулся собственного подбородка, и снова медленно ее распрямил. Он повторял эти движения несколько раз, а все остальные, затаив дыхание, за ним наблюдали. Наконец он внезапно бросил кольцо, но оно попало не на № 13, оно пролетело через перегородку в отдельный кабинет.

Это достижение было встречено взрывом хохота. Игрок неуверенной походкой направился к доске, недоумевая, что же случилось с кольцом. Когда ему перебросили его через перегородку, он понял, что произошло, и повернувшись к компании, сказал с виноватой улыбкой:

− Я еще не приноровился к этой доске, вот оно так и вышло.

Он стал бросать кольцо за кольцом довольно беспорядочно, теперь уже не прицеливаясь. Одно ударилось о перегородку справа от доски, другое − слева, одно − под доской, еще одно − за стойкой, одно − в пол и одно − последнее − попало в доску и под шум аплодисментов повисло на центральном крючке № 13, дававшем наибольшее количество очков.

− Я почувствовал дистанцию, теперь все будет в порядке, − заявил Маляр, уступая место противнику.

− Вот сейчас гляди в оба глаза, − прошептал Филпот Истону. − Этот тип − первоклассный игрок.

Забулдыга занял позицию и с показной беззаботностью принялся бросать кольца. Это действительно было замечательное зрелище, ибо, несмотря на трясущуюся как осиновый лист руку, ему удавалось все время попадать почти в центр доски, но все же большинство колец не зацепилось за крючки, а упало в сетку. Когда он кончил, у него было только четыре очка: два кольца на крючке № 2.

− Шансов не густо, − заметил Банди, допил пиво и поставил кружку на стойку.

− Допивайте, и повторим, − сказал Истон, осушая свою кружку.

− Я не против, − согласился Красс, вливая в глотку остатки пива.

Кружка Филпота уже давно была пустой.

− Повторите, − сказал Истон, обращаясь к Голубчику, и положил на стойку шесть пенсов.

К этому времени Маляр снова открыл огонь по доске, но, казалось, он потерял дистанцию − ни одно кольцо не попало на крюк. Все они пролетели мимо, и счет так и не был увеличен.

Забулдыга на этот раз напряг силы и быстро набрал тридцать семь очков. Теперь пришел черед Маляра. Ему удалось набрать восемь. Положение его было, по-видимому, безнадежное, но его противнику в следующий раз уж совсем не повезло. Два раза он вообще не попал в доску, а когда попадал, кольца не касались крючков. Только самым последним броском он зацепил № 1. Потом снова начал бросать Маляр и набрал десять.

Счет стал:

Забулдыга 42

Маляр 31.

Предсказать, кто победит, было невозможно. Каждый мог стать победителем. Красс так разволновался, что машинально раскрыл рот и залпом отправил в глотку вторую пинту пива, Банди тоже осушил свою кружку и предложил Филпоту и Истону выпить еще по одной, на что они с готовностью согласились.

Пока Маляр делал следующие броски, Забулдыга положил на прилавок пенс и попросил полпинты, которые выпил в надежде успокоить нервы перед решающим усилием. Тем временем его противник бросал кольца на доску и беспрестанно мазал. Но он все же увеличил счет кольцом, которое ударилось о перегородку на фут выше доски, а потом, падая, попало на крючок.

Теперь снова начал бросать Забулдыга. Он действовал крайне осторожно, и почти каждое кольцо повисало на крючке. Раздались возгласы восхищения. Болельщики выкрикивали счет:

− Один!

− Опять один!

− Мимо! Нет! Еще два!

− Мимо!

− Мимо!

− Четыре!

Маляр с достоинством перенес свое поражение и, объяснив, что он давно не практиковался, выложил на стойку шиллинг и заказал выпивку для всех. Все захотели «повторить», но хозяин налил Истону, Банди и Забулдыге по пинте, а не половину, как раньше, так что сдачи с шиллинга не оказалось.

− Знаете, это очень важно иметь привычку к доске, − сказал Маляр.

− Проиграть такому противнику не стыдно, приятель, − утешил его Филпот. − Он ведь чемпион!

− Да, это верно. Он здорово играет! − сказал Банди.

Таково было всеобщее мнение. Несмотря на поражение, Маляр не был осмеян. Он был так тронут добрыми чувствами, которые проявляла к нему компания, что вскоре достал еще один шестипенсовик и поставил всем присутствующим по полпинте.

Пока шла эта беседа, Красс вышел, но через несколько минут вернулся.

− Мне теперь стало полегче, − заявил он со смехом и взял полупинтовую кружку, которую Маляр протянул ему дрожащей рукой. За несколько минут все они, один за другим, последовали примеру Красса − вышли из бара и тут же вернулись, а когда вернулся последний − это был Банди, − он воскликнул:

− Давайте поиграем в монету.

− Ладно, − сказал Истон, которому сейчас было море по колено. − Но допей сначала, а потом еще раз повторим.

У него осталось всего семь пенсов, как раз на пинту Крассу и по полпинты для остальных.

Стол для игры в монету представлял собой гладкую доску красного дерева, расчерченную поперечными параллельными линиями. Играли так: монету клали на стол, чтобы ободок ее слегка выступил за край стола, потом ударяли по ней ладонью, соразмеряя силу удара с расстоянием, которое она должна пролететь.

− Что сегодня случилось с Альфом? − спросил Филпот хозяина, когда Истон и Банди начали играть. Альф был буфетчиком.

− Он работает сейчас внизу. Там насос не в порядке. Но скоро должна подойти хозяйка, пособить мне. А, вот и она.

Хозяйка, которая в этот момент входила в бар с черного хода, была высокой женщиной с румянцем во всю щеку и огромным бюстом. На ней было черное платье с переливчатой белой манишкой. На жирных белых руках красовались золотые кольца с драгоценными камнями, часы на длинной золотой цепочке свисали с ее толстой шеи. Она взглянула на Красса и Филпота и, дружески улыбнувшись, поздоровалась с ними.

А тем временем игра в монету шла весьма оживленно. Маляр проявил к ней большой интерес и беспрестанно давал советы обоим игрокам. Банди потерпел полное поражение. Истон заметил, что пора бы по домам. Это предложение с небольшой поправкой было встречено всеобщим одобрением. Поправка была предложена Филпотом, который сказал, что перед уходом нужно выпить еще по одной.

Пока они вливали в свои глотки содержимое последних кружек, Красс вытащил пенс из жилетного кармана и опустил его в щель музыкального автомата. Хозяин поставил новую пластинку, и раздались звуки песни «Стальные парни». Оказалось, что Маляр знает припев. Заслышав музыку, он поднялся на слабо повиновавшиеся ему ноги и с неистовой жестикуляцией, вращая глазами, завопил:

Ты можешь строить большие суда,

Можешь сесть и в очко сыграть,

Но на всей земле не найдешь никогда

Парней сильней, чем наша рать.

− Эй, ты, заткнешься ты или нет? − бешено заорал Голубчик. − Сколько раз тебе говорено, не делать ничего такого в моем заведении!

Маляр смущенно умолк.

− Я ничего плохого не хотел, − сказал он, обращаясь ко всей компании.

− Заткнись! − свирепо рявкнул Голубчик. − А если тебе так уж приспичило орать, можешь убираться на все четыре стороны, и чем быстрей ты это сделаешь, тем лучше. Ты и так больно долго тут околачиваешься.

Это была правда. Маляр пробыл здесь достаточно долго для того, чтобы истратить все до последнего пенса, все, что у него было. Теперь у него не оставалось ничего. Этот факт был сразу установлен опытным и наблюдательным хозяином. И он спешил избавиться от беспокойного клиента, пока алкоголь не свалил его с ног. Маляр с возмущением слушал хозяина.

− Я уйду, черт побери, когда захочу! − крикнул он. − Ни у тебя, ни у кого другого спрашивать не стану! Кто ты такой, черт бы тебя побрал? Никто! Ясно? Никто! Это благодаря таким, как я, ты зарабатываешь свои проклятые деньги! Я пробуду здесь столько, сколько захочу, а если это тебе не нравится, можешь отправляться ко всем чертям!

− Ах, так, ну ясно, − сказал Голубчик. − Что ж, посмотрим. − И, приоткрыв заднюю дверь, крикнул: − Альф!

− Да, сэр, − ответил голос, по-видимому, из подвала.

− Поди-ка сюда.

− Иду, − ответил голос, и вслед за этим раздались шаги на лестнице.

− Будет потеха, − радостно сообщил Истону Красс.

Автомат продолжал играть «Стальных парней».

Филпот подошел к Маляру.

− Знаешь, друг, − прошептал он, − послушай моего совета, ступай себе спокойно домой. А то как бы не было плохо.

− Если будет плохо, то не мне, приятель, − ответил тот, упрямо мотнув головой. − Я сижу здесь, и здесь я, черт возьми, останусь.

− Нет, не останешься, − уговаривал его Филпот. − Я тебе скажу, что мы сделаем. Ты сейчас выпей полпинты, я заплачу, и мы с тобой пойдем домой потихонечку. Я провожу тебя до самого дома.

− Меня? Ты что хочешь этим сказать? − возмутился тот. − Ты, может, думаешь, что я пьяный?

− Нет, конечно, нет, − поспешно ответил Филпот. − Ты в порядке, так же, как и я. Пойдем домой. Не будешь же ты здесь ночевать?

В дверях появился Альф. Это был здоровенный детина лет двадцати двух-двадцати трех.

− Выставь-ка его, − рявкнул хозяин, указывая на провинившегося.

Буфетчик тут же перепрыгнул через стойку, и, широко открыв дверь на улицу, повернулся к Маляру и, указывая большим пальцем на дверь, сказал:

− Ты пойдешь или нет?

− Я сначала выпью с этим джентльменом по полпинты...

− Да, да, − сказал Филпот хозяину. − Дайте нам две кружки по полпинты, и забудем об этом.

− А ты не вмешивайся не в свои дела, − дико заорал на него хозяин. − Ничего он здесь больше не получит! В своем баре я пьяных не потерплю! Чего ты лезешь?

− Ну! − крикнул буфетчик виновнику скандала. − Вон!

− И не подумаю! − решительно сказал Маляр. − Пока не выпью пол. −

Но не успел он закончить, как буфетчик схватил его за ворот, волоком протащил к двери и вытолкнул на середину мостовой, где он растянулся у самых колес телеги пивовара, проезжавшей мимо. Покончив с этим, Альф закрыл дверь и снова исчез за прилавком.

− Так ему и надо, дураку, − сказал Красс.

− Я чуть со смеху не лопнул, когда он летел прямо в дверь, − сказал Банди.

− Зря ты впутываешься в такие истории, подумал бы сначала, − внушал Красс Филпоту. − Тебя это вообще не касается.

Филпот не ответил. Он стоял спиной к остальным и смотрел на улицу в окно. Затем открыл дверь и вышел. Красс и его компания увидели, как он помог Маляру подняться на ноги, отряхнул немного его одежду и после краткого объяснения они оба, держась за руки, ушли.

Красс и остальные со смехом вернулись к своим недопитым кружкам.

− Э, старина Джо не выпил и половины, − воскликнул Истон. − Подумать только, взял вдруг и ушел.

− Тем более глупо, − проворчал Красс. − Нужды в том никакой, с мужиком все в порядке.

Забулдыга начал быстро поглощать свое пиво, не спуская жадных глаз с кружки Филпота. Но не успел он допить свою кружку и сказать, как жаль, мол, что пропадает вон в той кружке портер, как внезапно снова появился Филпот.

− Привет! Что ты с ним сделал? − спросил Красс.

− По-моему, с ним теперь ничего не случится, − ответил Филпот. − Он не разрешил мне его проводить, сказал, что, если я не уберусь, он даст мне в зубы! Но я думаю, все будет в порядке. Падение ему немножко прочистило мозги.

− Подумаешь, − беспечно сказал Красс. − Что с ним такого уж особенного случилось?

Филпот допил свой портер. Пожелав спокойной ночи Голубчику, хозяйке и Забулдыге, все вышли на улицу.

На темной и пустынной дороге, которая через холм вела в Уиндли, время от времени слышался страшный вой диких зверей в зверинце, расположенном на пустыре. Добравшись чуть ли не до самого пустынного места на всей дороге, они внезапно обнаружили на некотором расстоянии от себя некий темный предмет, вероятно, какое-то большое животное, медленно и бесшумно двигавшееся им навстречу.

Они остановились, испуганно вглядываясь в темноту. Животное приближалось. Банди наклонился и стал шарить по земле − он хотел найти камень. Все остальные последовали его примеру, все, кроме Красса, который так перепугался, что не мог двинуться с места. Они разыскали несколько больших камней и стояли, поджидая, чтобы зверь подполз поближе и тогда уж бить наверняка. Они уже готовы были забросать его камнями, как вдруг животное повалилось на бок и застонало, будто от боли. Тогда все четверо мужчин осторожно направились к нему. Банди зажег спичку и поднял ее над распростертой на земле фигурой. Это был Маляр.

Расставшись с Филпотом, бедняга некоторое время шел на своих двоих. Как заметил Филпот, падение немного прочистило ему мозги, но ушел он недалеко. Снова начал действовать выпитый алкоголь, и Маляр упал. Встать он уже не мог и стал ползти, отталкиваясь от земли руками и коленями, а главное, не зная, что он двигается не в ту сторону. В конце концов он потерял способность передвигаться даже таким способом и, наверно, угодил бы под колеса, если бы они его не нашли. Его подняли, Филпот принялся уговаривать несчастного «взять себя в руки и не дурить», а потом спросил, где он живет. У бедолаги хоть и плоховато, но мозги работали, и он смог назвать свой адрес. К счастью, он обитал в Уиндли, где жили они все.

Банди и Филпот повели его домой, расставшись с Крассом и Истоном на перекрестке.

Красс чувствовал себя героем, он был доволен собой. Он выпил восемь с половиной кружек пива, послушал две граммофонные записи, а заплатил всего один пенс.

От дома Красса Истону оставалось пройти до своих собственных дверей всего несколько шагов, но он дождался, пока Красс хлопнул дверью. Его тошнило, он прислонился к уличному фонарю. Потом сильно закружилась голова. Он с трудом прошел остаток пути до своего дома. Казалось, все неодушевленные предметы внезапно пришли в движение. Свет отдаленных фонарей поплыл в воздухе, мостовая и тротуар поднимались и опускались, как поверхность штормового моря. Истон обшарил свои карманы, нашел носовой платок и вытер рот, в душе радуясь, что Красс ушел и его не видит. Потом он снова двинулся вперед и через несколько минут добрался до дома. Он вошел в калитку, которая громко захлопнулась за ним, неуверенными шагами преодолел узкий проход к двери и оказался дома.

Ребенок спал в колыбели. Слайм уже поднялся в свою комнату, а Рут шила возле камина. Стол был накрыт на двоих − она еще не пила чай.

− Привет, старушка! − закричал он с притворной веселостью, бесшабашно швырнув на пол свою корзинку для обеда, и схватился за стол, чтобы удержаться на ногах − Видишь, вот я и прибыл.

Рут перестала шить и, уронив руки на колени, смотрела на мужа. Таким она никогда еще не видела его. Лицо его мертвенно-бледно, глаза налиты кровью, веки воспаленные, губы мокрые и дрожат, а светлые, слипшиеся от слюны и пива усы свисают надо ртом мокрыми клочьями.

Увидев, что жена молчит и не улыбается ему, Истон понял, что она сердится, и стал серьезен.

− Видишь, дорогая, я пришел наконец. Лучше поздно, чем никогда.

Ему было очень трудно говорить разборчиво, потому что губы его дрожали и отказывались повиноваться.

− Не знаю, − сказала Рут, вот-вот готовая расплакаться от жалости, она старалась не показать ему, как ей его жаль. − Ну и хорош же ты! Как только не стыдно!

Истон замотал головой и глупо рассмеялся.

− Не надо, Рут. Сердиться − это нехорошо, ты же знаешь.

Он неуклюже направился к ней, держась за стол, чтобы не упасть.

− Не сердись, − пробормотал он, остановившись возле нее, обнял ее за шею и приблизил лицо к ее лицу. − Сердиться плохо, нельзя сердиться, милая.

Она невольно отшатнулась, вздрогнув от отвращения, когда к ее губам прикоснулся мокрый рот и грязные усы. От него разило табаком и перегаром, а тяжелый запах табачного дыма, исходивший от его одежды, вызывал у нее тошноту. Он снова ее поцеловал, и, когда наконец отпустил, Рут быстро вытерла лицо платком. Она вся дрожала.

Истон сказал, что не желает никакого чаю, и почти сразу пошел наверх спать. Теперь Рут не хотелось есть, хотя до его прихода она сильно проголодалась. Она долго сидела за шитьем и, когда наконец поднялась наверх, увидела, что он лежит поверх одеяла на спине полураздетый и храпит, широко раскрыв рот.