ШЕСТИДЕСЯТИПЯТКА
На следующее утро сразу после завтрака Филпот, Сокинз, Харлоу и Баррингтон отправились на склад, чтобы взять там длинную лестницу − шестидесятипятку, − ее называли так, потому что в ней было шестьдесят пять перекладин. Такие лестницы не зря называют «эшафотом», а скреплена она была всего несколькими железными болтами или скобами. Один из стояков лестницы обвивала приколоченная гвоздями спиральная проволока. Лестница эта была и тяжелой и громоздкой. Но другой лестницы, достаточно длинной, чтобы добраться до конька крыши, на складе не имелось, и рабочие с немалым трудом сняли ее с крюков, взгромоздили на ручную тележку, миновали застроенные ветхими и грязными домами переулки поблизости и стали взбираться на холм.
Всю ночь шел дождь, а небо еще и сейчас было затянуто черными тяжелыми тучами. Тележка с трудом тащилась по грязной дороге. Сокинз направлял ее, придерживая край лестницы, остальные шли немного впереди, по обе стороны тележки.
Тащить тележку с лестницей было так тяжело, что уже на половине подъема они устали до смерти и остановились передохнуть.
− Ничего себе работенка! − заметил Харлоу, сняв шапку и вытирая носовым платком пот со лба.
Отдыхая, рабочие поглядывали, не появятся ли Раштон или Хантер − ведь они могли проехать здесь в любой момент.
На реплику Харлоу сперва никто не отозвался, все пытались отдышаться, худые пальцы Филпота отчаянно дрожали, когда он вытирал с лица пот.
− Да, приятель, − наконец уныло отозвался он, − не лучший способ зарабатывать себе на жизнь.
У него не на шутку разыгрался ревматизм, кроме того, он вообще в это утро чувствовал себя подавленным − мрачная погода и перспектива провести долгий день на этой лестнице, как видно, мало веселили его.
− Да уж, зарабатывать! − с горечью заметил Баррингтон. Его тоже совершенно измучил подъем и тревожил удрученный вид старика Филпота; тот тяжело дышал от напряжения, его била дрожь.
Они замолкли. Странная подавленность, овладевшая Филпотом, удерживала его от обычных шуток и навевала грустные мысли. Он поднимался на этот холм и спускался с него точно при таких же обстоятельствах бессчетное количество раз, и он подумал, что, если бы за каждый раз, когда он толкал на этот холм тележку, ему платили бы полсоверена, он мог бы не работать на старости лет.
Мастерская, где он начинал подмастерьем, была как раз под горой, ее снесли много лет назад, и теперь на ее месте стояли более изысканные здания. Неподалеку, по другую сторону дороги, виднелась церковь, куда мальчишкой он ходил в воскресную школу и где венчался тридцать лет назад. А если подняться на самый верх холма, вдали виден шпиль другой церкви, той, что стоит на кладбище, где один за другим нашли успокоение все, кто был ему дорог. Он подумал, что не станет огорчаться, когда придет его время присоединиться к ним. Быть может, на том свете, если он существует, все они снова будут вместе.
Его оторвал от этих мыслей возглас Харлоу:
− Внимание! Раштон едет!
Все немедленно тронулись в путь. Раштон катил в высоком двухколесном экипаже, рядом с ним сидел Гриндер. Они проехали так близко от тележки, что Филпота забрызгало грязью от колес.
− Это, кажется, ваши ребята? − заметил Гриндер.
− Совершенно верно, − ответил Раштон, − мы ведем там работы.
− Мне думается, что вам выгоднее бы было использовать для таких работ лошадь, − сказал Гриндер.
− Вы ведь знаете, когда необходимо, мы используем и лошадей для очень больших грузов, − отозвался Раштон и со смехом добавил: − Но для такой работы и ослов достаточно.
А «ослы» тем временем продолжали с трудом толкать тележку и продвинули ее еще на сотню ярдов, после чего им снова пришлось остановиться передохнуть.
− Нам нельзя стоять здесь долго, − сказал Харлоу, − наверное, он поехал на объект и будет там следить, сколько времени у нас ушло на дорогу.
Баррингтону хотелось ответить, что пусть, мол, следит себе на здоровье, но он промолчал, памятуя, что, хотя ему и наплевать, уволят его или не уволят, все другие находятся не в столь благоприятных условиях.
Пока они отдыхали, мимо прошел еще один такой же двуногий осел, толкая или, вернее сказать, сдерживая тележку, поскольку он спускался вниз с горы. Еще один «наследник всех веков», еще один «хозяин империи» − опустившийся до скотского состояния бедняк, в грязном вонючем тряпье, в разбитых ботинках, из которых выглядывали пальцы ног. Эти ботинки были привязаны к ногам веревкой. Шаткая его тележка была полна пустыми бутылками и ветхим тряпьем. Старые пальто, штаны, платья, юбки и нижнее белье, сальное, заплесневевшее и зловонное. Он прошел мимо них, уставив глаза в землю, время от времени издавая странные нечленораздельные звуки.
− Вот еще один способ зарабатывать себе на жизнь, − сказал Сокинз, когда это несчастное создание проследовало мимо них, и засмеялся.
Харлоу тоже засмеялся, а Баррингтон с любопытством посмотрел на них. Как странно, подумал он, эти люди не осознают, что в один прекрасный день они сами могут оказаться в таком же положении, как этот человек.
− Я часто думаю, что делают с этими грязными старыми тряпками? − заметил Филпот.
− Перерабатывают на бумагу, − ответил Харлоу.
− Часть на бумагу, − сказал Баррингтон, − а часть перерабатывается в искусственную шерсть, и из нее делают воскресные костюмы для рабочих.
− Да, каких только нет способов зарабатывать себе на жизнь, − сказал Сокинз после паузы. − Я читал как-то в газете об одном парне, который все ходил и высматривал, где открыты люки в подвалах перед лавками. Как только ему попадался открытый подвал, он туда падал, его отправляли в больницу, а когда он выздоравливал, являлся в лавку и угрожал поднять против хозяина судебное дело и получить возмещение за ущерб. Большинство предпочитало с ним не связываться и не доводить дело до суда. Но однажды за ним подсмотрел полицейский и увидел, как он сам бросился в люк. Его вытащили, оказалось, что он сломал ногу. Ну, его отправили в больницу, а когда он вышел оттуда и стал захаживать в лавку и угрожать хозяину, что подаст на него в суд за увечье, полицейский его застукал и ему дали шесть месяцев каталажки.
− Да, я тоже читал об этом, − сказал Харлоу, − а еще я читал про другой случай с парнем, которые угодил под автомобиль, и в суде старались доказать, что это он нарочно под него сунулся. Ему удалось все-таки получить какие-то деньги с того типа, которому принадлежал автомобиль, фунтов сто, что-то в этом роде.
− Пусть только какой-нибудь из этих автомобилей врежется в меня, − сказал Филпот, делая неловкую попытку пошутить, − я не я буду, если не вытрясу из него сколько-нибудь деньжонок.
Все рассмеялись, и Харлоу уже собирался что-то ответить, но в этот миг на вершине холма показался велосипедист. Это был Скряга, возвращавшийся с объекта. Они снова тронулись в путь, а Скряга проскочил мимо, не обратив на них внимания.
Когда они прибыли на место, оказалось, что Раштон вообще туда не заглядывал, но зато там побывал Скряга. Красс рассказал, что Хантер поднял страшный крик, почему это они не пришли за лестницей в шесть утра, а отправились за нею лишь после завтрака-то есть ходили два раза вместо одного; кроме того, он разозлился, что фронтон не начали делать с утра.
Они оттащили лестницу в сад и положили ее там возле дома. Каменная стена высотой в восемь футов отделяла участок, принадлежащий «Убежищу», от соседних владений. Между этой стеной и самим зданием оставался проход шириною в шесть футов, тянувшийся вдоль всего дома. Они положили лестницу в этом проходе на землю, ее нижняя перекладина приходилась примерно на центр фронтона, а верхний конец упирался в ограду.
Потом двое рабочих должны были подняться на чердак, окно которого было под коньком крыши, и спустить оттуда длинную веревку, а работавшие внизу люди должны были привязать эту веревку к лестнице. Двое рабочих будут придерживать основание лестницы, трое других ее поднимут, а двое находящихся на чердаке подтянут ее на веревке.
На помощь позвали Банди и этого его приятеля Неда Даусона, порешив, что Харлоу и Красс будут придерживать низ лестницы, так как они самые тяжелые. Филпот, Банди и Баррингтон станут ее поднимать, а Даусон и Сокинз отправятся на чердак.
− А где веревка? − спросил Красс.
Все тупо на него уставились. Никому не пришло в голову захватить веревку со склада.
− А разве здесь ничего нет? − спросил Филпот.
− Здесь? Конечно, здесь ничего нет, − прорычал Красс. − Вы что ж, не принесли с собой веревки?
Филпот, запинаясь, начал объяснять, что он думал, что здесь в доме есть веревка, а другие признались, что вообще об этом не подумали.
− Что ж мы теперь будем делать, черт бы вас побрал? − со злостью выкрикнул Красс.
− Я пойду на склад и принесу, − предложил Баррингтон. − Минут за двадцать обернусь туда и обратно.
− Конечно! А Хантеру на глаза попадешься, вот будет скандал! Скоро десять, а мы еще не приступили к этому фронтону, который должны были делать в первую очередь еще с утра!
− А нельзя ли нам связать две-три короткие веревки, − предложил Филпот, − эти вот, которыми связаны две другие лестницы?
Поход в мастерские был долгим делом, кроме того, неминуемо Хантер поднял бы скандал, поэтому решили сделать так, как предлагал Филпот.
Связали несколько коротких веревок, но при проверке выяснилось, что часть из них так ненадежна, что даже Красс признал опасным поднимать на них такую тяжелую лестницу.
− Делать нечего, − сказал он, − придется послать мальчишку на склад за длинной веревкой. Никого, кроме него, нельзя посылать; и так уже был крик, что мы время потеряли − не пошли за лестницей с утра, в шесть часов.
Берт был занят в доме, белил погреб. Красс его вызвал, дал соответствующие инструкции, которые сводились главным образом к тому, чтобы как можно скорее вернуться назад. Мальчишка побежал, а остальные в ожидании, когда он вернется, занялись другими работами. Филпот вернулся к другой детали, которую он красил до завтрака и не успел закончить. Пока он занимался этим, его вдруг охватило внезапное необъяснимое чувство ужаса. Ему очень не хотелось делать этот высокий фронтон, он чувствовал себя совершенно больным и уже почти решился попросить Красса разрешить ему заняться какой-нибудь другой работой. Ведь среди них было несколько человек помоложе, для которых выполнить эту работу − просто детские игрушки, да и Баррингтон еще вчера предлагал ему поменяться работами.
Но когда Филпот подумал, чем это чревато, он заколебался и постарался убедить себя, что отлично справится с этой работой. Ему не хотелось, чтобы Красс или Хантер решили, что он слишком стар для работы на лестнице.
Берт вернулся через полчаса, весь запыхавшийся, красный от тяжести веревки и от бега. Он вручил веревку Крассу и вернулся белить свой подвал, а Красс скомандовал, чтоб Филпот и другие шли поднимать лестницу. Нед Даусон, сопровождаемый − Сокинзом, взял веревку и отправился на чердак. Вскоре они спустили из окна один конец веревки.
− Если вы спросите меня, я, хоть убей, не вижу, − заметил Даусон, критически изучая веревку, по мере того как опускал ее из окна, − чем эта веревка лучше той, которую мы связали из коротких кусков, вот смотри, − и он показал перетершееся место.
− Ладно, ты уж, бога ради, помолчи сейчас об этом, − сказал Сокинз, − и так столько было разговоров, что мы затянули эту работу.
Нед ничего не сказал в ответ, конец веревки коснулся земли, и Банди привязал его к лестнице, около шестой перекладины сверху. Лестница лежала на земле, параллельно стене здания. Если бы она находилась под нужным углом к стене, поднимать ее было бы гораздо легче, но это было невозможно − мешала стена соседнего дома и садовая ограда между двумя домами. Вот почему люди, стоящие на чердаке, не могли прямо в окно втянуть веревку, они стояли в помещении, не видя лестницы, и веревка, вползая в комнату у самого окна, терлась о каменный подоконник.
Едва конец веревки привязали к верхнему краю лестницы, Красс и Харлоу встали у ее основания, а трое других начали поднимать ее с земли. Так как Баррингтон был самым высоким, он встал посередине − под лестницей, − поддерживая перекладины, Филпот стоял слева от него, а Банди справа, и каждый держался за свою сторону.
По команде Красса Даусон и Сокинз начали подтягивать веревку, и край лестницы стал медленно подниматься в воздух.
От Филпота в этом деле было мало пользы, и это усложняло задачу двух его соседей, а кроме того, увеличивало натяжение веревки. Им явно не хватало сил, и оттого, что Баррингтон и Банди старались это компенсировать, лестница стала раскачиваться.
Когда лестница поднялась всего лишь на половину своей высоты, Даусон и Сокинз обратили внимание, что веревка попала в желобок между кирпичами, и, хотя они тянули ее изо всех сил, им не удавалось выбрать ее дальше. Им показалось, что стоявшие внизу перестали поднимать лестницу.
Так оно и было. Все трое почувствовали, что лестница слишком уж тяжела, и раза два на несколько секунд передохнули. В эти моменты всю тяжесть лестницы поддерживала только веревка, а самое большое натяжение приходилось на ту ее часть, которая терлась о выступ окна. А потом негодная часть веревки, та самая, на которую обратил внимание Даусон, во время одной из передышек пришлась как раз на этот выступ. И получилось так, что на одном конце веревки повисла вся тяжесть огромной лестницы, и потертый кусок веревки находился как раз на остром выступе каменного подоконника, а другой конец веревки что есть сил тянули к себе Даусон и Сокинз. И тут веревка лопнула, как нитка. Один ее конец остался в руках у Даусона и Сокинза, которые шлепнулись в комнате на пол, а другой взмыл в воздух, как гигантский бич. Какое-то мгновение лестница качалась из стороны в сторону, стоявший под ней Баррингтон, который держал на поднятых руках одну из перекладин, отчаянно старался ее удержать. Справа от него стоял Банди, который тоже поддерживал на вытянутых руках свою сторону, а слева, между лестницей и стеной, находился Филпот.
Короткий миг они пытались удержать эту тяжесть, но у Филпота не хватило сил, и лестница, качнувшись влево, рухнула, отбросив его к стенке. Он упал ничком, и лестница обрушилась ему на спину; тот стояк, который был обвит проволокой, ударил его по шее. Он даже не вскрикнул, он лежал неподвижно, и только кровь струилась из царапин на лице и из ушей.
Баррингтон тоже свалился на землю, лестница придавила ему голову и плечи, лицо и голова были в крови, он потерял сознание. Все остальные остались невредимы − они успели отскочить от падающей лестницы. На их крики сбежались рабочие и оттащили лестницу. Два неподвижных тела лежали на земле. Филпот казался мертвым, тем не менее Истон побежал за живущим по соседству врачом, который появился через несколько минут.
Он опустился на колени и тщательно осмотрел неподвижное тело Филпота, все остальные стояли вокруг, молча, охваченные ужасом.
Баррингтон, которого, к счастью, только оглушило, уже пришел в себя и сидел у стены. Он отделался царапинами и синяками.
Осмотр пострадавшего продолжался недолго, и, когда врач поднялся с земли, еще до того, как он успел что-то сказать, все поняли, что оправдались их самые худшие предположения.
Филпот был мертв.