Настоящий джентльмен. Часть 1

Мэри Ситтинг-Уотчинг

Когда я пришел на Би-би-си, Русская служба была еще не «службой», а «секцией», The Russian Section. Различие принципиальное, уровень другой. У начальника был скромный титул programme organiser. Вернее, это был не начальник, а начальница, ее звали Мэри Ситон-Уотсон. Фамилия достаточно громкая в кругах славистов и советологов. Хью Ситон-Уотсон, брат Мэри, был профессором и деканом исторического факультета в Лондонском университете, автором классических трудов по истории Российской империи и Восточной Европы.

Интерес к истории был в семье наследственным: отец Хью и Мэри, Роберт Ситон-Уотсон, был видным академиком и политическим активистом, участвовавшим в создании независимой Чехословакии после поражения Австро-Венгерской империи в Первой мировой войне.

Госпожа Ситон-Уотсон была дамой средних лет, строгой, скромной, незамужней. Про нее говорили «синий чулок». Из-за природной застенчивости не могла есть на людях. Она спускалась в кантину, брала себе обед, приносила его на подносе в свою выгороженную из большой комнаты остекленную будку и там уже приватно кушала. Из будки обычно не выходила целый день, наблюдая за подчиненными из-за стекла. Мы прозвали ее «Мэри Ситтинг-Уотчинг». Жила она где-то за городом, в семейном поместье, оставшемся вроде бы от дедушки-шотландца, астронома и купца, сколотившего свое состояние на торговле чаем в индийской Калькутте.

В английском языке, как известно, нет имени-отчества, поэтому свою начальницу я вынужден был называть просто Мэри, как будто мы приятели или вместе еще в детский сад ходили. Помню, мне было ужасно неловко.

В своем поместье Мэри держала лошадей, что ставило ее в разряд аристократии, и ездила верхом. Человек холодный, но справедливый, выходила из себя редко, но когда это все же случалось, то злые языки на нашем пятом этаже говорили: «У Мэри сегодня серая лошадь в яблоках плохо покакала».

Свой первый урок журналистской этики от Мэри Ситон-Уотсон я получил в 1978 году. На Русской службе Би-би-си тогда работал священник, отец Василий Родзянко. Вместе со своей супругой Марией Васильевной он более 20 лет вел религиозную программу. Мария Васильевна пела в церковном хоре, у нее было редкое по красоте контральто. Вера в Советском Союзе была под запретом, отца Василия слушала громадная аудитория. Во время записи прямо в студии у Марии Васильевны случился удар, она скончалась на месте. Отец Василий был глубоко потрясен. Следующую передачу он посвятил памяти своей супруги, сотрудницы, диктора. Мэри Ситон-Уотсон вызвала его «на ковер», она сочла передачу нарушением редакционных принципов Би-би-си. Мэри, естественно, по-человечески сочувствовала горю отца Василия, но резко возражала против вынесения личной трагедии в общественное поле. Помню, было неприятное объяснение. Отец Василий вскоре покинул Корпорацию, постригся в монашеский чин и уехал в Америку, где ему предложен был сан епископа Сан-Францисского и Западно-Американского.

Мы знали, что он был внуком Михаила Родзянко, председателя Государственной Думы III и IV созывов, который участвовал в отречении царя Николая II от престола. По воспоминаниям отца Василия, в детстве его гувернер, бывший офицер, издевался над ребенком и мстил ему за деяния деда. Дядя отца Василия, полковник Павел Родзянко, служил в английских экспедиционных войсках, находился в Сибири и после убийства царской семьи участвовал в комиссии белогвардейского следователя Соколова.

В материалах этого следствия есть показания участника расстрела, члена Уральской ЧК Кабанова: «Хорошо были слышны выстрелы и сильный вой царских собак. Я спустился в комнату казни. В это время, за исключением фрейлины и сына Николая, все уже были мертвы. Я рекомендовал умертвить их холодным оружием, а также умертвить царских собак, которые сильно выли. Одну из собак, Джоя, как не производившую вой, не тронули…».

Дрожащего спаниеля заметил один из расстрельной команды, некто Летемин. Ему стало жалко собачку, и он забрал ее вместе с кое-какими вещами прежних хозяев. Когда город заняли белые, Летемина опознали. По царскому спаниелю его вычислили и арестовали. Джоя взял себе Павел Родзянко как память о его хозяине, расстрелянном царевиче Алексее, не дожившим двух недель до своего 14-летия.

Вместе с отступавшей Белой армией полковник Родзянко из Владивостока добрался до Англии, был принят королем Георгом V, который выслушал историю гибели своих родственников. С полковником прибыл и Джой. Король оставил жить его в своей псарне, и позже Джой был похоронен в Виндзорском замке, на кладбище королевских собак. Говорят, теперь на этом месте сделали стоянку для машин.