Филантропы в рваных штанах

Глава 16

ИСТИННАЯ СВОБОДА

5 тот же день около трех часов неожиданно появился Раштон и начал молча ходить по дому, останавливаясь у дверей, где работали рабочие. Ему не удалось никого застать за разговорами, с трубкой в зубах или слоняющимся без дела. Единственное, что смог он заметить у одной из дверей верхнего этажа, лишь отдаленно походило на нарушение дисциплины. Филпот и Харлоу, которые там работали, пели псалом «Работай, ночь уже близка». Раштон прослушал два куплета и несколько раз припев. Будучи христианином, он не мог возражать против такого рода пения, тем более что, заглянув в слегка приоткрытую дверь, увидел, что они действительно работают. Когда он зашел в комнату, рабочие оглянулись, чтобы посмотреть, кто это, и перестали петь. Раштон, ничего не говоря, чуть не четверть часа стоял посреди комнаты и смотрел на них. Затем повернулся и молча вышел.

Они слышали, как он потихоньку спускается по лестнице, и Харлоу хриплым шепотом сказал:

− Как тебе нравится эта сволочь, стоит тут, глазеет, как надсмотрщик на каторге. Если бы не семья и дети, я бы смазал этого ублюдка кистью по роже!

− Вполне тебя понимаю, − ответил Филпот, − но, к сожалению, нельзя давать воли своим чувствам.

Мне прямо груда стоило не оглянуться, − продолжал Харлоу, который не мог прийти в себя от ярости, − и не сказать ему что-нибудь вроде: «Какого черта ты тут торчишь и глазеешь на меня? Свинья ты богомольная!» Из последних сил сдерживался.

А Раштон тем временем все ходил по дому, порой останавливаясь и наблюдая за другими рабочими точно так же, как он наблюдал за Филпотом и Харлоу.

Никто не отрывался от работы, никто не разговаривал ни с Раштоном, ни друг с другом. Слышался только стук молотков да визг пил − это плотники закрепляли перила да меняли в комнатах подоконники.

Красс как бы ненароком нет-нет да и попадался Раштону на глаза в надежде, что тот с ним заговорит, но, кроме вежливого кивка в ответ на подобострастное «Добрый день, сэр!», десятник не получил от хозяина никаких знаков внимания.

Проведя таким образом около часа, Раштон удалился. Никто не видел, как он уходил, и о его исчезновении узнали нескоро.

Оуэн был очень разочарован. «Я-то думал, он пришел сообщить, как дела с гостиной, − вздохнул он, − но, вероятно, это еще не решено».

Едва рабочие вздохнули свободно, появился Скряга, неся какие-то скатанные в трубочку бумаги. Он тоже молча бродил по комнатам, подглядывал из-за углов и подслушивал под дверьми в надежде увидеть или услышать что-нибудь такое, к чему можно придраться, чтобы кого-нибудь уволить в назидание другим. Так ничего и не высмотрев, он вскоре пошел наверх, в ту комнату, где работал Оуэн, дал ему свои бумаги и сказал:

− Мистер Светер сделал заказ на эту работу. Можешь начинать.

Радость Оуэна невозможно было описать. Это означало, что во-первых, работы в доме продлятся дольше, во-вторых, ему заплатят за время, затраченное на эскиз, и, кроме того, жалованье его увеличится, − ведь ему всегда платили на один пенс в час больше, когда поручали более сложную работу, такую, как, например, окраска под дерево или под мрамор, изготовление вывесок или что-нибудь вроде нынешней росписи. Впрочем, подобные мысли не занимали его в тот момент − для него эта работа означала нечто гораздо большее. После первого разговора с Раштоном об этом заказе он ни о чем другом и думать не мог.

Пожалуй, правильным будет сказать, что с первой же минуты он уже и приступил к работе. Он постоянно обдумывал, дополнял, улучшал детали эскиза, без конца менял колер. В нем росло неукротимое желание выполнить эту роспись, но он не тешил себя надеждой, что она будет заказана ему. Он слегка покраснел, когда брал у Хантера наброски.

− Можешь начать завтра утром. Я скажу Крассу, чтобы эту комнату закончил кто-нибудь другой.

− Я не могу начать завтра. Там надо сначала покрасить стены и потолок.

− Знаю. Сделаешь это с Истоном. Один слой − завтра, другой − во вторник, а третий − в субботу, − а может, и двойной окраски будет достаточно. Но даже если потребуется тройной слой, можешь начать художественную роспись в понедельник.

− Я не могу начать в понедельник, мне надо сначала сделать несколько рабочих эскизов.

− Рабочих эскизов! − воскликнул Скряга в изумлении. − Какие это еще рабочие эскизы? Они же у тебя есть! − Он указал на свернутые в трубочку бумаги.

− Да, но так как один и тот же орнамент повторяется несколько раз, я должен буду сделать несколько эскизов в натуральную величину и вырезать орнамент по контуру, чтобы перенести узор на стены, − сказал Оуэн. Он подробно объяснил, как это делается.

Скряга бросил на него подозрительный взгляд.

− Это действительно необходимо? − спросил он. − А ты не можешь рисовать узор от руки?

− Нет, так не годится. Дело пойдет намного медленнее.

Последнее соображение убедило Скрягу.

− Ну, ладно, − вздохнул он. − Наверное, ты прав, ничего не попишешь. Но ради бога не трать на это слишком много времени, потому что мы на этом ничего не заработаем. И взялись-то только потому, чтобы тебе помочь, а вовсе не ради собственной выгоды.

− Мне еще нужна будет плотная бумага для трафаретов.

При известии об этом добавочном расходе длинное лицо Скряги вытянулось на несколько дюймов, но после минутного раздумья он просиял.

− Вот что я тебе скажу! − сказал он, лукаво прищурившись. − У нас в торговом зале валяются целые рулоны старых обоев. Они из плотной бумаги, и гы, конечно же, сможешь использовать их для трафаретов.

− Вряд ли, − с сомнением ответил Оуэн, − но я взгляну, может быть, и подойдет.

− Ну да, − сказал Скряга, радуясь, что хоть что-то можно сэкономить. − Ты сегодня по дороге домой зайди в контору, и мы посмотрим, что там есть. Сколько времени уйдет у тебя на эскизы и трафареты?

− Сегодня вторник. Если вы разрешите Истону взять помощника для окраски этой комнаты, думаю, я принесу их сюда в понедельник утром.

− Что значит «принесу сюда»? − сердито спросил Хантер.

− Я буду делать их дома, вы же знаете.

− Дома! А почему не здесь?

− Ну, во-первых, здесь нет стола.

− Столом мы тебя снабдим. Можно взять для этого козлы и доски.

− У меня дома множество набросков и инструмента, которые я просто не могу сюда принести, − сказал Оуэн.

Скряга долго спорил, уверяя, что рисунки нужно делать или на работе, или в конторе. Каким образом, спросил он, проверить, в котором часу Оуэн начнет работу и закончит ее, если он будет выполнять ее дома?

− Я не буду требовать за переработку, − сказал Оуэн. − А здесь или в конторе мне их не сделать как следует. Я только все испорчу.

− Ну, валяй делай, как знаешь, − уныло согласился Скряга. − Я велю Харлоу помочь Истону окрасить эту комнату, чтобы ты вырезал свои трафареты и приготовил все необходимое. Только ради бога не тяни. Было бы очень хорошо, если бы тебе удалось сделать все к пятнице и прийти сюда в субботу помочь Истону. Я бы на твоем месте вообще не очень старался расписывать эти стены, ведь мы делаем работу по дешевке, мистер Светер вообще хотел от нее отказаться.

И Нимрод принялся бродить по дому, ругаясь и ворча на всех.

− Ну, вы, пошевеливайтесь! − рявкал он. − Что вам здесь, богадельня? Если не будете работать побыстрее, я урежу ставки. Кругом полно парней слоняются без дела и будут рады любой работе!

Он зашел в каморку, где Красс растирал краски.

− Послушай, Красс! − сказал он. − Что-то мне совсем не нравится, как ты выполняешь свои обязанности. Ты должен подгонять этих ребят. Они давно уже работают спустя рукава. Мы прогорим с этим домом еще до того, как его закончим!

Красс, жирное лицо которого стало мертвенно-зеленым от страха, промямлил что-то о том, как он старается, чтобы все шло наибыстрейшим образом.

− Ты заставь их пошевеливаться, − крикнул Скряга, − или нам придется кое-что пересмотреть.

Красс понял «пересмотр» как возможность вылететь с работы. Или на его место поставят другого. Тогда, конечно, он будет понижен в должности и не продержится на работе дольше остальных. Он решил попытаться вернуть себе доверие Скряги и умерить его гнев, а для этого принести в жертву кого-нибудь из рабочих. Осторожно выглянув на кухню и в коридор, Красс тихо сказал:

− Кроме Ньюмена, они все работают довольно хорошо. Я бы и раньше рассказал вам о нем, да хотел дать ему возможность исправиться. Я уж и сам говорил ему, что он слишком копается, но на него это не действует.

− Я тоже это заметил, − подхватил Нимрод. − Можно подумать, что его работу собираются посылать на выставку, так он возится с ней. Трет все подряд наждачной бумагой и зашпаклевывает каждую трещинку! И где он берет столько наждачной бумаги, не могу понять!

− Он сам ее достал! − хрипло сказал Красс. − Мне точно известно, что на прошлой неделе он купил два листа по полпенса на свои собственные деньги!

− Ах, так, − проворчал Скряга. − Я ему покажу наждачную бумагу! Всем снижу ставки!

Он вышел в прихожую, где простоял довольно долго, о чем-то думая. Наконец, с видом человека, принявшего решение, он повернулся и пошел в комнату, где работали Филпот и Харлоу.

− Вы оба получаете по семи пенсов в час, не так ли? − сказал он.

Оба ответили утвердительно.

− Я еще никогда не получал меньше, − добавил Харлоу.

− Я тоже, − заметил Филпот.

− Ладно, вы, конечно, можете поступать, как хотите, − продолжал Хантер, − но у нас в фирме решено со следующей недели платить не больше шести с половиной. Дела идут так, что мы не можем платить по семи пенсов. Так и быть, до завтрашнего вечера работайте на прежних условиях, но, если не согласны получать по шесть с половиной, в субботу утром можете не приходить. Решайте сами. Или соглашайтесь, или уходите.

Харлоу и Филпот были так ошеломлены, что ничего не сказали в ответ, Хантер же покинул их со словами: «Подумайте как следует», − и отправился к остальным рабочим, получающим по высшей ставке, с таким же ультиматумом. Все восприняли это так же, как Филпот и Харлоу. Только Оуэну и Крассу не уменьшили жалованье.

Как мы знаем, Ньюмен был одним из тех, кто работал по заниженным ставкам. Скряга нашел его в одной из верхних комнат, где он в одиночестве занимался окраской. И опять он принялся за старое. Шкаф, который он красил, был сильно поврежден, и перед окраской Ньюмен заделывал белой шпаклевкой все щели. Он прекрасно знал, что Хантер разрешает шпаклевать только самые большие трещины и дыры, но он не мог работать спустя рукава, как ему приказывали, и украдкой делал свою работу если не на отлично, то настолько хорошо, насколько это ему удавалось. Он даже дошел до того, что иногда покупал за собственные деньги наждачную бумагу, о чем Красс и донес Хантеру. Зайдя в комнату, Хантер минут пять с усмешкой наблюдал за Ньюменом. Под этим пронзительным взглядом рабочий торопился, и у него все валилось из рук.

− Возьми свой наряд и приходи в контору за расчетом в пять часов, − сказал наконец Нимрод. − С сегодняшнего дня мы больше не нуждаемся в твоих драгоценных услугах.

Ньюмен побледнел как полотно.

− А в чем дело? − спросил он. − Что я сделал?

− Ты не спрашивай, что ты сде-ла-ал, − раздельно произнес Скряга. − Ты лучше спроси, чего ты не сде-ла-ал. Вот в чем суть! Ты работаешь плохо, ясно? − И без дальнейших разговоров он повернулся и вышел.

Стемнело, а Ньюмен все стоял посреди комнаты, чувствуя, что сердце его будто наливается свинцом. Он мысленно представил себе свой дом, семью. Жена, наверно, начала уже готовить ужин, дети ставят чашки, блюдца и все прочее на кухонный стол, веселая шумливая суета, поминутно возникают потасовки, ребятишки спорят, шалят. Даже двухлетняя малышка требует, чтобы ей тоже разрешали помогать, хотя она всегда все ставит не на место. В последнее время они были просто счастливы, узнав, что у него есть работа, которая продлится почти до рождества, а то и дольше. А теперь на тебе − снова эта беспросветная нищета, из которой они только-только выкарабкались. Они все еще должны за несколько недель за квартиру, а долг булочнику и бакалейщику так велик, что нет никакой надежды получить кредит.

− Боже мой! − воскликнул Ньюмен, вдруг поняв, что никакого другого места он найти не сможет, и не сознавая, что говорит сейчас вслух. − Боже мой! Что я им скажу? Что с нами будет?

Хантер же, осуществив все задуманное, вскоре удалился, вероятно, поздравляя себя с тем, что он не зарыл своих талантов в землю, а употребил их с пользою.

Когда рабочие узнали, что он ушел, они начали собираться небольшими группами, но вскоре почти все очутились на кухне, обсуждая последние события. Сокинз и другие низкооплачиваемые продолжали работать. Некоторые из них получали только по четыре с половиной пенса, − Сокинз получал пять, − так что никого из них снижение ставок не коснулось. Двое других новичков − это были подмастерья − присоединились к собравшимся на кухне, им хотелось скрыть, что, когда их нанимали, они согласились получать плату по самой низкой ставке. Оуэн тоже был здесь, он узнал новость от Филпота.

Было сказано немало гневных слов. Вначале некоторые из рабочих говорили, что фирму надо послать к черту, но другие были более благоразумны. Они знали, что, если все они уйдут, найдутся десятки других, которые будут счастливы занять их место.

− Ну что ж, в конце концов... − сказал Слайм, который вынашивал план открыть собственное дело и только ждал, пока скопит побольше денег, − в конце концов, Хантер в чем-то прав. Сейчас очень трудно платить по высшей ставке. Сокращается объем работ.

− Да знаем мы все это! − крикнул Харлоу. − А кто, черт побери, виноват? Да все такие сволочи, как Хантер и Раштон! Если бы фирма не сократила объем работ в этом доме, за него взялась бы другая по более высокой цене. Раштон может урезать объем работ, но отменить он их не может, ведь верно? Они и без Раштона были бы точно так же выполнены. Единственная разница, что нам пришлось бы работать на какого-то другого хозяина.

− А я вообще не верю, что кто-то сокращает объем работ, − сказал Филпот. − Раштон и Светер − приятели, и оба они члены городского муниципалитета.

− Это может быть и так, − сказал Слайм, − только Светер узнавал расценки и у других фирм, и обвинять его нельзя: бизнес есть бизнес. Может, Раштону, правда, Светер назвал расценки других фирм.

− А расценки у них самые разные. Как их узнать! − сказал Банди. − Я и то знаю шесть фирм, которые этим заказом интересовались − Толкни и Палкер, Блефэм и Домдаун, Ловкер и Плутерн, Хватэм и Грабелл, бог знает сколько их еще...

Тут в комнату вошел Ньюмен, такой подавленный и бледный, что все невольно замолчали.

− А, что ты об этом думаешь? − спросил Харлоу.

− О чем? − сказал Ньюмен.

− Разве Хантер тебе ничего не сказал? − закричали несколько человек, и многие взглянули на него с подозрением. Они решили: может быть, Хантер потому не говорил с Ньюменом, что тот давно уже работает по низкой ставке. Такой слух пронесся несколько дней назад. − Скряга ничего тебе не сказал? Со следующей недели нам не будут платить больше шести с половиной.

− Этого он мне не говорил. Он велел мне убираться, вот и все. Говорит, я слишком медленно работаю.

− Господи Иисусе! − с притворным изумлением воскликнул Красс.

Рассказ Ньюмена о том, что произошло между ним и Хантером, был выслушан в угрюмом молчании. Те, кто еще минуту назад громко кричали, что бросят работу, теперь ясно поняли, что с ними могут поступить точно так же, как с Ньюменом. Красс громче всех выражал свое изумление и негодование, но он несколько перестарался и укрепил у всех тайное подозрение, что он в какой-то степени причастен к увольнению Ньюмена.

Обсудив все, они решили принять условия Скряги, пока не предоставится возможность найти работу где-то в другом месте.

Так как Оуэну нужно было сходить в контору посмотреть обои, предлагаемые Хантером, он пошел туда вместе с Ньюменом, который отправился получать расчет. Нимрод уже их ждал, и деньги были приготовлены в конверте. Он вручил его Ньюмену. Тот, не проронив ни слова, взял конверт и вышел.

Скряга, порывшись в старых обоях, выудил целую кучу рулонов, однако Оуэн, осмотрев их, сказал, что они для него не подойдут. После некоторых препирательств Скряге пришлось выписать немного плотной бумаги, которую Оуэн получил по дороге домой у торговца канцелярскими принадлежностями.

На следующее утро Скряга явился в «Пещеру» в страшной ярости и устроил Крассу разнос. Он сказал, что мистер Раштон жаловался на отсутствие дисциплины, а Крассу велел передать всем рабочим, что пение во время работы отныне категорически запрещено и нарушивший это правило будет немедленно уволен.

* * *

В течение последующих дней Нимрод несколько раз заходил к Оуэну домой, чтобы посмотреть, как продвигается работа, и убедить его не слишком стараться.