Филантропы в рваных штанах

Глава 10

ХОЛМ

Верт пришел на склад, не теряя времени, нагрузил в тележку все, за чем его послали, и двинулся в обратный путь. По городу везти ее еще ничего, так как дорога ровная и гладкая, вымощенная деревянными брусками. Тележка хоть для него и велика и тяжело нагружена, но толкать ее по такой дороге не очень трудно. Единственное, что ему мешало − ограниченный обзор: тележка нагружена доверху, а ростом он совсем невысок. А тут еще, конечно, эта стремянка... Но все же, проявив немалую осторожность, он благополучно проехал по городу, хотя несколько раз чуть не угодил под электрический трамвай и под автомобиль. Кроме того, он едва не сбил с ног старушку, которая несла большой узел с бельем. Время от времени Берт встречал знакомых мальчишек. С некоторыми из них он когда-то учился в школе. Одни тащили тяжелые корзины с провизией, другие − деревянные лотки с кусками мяса.

Но вот, к его большому огорчению, торцовая мостовая закончилась, причем именно там, где начинался подъем. Перед Бертом оказалась длинная, покрытая щебнем дорога, полого ведущая вверх. Берт не раз поднимался по этой дороге со своей тележкой, и опыт научил его, что лобовая атака этого подъема обречена на неудачу. Подниматься следовало зигзагообразно, пересекая улицу справа налево и слева направо. Принцип тот же, что у парусного судна, идущего против ветра переменными галсами. Сделав шагов пятьдесят, он останавливался отдохнуть и отдышаться. Расстояние, которое ему предстояло пройти, он разбивал на участки, ориентируясь на всевозможные вехи, находившиеся у дороги: например, фонарные столбы. Во время каждой остановки он намечал впереди следующую веху: столб или угол дома, и снова двигался в путь, напрягая все силы, чтобы добраться до цели.

Обычно очередная намеченная им веха оказывалась гораздо дальше, чем он предполагал, − намечая ее, Берт переоценивал свои силы. Каждый раз, когда он полностью выдыхался, не добравшись до вехи, он подкатывал тележку к обочине и останавливался, тяжело дыша, крайне огорченный очередной неудачей.

Во время одной из таких остановок до него вдруг дошло, что он очень уж давно отсутствует: следует поторопиться, не то он получит нагоняй, а между тем он не прошел еще и половины подъема!

Выбрав отдаленный фонарный столб, Берт твердо решил добраться до него без остановок.

К тележке была приделана штанга − толкатель с крестообразной рукояткой на конце. Он крепко сжал эту рукоятку обеими руками, уперся в нее грудью и с трудом стал толкать перед собой тележку.

С каждым шагом она становилась все тяжелей и тяжелей. У бедняги страшно болело все тело, особенно ноги, но он из последних сил упорно двигался вперед. Он ведь твердо решил, что не остановится, пока не дойдет до столба.

Вдруг он почувствовал, что рукоятка нажимает ему на грудь очень больно, и опустил ее пониже. Но от этого стало еще больней, и Берт снова поднял ее на уровень груди, решив не сдаваться. Сердце его бешено колотилось, он задыхался.

Тележка становилась все тяжелей и тяжелей. Через некоторое время у мальчика создалось впечатление, что впереди кто-то невидимый толкает тележку вниз. Это показалось ему забавным, и он чуть было не расхохотался. Но судорожное его веселье тут же вытеснил страх. Берт всерьез испугался, что так и не дойдет до столба. Стиснув зубы, он собрал все силы и сделал еще два или три шага. Тележка остановилась. Несколько секунд он отчаянно пытался сдвинуть ее с места, потом внезапно ноги его подкосились, он чуть не упал, а тележка медленно двинулась вниз под горку. Берт едва успел перехватить ее и повернуть к обочине. Тележка стукнулась о край тротуара и остановилась. Он стоял, вцепившись в нее, бледный, потный, дрожащий, вот-вот готовый потерять сознание. Ноги его тряслись так сильно, что он понял: он упадет, если хоть на минуту не присядет.

Берт осторожно, чтобы не расплескать известку из подвешенного на крючке под тележкой ведра, опустил рукоять и, усевшись на край тротуара, в изнеможении прислонился к колесу.

Внизу у дороги стояла церковь с часами на башне. Часы показывали без пяти десять. Берт решил, что встанет ровно в десять.

Пока он отдыхал, ему многое вспомнилось. Сразу же за церковью начиналось поле и пруды, куда он обычно ходил с приятелями удить рыбу. Если бы не тележка, он бы сбегал туда, может, встретил кого из ребят. Он вспомнил, как ему не терпелось бросить школу и начать работать, с какой тоской он вспоминал теперь школьные времена.

Ему вспомнился тот день, когда мать повела его к мистеру Раштону, чтобы отдать в учение. Это было почти год назад. Как он волновался! Руки так дрожали, что он едва мог расписаться. Волнение и тревога не оставляли их обоих весь день. Придя домой, мать долго плакала, прижимала его к груди, целовала и называла бедным сироткой. Она просила, чтобы он был хорошим мальчиком и как следует учился. И Берт тоже тогда заплакал и сказал, что будет стараться. Он гордился, что сдержал свое слово. В самом деле, он уже может не хуже других окрасить черный ход и лестницу тоже. Оуэн научил его многому, а еще он обещал сделать для него трафареты, чтобы Берт мог практиковаться дома по вечерам. Оуэн славный парень. Берт решил рассказать ему все, что Красс говорил Истону. Подумать только, какой паршивец этот Красс, хочет выжить с работы Оуэна! Вот если бы вытурили самого Красса, а Оуэна сделали десятником, в этом был бы несомненный смысл.

Без одной минуты десять.

С тяжелым сердцем Берт смотрел на часы. Все так же нестерпимо ныли ноги. Он не видел, как перемещаются стрелки часов, но тем не менее они продолжали движение. Вот минутная стрелка коснулась цифры, и он заколебался − может быть, отдохнуть еще хоть пять минут? Но он и так уж отсутствует слишком долго. Минутная стрелка встала вертикально − пора двигаться в путь.

Не успел он подняться, как за его спиной раздался грозный голос:

− Долго ты еще будешь здесь прохлаждаться?

Берт с виноватым видом вскочил и предстал перед мистером Раштоном, который смотрел на мальчика, сурово нахмурясь. Рядом с ним возвышалась громадная фигура Светера, лоснящаяся физиономия которого выражала страдание при виде столь вопиющего примера детской порочности.

− Ты как себя ведешь? − не унимался Раштон. − Как ты посмел тут посиживать, когда рабочие ждут материалов?

Красный от волнения и стыда, мальчик не отвечал.

− И ты уже давно так сидишь, − не унимался Раштон. − Я все время наблюдал за тобой, когда шел вниз по дороге.

Берт попытался объяснить, почему ему пришлось остановиться, но со страху у него пересохло в горле и он не мог произнести ни звука.

− Знаешь, мальчик мой, так ты ничего не добьешься в жизни, − заметил Светер, подняв указательный палец и укоризненно качая головой.

− А ну, пошел, живо! − грубо прикрикнул Раштон. − Ну и дела! Я прямо оторопел! Сидит себе тут. Теряет рабочее время!

Он сказал чистую правду. Раштон не просто злился, он был ошарашен наглостью этого мальчишки. Подумать только, один из тех, кому он платит, бездельничает в рабочее время! Нет, в это трудно поверить.

Мальчик поднял рукоять тележки и снова начал толкать ее в гору. Теперь она показалась ему еще тяжелее, но он все же как-то ухитрялся двигаться вверх. Он все время оглядывался на Раштона и Светера, которые вскоре повернули и скрылись из виду. Тогда он снова откатил к обочине тележку, чтобы немного отдышаться. Он больше не мог идти без остановок, даже если бы за ним до сих пор наблюдали. На этот раз он отдыхал не больше полминуты: испугался, что Раштон и Светер подглядывают за ним из-за поворота.

Он отказался от передышек возле фонарей и останавливался примерно на одну минуту через одинаковые промежутки времени. Так ему наконец удалось добраться до вершины холма. У него вырвался вздох облегчения, и он поздравил себя с окончанием пути. Можно считать, он у цели.

Когда Берт подходил к воротам, из дома вышел Хантер, сел на велосипед и уехал. Берт подкатил тележку к передней двери и начал разгрузку. Тут он заметил Филпота, осторожно перегнувшегося через перила, и позвал его:

− Джо, вы не поможете мне поднять ведро с известкой?

− Конечно, охотно, сынок, − ответил Филпот, быстро сбегая вниз.

Когда они несли ведро вверх, Филпот подмигнул Берту и шепнул:

− Ты там не встретил Понтия Пилата?

− Когда я подходил к дому, он укатил на велосипеде.

− Да ну? Отлично! Зла ему я не желаю, − горячо добавил Филпот, − но все же было бы хорошо, если бы он угодил под автомобиль.

С этим пожеланием Берт вполне согласился. Столь же добрые чувства выразили и остальные, как только услыхали, что Скряга убрался.

Было около четырех, когда Берт начал нагружать на свою тележку жалюзи, которые привезли несколько дней назад.

− Интересно, кто будет им все это красить? − спросил Филпот Ньюмена.

− Может, они отсюда снимут парочку рабочих?

− Не думаю. У нас и так не хватает людей. Скорей наймут еще новых. С этими жалюзи чертовски много возни: по-моему, их придется красить в три слоя, а то и в четыре.

− Я тоже так считаю, − согласился Ньюмен и с грустной усмешкой добавил: − Не так уж трудно будет подыскать двух рабочих.

− Ты прав, приятель. Безработных, для которых поработать хоть неделю − большая удача, сейчас хоть пруд пруди.

− Что верно, то верно, − продолжал Ньюмен после паузы-Только наша фирма обычно отдает жалюзи старому Латему, он по этой части мастер. Может, и на этот раз ему достанется вся работа.

− Очень даже может быть, − сказал Филпот. − Тем более, он и возьмет дешевле, чем наши ребята, а для фирмы это главное.

Насколько верны были их предположения, выяснится позже.

Вскоре после ухода Берта стало так темно, что пришлось зажечь свечи, и Филпот заметил, что, хотя он терпеть не может работать при свечах, он все же всегда радуется, когда приходит время зажигать их, ибо это означает, что близится конец рабочего дня.

Без пяти пять, когда они уже складывали свои инструменты, неожиданно появился Нимрод. Он пришел в надежде изловить кого-нибудь, кто закончил работу раньше времени. Благородная затея эта провалилась, и несколько минут он в полном одиночестве простоял в гостиной. Это была просторная, высокая комната с огромными полукруглыми эркерными окнами. Потолок был окаймлен широким карнизом. Сейчас, в полутьме, гостиная казалась еще больше, чем была на самом деле. Немного постояв да поразмыслив, Хантер отправился на кухню, где рабочие уже собирались домой. Когда он вошел, Оуэн снимал куртку и фартук.

Хантер бросил ему со злостью:

− По дороге домой зайдешь в контору.

Оуэну показалось, что у него остановилось сердце. Он сразу вспомнил все придирки Хантера и то, что рассказал ему сегодня утром Истон. Он стоял спокойно, с фартуком в руках, и глядел на десятника.

− А зачем? − проговорил он наконец. − Что случилось?

− Там узнаешь, − ответил Хантер и вышел.

С его уходом наступила зловещая тишина. Никто уже не собирался домой. Все были ошеломлены и смотрели молча друг на друга и на Оуэна. Вышвырнуть вот таким образом человека, когда работа сделана меньше чем наполовину, вышвырнуть без всякой видимой причины, да к тому же в понедельник. Неслыханно. Это возмутило всех. Харлоу и Филпот негодовали больше остальных.

− Если уж на то пошло, − кричал Харлоу, − у них нет никакого права так делать, черт бы их побрал! Увольнять нас можно, только предупредив за час.

− Еще бы! − воскликнул Филпот, вращая выпученными глазами. − Вот тебе мой совет, Фрэнк, запиши в свой наряд, что ты работал до шести часов, и возьми у них все, что тебе причитается.

Да и остальные возмущенно гомонили. Негодовали все, кроме Красса и Слайма. Их и не было на кухне: они складывали свои инструменты в каморке. Вот и вышло так, что они не сказали ни слова и только обменялись многозначительными взглядами.

Но Оуэн уже овладел собой. Он собрал инструменты и положил их вместе с фартуком и рабочей блузой в сумку, думая сегодня же унести домой. Однако поразмыслив немного, решил не делать этого. В конце концов, еще неизвестно, уволят его или нет. Может быть, его просто хотят поставить на другую работу.

Все вместе рабочие спустились с холма, кто по мостовой, кто по тротуару, и в городе каждый пошел уже своей дорогой. Красс, Сокинз, Банди и Филпот отправились выпить к «Крикетистам». Ньюмен шел один. Слайм присоединился к Истону, который обещал в этот вечер показать ему комнату, а Оуэн направился в контору.