ЗА НЕДЕЛЮ ДО РОЖДЕСТВА
В течение следующей недели Оуэн рисовал на фасаде одной из мастерских вывеску и, кроме того, написал название фирмы на трех ручных тележках. Такие случайные работы занимали у него по нескольку часов каждый день, так что он не оставался совсем без дела.
Однажды, когда ему совершенно нечем было заняться, он ушел в три часа, но едва он добрался до дома, явился Берт Уайт с металлической пластинкой для гроба, на которой нужно было немедленно сделать надпись, Берт сказал, что ему велено ожидать, пока Оуэн выполнит эту надпись.
Пока Оуэн возился с пластинкой, Нора принесла мальчику чай и кусок хлеба с маслом, и тут явился игравший на улице Фрэнки. Мальчики уже были знакомы друг с другом − Берт бывал здесь не раз с такими же поручениями, как сегодня, и Оуэн учил его рисовать и раскрашивать буквы.
− У меня будут гости в следующий понедельник после рождества, − заявил Фрэнки. − Мама сказала, что я могу пригласить и тебя. Ты придешь?
− Приду, − ответил Берт, − и принесу с собой мою Панораму.
− А это что такое? Она живая? − спросил Фрэнки с большим интересом.
− Живая? Нет, конечно, − с видом превосходства отозвался Берт. − Это такое представление, вроде того, что бывают на ипподроме или в цирке.
− А большая она?
− Не очень, умещается в ящике из-под сахара. Я сам ее сделал. Еще не совсем закончена, но на этой неделе я все доделаю. Будет даже оркестр. Я его вот как устраиваю.
И он вытащил из внутреннего кармана пиджака губную гармонь.
− Сыграй что-нибудь.
Берт стал играть, а Фрэнки пел своим тоненьким голосом популярные песенки: «Старый бык и куст», «Кто видал немецкий оркестрик?», «Возле храма» и, наконец, − быть может, в качестве панихиды по тому, для кого Оуэн писал сейчас надгробную надпись, − «Прощай, Миньонетта» и «Не покину я свой дом для тебя, нет, не покину».
− Угадай, что здесь. − И Фрэнки указал на большой фаянсовый противень, который Нора только что попросила мужа поднять с пола и поставить на стул. Посудина эта была покрыта чистым белым полотном.
− Рождественский пудинг, − не задумываясь, выпалил Берт.
− Сразу угадал, с первого раза! − обрадовался Фрэнки. − Мы в эту субботу взяли в лавке провизию к рождеству. Мы вносили за нее деньги еще с прошлого рождества. А сейчас мы все это будем месить; если хочешь, ты тоже можешь вместе с нами.
Тут все принялись замешивать пудинг, и Фрэнки то и дело требовал, чтобы пощупали его мускулы; он уверял, что скоро станет таким сильным, что сможет пойти работать. Он объяснил Берту, что он такой сильный потому, что ест всегда овсяную кашу и пьет молоко.
* * *
Весь остаток недели Оуэн продолжал работать на складе вместе с Сокинзом, Слаймом и Крассом, окрашивая стремянки, лестницы и прочее оборудование, принадлежащее фирме. Все эти предметы полагалось покрыть двумя слоями краски и сделать надпись «Раштон и К°». Как только часть из них покрыли вторым слоем, Оуэн принялся за надписи, а остальные продолжали красить, так что работа в общем-то была распределена между всеми по справедливости. Несколько раз в течение этой недели то одного, то другого забирали еще на какую-нибудь работу; Красса и Слайма однажды послали куда-то вымыть и побелить потолок, потом Сокинз помогал водопроводчикам.
Ежедневно кто-нибудь оставшийся без дела заходил на склад выяснить, не появилось ли новых заказов. Заодно узнавали все новости. Старик Джек Линден с той поры, как его уволили у Раштона, так и не смог никуда устроиться, и поговаривали, что он даже пробует заработать, торгуя в разнос копченой селедкой, которую таскает по домам. Что касается Филпота, он говорил, что обошел все фирмы в городе и ни в одной нет работы.
Ньюмена (как помнит читатель, он был уволен потому, что слишком старался) арестовали и приговорили к месячному заключению за то, что он не смог уплатить свой жалкий налог, и Опекунский совет предоставил его жене вспомоществование в размере трех шиллингов в неделю, дабы она содержала себя и трех своих детей. Филпот к ней зашел, и она сказала, что домовладелец угрожает выкинуть ее с детьми на улицу; он забрал бы и мебель и продал ее, да только мебель эта стоит меньше, чем нужно заплатить рабочим за перевозку.
− Мне стыдно за себя, − доверительно говорил Филпот, рассказывая все это Оуэну, − как вспоминаю о тех деньгах, что я просаживал на пиво. Если бы не это, я не сидел бы сейчас сам на мели и смог бы им помочь. Ты же знаешь, − продолжал он, − дело вовсе не в том, что я так уж люблю пиво. Я люблю компанию. Когда у тебя нет дома, пивная − единственное место, где можно хоть немного развлечься. Но если денег нет, тебя и там не очень-то приветливо встречают.
− Скажи, три шиллинга − это все, что у них есть на жизнь?
− Я думаю, она берется за любую поденную работу, когда в силах, − ответил Филпот. − Только вряд ли она много наработает: у нее ведь трое детей, ей смотреть за ними надо, и потом, я слышал, она только сейчас оправилась после болезни и ей трудно много работать.
− Боже мой! − воскликнул Оуэн.
− Я тебе вот что скажу, − продолжал Филпот. − Я подумал: мы могли бы собрать для нее хоть немного по подписке. У нескольких человек сейчас есть работа, они знают Ньюмена, и, если каждый даст монетку − другую, мы наберем достаточно, чтобы его жена заплатила хотя бы за рождественский обед. Я тут захватил с собой листок бумаги, хотел вот попросить тебя, чтобы ты написал, на кого собирают.
Поскольку в мастерской не нашлось пера, чтобы сделать эту надпись, Филпот дождался четырех часов и проводил Оуэна до дома, где и была сделана надпись. Оуэн первым подписался на один шиллинг, и Филпот проставил такую же сумму.
Филпот остался пить чай и принял приглашение провести с ними рождество и прийти в гости к Фрэнки в понедельник.
На следующее утро Филпот принес в мастерскую подписной лист, и Красс и Слайм подписались каждый на шиллинг, а Сокинз на три пенса, договорившись, что деньги они внесут в день получки накануне рождества. За это время Филпот собирался повидать кого возможно из тех, кто работает в других фирмах, и их тоже постараться подписать.
В день получки накануне рождества Филпот явился с подписным листом, и Оуэн и его товарищи внесли деньги, на которые они подписались. Кроме того, Филпоту удалось собрать девять шиллингов и шесть пенсов − большинство подписчиков вносили по шесть пенсов или по три. Часть денег он уже успел собрать, с остальными договорился, что зайдет к ним домой в этот вечер. Решили, что они с Оуэном пойдут вместе собирать деньги и потом занесут их миссис Ньюмен.
Чтобы собрать все пожертвования, они потратили около трех часов, потому что пришлось побывать в самых разных районах, в одном или двух случаях надо было подождать, пока вернется домой хозяин, кое-где нельзя было уйти сразу, не поболтав с хозяевами. В трех домах подписавшиеся на три пенса дали по шести, а один человек, который обещал пожертвовать шесть пенсов, дал шиллинг. И лишь в двух случаях люди, подписавшиеся каждый на три пенса, не внесли их − отправились пьянствовать. Кроме того, они задержались еще и из-за нескольких случайных встреч, а иногда они специально заходили к людям, к которым еще не обращались с просьбой принять участие в подписке; было также несколько человек, в том числе и члены Общества маляров, с которыми Оуэн поговорил на неделе, и они пообещали ему принять участие в подписке. В конце концов им удалось довести собранную сумму до девятнадцати шиллингов и девяти пенсов, после чего они доложили каждый еще по три полупенса, чтобы получился фунт стерлингов ровно.
Ньюмены жили в маленьком доме, за пользование которым платили шесть шиллингов в неделю и еще налоги. Чтобы добраться до их домика, нужно было пролезть через темный и узкий проход между двумя лавками, после чего вы оказывались в глубоком колодце, окруженном высокими домами, по большей части деловыми конторами. Здесь никогда не ощущалось ни малейшего ветерка, и солнце никогда сюда не заглядывало. Летом здесь нечем было дышать и к тому же несло вонью с соседних задних дворов, а зимой здесь было темно, сыро и мрачно − благодатная почва для размножения бактерий и микробов. Большинство тех, кто изображает себя борцами с туберкулезом, вероятно, лицемеры или просто дураки, иначе они не высмеивали бы предложений прежде всего бороться с нищетой, вынуждающей плохо одетых и полуголодных людей спать в таких пещерах.
Входная дверь вела прямо в жилую комнату, или скорее это была кухня, чуть освещенная маленькой керосиновой лампой, стоявшей на столе, где кроме нее было еще несколько чашек и блюдец, все разрозненные, и краюшка хлеба. Обои были старые и выцветшие, на стенах висело несколько картинок от старых календарей и литографии без рамок, на каминной полке виднелось несколько побитых и не представляющих уже никакой ценности ваз и украшений. Когда-то у хозяев были часы, резные украшения над камином, картины в рамках, но постепенно им пришлось все это продать − не хватало денег на еду. Все, что имело хоть какую-то ценность, ушло из дома по этой же причине − мебель, постельное белье, картины, ковер, клеенка, − одно вслед за другим, все, что составляло дом, все было заложено или продано, ибо надо было покупать еду и платить за квартиру и в те периоды, когда Ньюмен оставался без работы, а периоды эти за последние годы становились все продолжительнее и чаще. Теперь здесь уже ничего не осталось, кроме нескольких старых, поломанных стульев и кухонного стола, которых никто не купит, а также развалившихся кроватей и потертых матрасов, на которых они спали, прикрываясь обрывками старых одеял и одеждой.
На стук Филпота дверь открыла девочка лет семи, которая сразу его узнала и крикнула матери, кто пришел. Та вышла, а следом за ней еще двое − худенькая девочка лет трех и пятилетний мальчик, − держась за материнский подол, они с любопытством уставились на посетителей. Миссис Ньюмен было около тридцати, и, судя по ее виду, она действительно, как сказал Филпот, только что оправилась после болезни − она очень исхудала, лицо бледное, вид замученный. Когда Филпот объяснил ей цель визита и вручил собранные ими деньги, бедняжка разрыдалась, а двое младших детей, решив, что этот бумажный сверток принес новые несчастья, тоже принялись плакать. Они помнили: всем их бедам предшествовало появление мужчин, вручавших родителям какие-то бумаги, и переубедить их было довольно трудно.
Вечером, когда Фрэнки заснул, Оуэн и Нора отправились за рождественскими подарками. Денег у них было совсем мало, так как Оуэн принес домой всего семнадцать шиллингов. Он проработал тридцать три часа и получил девятнадцать шиллингов и три пенса − один шиллинг и три полупенса он отдал Ньюменам, а оставшуюся мелочь − нищему калеке, который пел на улице. Один шиллинг из своей заработной платы он отдал за аванс, полученный на этой неделе.
На оставшиеся семнадцать шиллингов нужно было сделать очень много. Прежде всего уплатить семь шиллингов за квартиру − оставалось десять. Отдать долг булочнику за неделю − шиллинг и три пенса. Ежедневно они покупали бутылку молока − главным образом для ребенка − на это уходил за месяц шиллинг и два пенса. Затем шиллинг и восемь пенсов за купленный в кредит уголь. К счастью, им не нужно было на этот раз покупать провизию − полученной к рождеству провизии, на которую они вносили деньги в течение года, было более чем достаточно, чтобы обеспечить всю будущую неделю.
У Фрэнки порваны чулки, и штопать их уже невозможно, стало быть, совершенно необходимо купить пару чулок за пять пенсов и три фартинга. Чулки эти совсем не так уж хороши, пара чулок, стоивших в два раза дороже, обошлась бы им в итоге гораздо дешевле, потому что мальчик носил бы их раза в четыре дольше, но они не могут позволить себе покупать то, что подороже. И с углем та же картина − если бы они могли купить сразу тонну, они уплатили бы двадцать шесть шиллингов за уголь, но, поскольку они вынуждены покупать его по пятьдесят килограммов, получается, что за тонну они платят тридцать три шиллинга и четыре пенса. И так почти во всем. Так и грабят рабочий класс. Хотя заработная плата у рабочих самая низкая, они вынуждены покупать самые дорогие вещи, то есть вещи, которые стоят дешево. Ведь всем известно, что хорошая одежда, обувь, мебель в конце концов оказываются более дешевыми, хотя поначалу и стоят дороже; но рабочие очень редко, а вернее, вообще никогда не приобретают дорогих вещей, они вынуждены покупать дешевую дрянь, которая обходится им в итоге гораздо дороже.
Полтора месяца назад Оуэн купил за три шиллинга пару поношенных ботинок, а теперь они развалились на части в самом буквальном смысле слова. В таком же состоянии и обувь Норы, но она уверяет, что это не важно − в дурную погоду она не будет выходить из дома − вот и все.
Не считая перечисленного, им еще нужно истратить четыре пенса на полгаллона керосина и опустить шесть пенсов в счетчик газовой плиты. После чего у них остается пять шиллингов и семь пенсов, из которых надо потратить шиллинг на картофель и другие овощи.
И Оуэну и Норе совершенно необходимо новое белье − их белье так износилось, что носить его почти бесполезно, но о покупке нечего и думать, ведь у них осталось всего четыре шиллинга и семь пенсов, и все эти деньги предназначены на игрушки. Они должны купить игрушку Фрэнки к рождеству, кроме того, следует купить хоть что-то каждому ребенку, который придет к ним на праздник в следующий понедельник. К счастью, мясо им не надо было покупать, дело в том, что Нора вносила деньги на провизию к рождеству не только бакалейщику, но и мяснику, так что этот необходимый расход уже оплачен.
Они остановились перед витриной игрушек в магазине Светера. Уже несколько дней Фрэнки прямо бредит выставленными за этими стеклами чудесами. Ясное дело, его родителям хотелось что-нибудь купить ему здесь. Они узнали некоторые игрушки по рассказам сына, но здесь все так дорого, что они долго стояли без толку, пытаясь найти хоть что-нибудь на витрине, что оказалось бы им по средствам.
− Вон машина, о которой он так много говорит, − сказала Нора, показывая на игрушечный паровозик, − пять шиллингов.
− С таким же успехом он мог бы стоить и пять фунтов, − ответил Оуэн.
Пока они разговаривали, за витриной появился продавец и, протянув руку, забрал паровозик. Вероятно, это был последний экземпляр. Теперь и он уже продан. Оуэн и Нора испытали некоторое облегчение, сознавая, что даже если бы у них и были деньги, они уже не могли приобрести эту игрушку.
После длительных раздумий они решили купить заводную машину стоимостью в шиллинг. Остальные игрушки они договорились покупать в более дешевой лавке. Нора зашла в магазин, и, пока Оуэн ожидал ее, из магазина вышли Раштон с женой. Они прошли, не заметив Оуэна, он же по размерам одной из коробок, которые они несли в руках, догадался, что в ней находится тот самый паровозик, который только что сняли с витрины.
Нора вернулась с покупкой, и они отправились искать какую-нибудь лавку подешевле. Вскоре они обнаружили именно то, что им было нужно. За шесть пенсов они купили картонную коробку с японскими куклами, где имелась целая семья − отец, мать и четверо детей разной величины. Коробочка с красками обошлась им в три пенса; шесть пенсов − игрушечный чайный сервиз; три пенсамелки для рисования и шесть пенсов − тряпичная кукла.
По дороге домой они зашли к зеленщику, которому Оуэн еще несколько недель назад заказал и сразу оплатил маленькую рождественскую елку; а поворачивая на улицу, где они жили, наткнулись на Красса, полупьяного, с великолепным жирным гусем, которого он держал за шею, перекинув через плечо. Он весело их приветствовал и тут же принялся демонстрировать гуся.
− Неплохой выигрыш на шестипенсовую монетку? − похвалился он икая. − Теперь у нас их два. Я выиграл его и коробку сигар, пятьдесят штук, на одну шестипенсовую монетку. А второго получил в церкви, двадцать восемь недель платил по три пенса, получается семь шиллингов. Но, − добавил он, понизив голос, − сами знаете, в лавке их за такую цену не купишь. Церковному комитету они обходятся гораздо дороже, но, по счастью, у нас в комитете есть несколько богатых джентльменов и они платят разницу.
Кивнув им с хитрым видом, он, пошатываясь, отправился дальше.
Когда они вернулись домой, Фрэнки крепко спал, а в ногах у него на одеяле клубочком свернулся котенок. Они поужинали, и, хотя был уже двенадцатый час, Оуэн поставил елочку в большом цветочном горшке, который использовался для этой цели и раньше, а Нора вытащила из ящика, где она хранилась еще с прошлого рождества, картонную коробку с елочными игрушками − посеребренными, позолоченными и раскрашенными стеклянными шариками, птичками, бабочками, звездочками. Многие из этих украшений служили уже третье рождество и хотя слегка потускнели, но выглядели почти как новые. Кроме этих украшений и игрушек, которые они только что купили, имелась еще коробка конфет и коробочка с маленькими разноцветными восковыми свечами − это входило в пакет, полученный у бакалейщика за рождественские взносы. А еще были цветные бумажные пакетики со сластями, человеческие фигурки и зверушки из сахара и шоколада, они покупали их по две, по три штуки в течение последних нескольких недель и прятали от Фрэнки. Для каждого ребенка было приготовлено что-нибудь подходящее, за исключением Берта Уайта − они хотели купить ему за шесть пенсов перочинный ножик, но на это не хватило денег, и тогда Оуэн решил подарить Берту свой старый набор стальных скребков, о котором, как ему было известно, парень давно уж мечтал. Металлический ящичек с этими инструментами завернули в красную бумагу и повесили на елку вместе с остальными подарками.
Они старались двигаться как можно тише, чтобы не тревожить соседей, живущих под ними, ведь еще задолго до того, как они кончили возиться, во всех остальных квартирах давно улеглись спать и на опустевших улицах воцарилась тишина. Когда же Оуэны заканчивали свою работу, глубокую тишину ночи внезапно нарушили голоса, распевавшие на улице рождественский гимн.
Эти звуки с такой силой напомнили им былые и более счастливые времена, что Нора невольно протянула руки к Оуэну и он привлек ее к себе.
Они поженились уже больше восьми лет назад и хотя за это время никогда не бывали совершенно свободны от забот о завтрашнем дне, но еще ни одно рождество они не встречали в такой бедности. За последние несколько лет периоды безработицы случались все чаще и длились все дольше, а попытка устроиться в другом месте, которую Оуэн сделал в начале этого года, привела лишь к тому, что они оказались в еще большей нищете, чем раньше. И все-таки они благодарили судьбу − как бы бедны они ни были, они все же жили лучше, чем тысячи других, у них была еда и кров, они вместе, и с ними их мальчик.
Прежде чем лечь спать, Оуэн перенес рождественскую елку в спальню Фрэнки и поставил ее так, чтобы, проснувшись утром, он сразу же увидел ее сверкающее великолепие.