В мае 1934 года в отеле «Кайзерхоф» в Берлине канцлер Германии Адольф Гитлер встретился с инженерами и поставил задачу: создать практичный автомобиль, способный перевозить двух взрослых и троих детей. Скорость — 100 км в час, расход бензина — 7 литров на 100 км. Охлаждение двигателя — воздушное. «Не у всякого деревенского доктора, — пояснил фюрер, — есть теплый гараж, а на улице вода в радиаторе может замерзнуть. Стоимость — 990 рейхсмарок. Продажа — в рассрочку через сберкассы». Средняя зарплата в рейхе тогда составляла 130 марок в месяц.
Знаменитый дизайнер Фердинанд Порше разработал первую модель автомобиля, который выпустили к 1938 году в небольших количествах. Масштабное производство начали только после войны. Машина стала популярной, в каждой стране ей давали свое прозвище. В Англии и Америке — Beetle, в Бразилии — Fusca («жук»), в Италии — Maggiolino («майский жук»), в Польше — Garbus («горбатый»), во Франции — Coccinelle («божья коровка»).
Я садился в свое авто, вдыхал запахи нагретого машинного масла и сидений, поворачивал ключ зажигания и говорил: «Лети ласточкой, "жучок!"»
Особенно мне нравилось, что на приборной доске каждый раз загорался маленький красный огонек. Я привык к нему, ждал его появления. Раз огонек горит, то все в порядке.
А это был предупреждающий сигнал — в моторе мало масла.
В «жучке» радиатора нет, двигатель, расположенный сзади, обдувается потоком встречного воздуха, при этом масло не только смазывает, но и охлаждает. А когда масла нет, то не смазывает и не охлаждает.
Однажды в прекрасный солнечный день я уговорил Галочку, и мы поехали кататься. Она взяла с собой подругу. На широком бульваре, обсаженном пальмами, в шикарной итальянской обстановке машина вдруг сникла, сбавила ход, из мотора пошел синий дым. Галочка отвесила мне нелестный эпитет, забрала подругу и отправилась назад пешком. Я поставил на нейтраль, нажал плечом и, выруливая одной рукой, откатил машину к обочине.
Эта техника у меня была отработана. Аккумулятор старый, он мог крутануть стартер только в теплую погоду, да и то не каждый раз. Я старался ставить машину на уклоне, садился, давал ей немного разогнаться и врубал вторую передачу. Движок заводился с полуоборота. Даже научился разгонять плечом на ровном месте, только сердце потом сильно билось.
Вечером на почте стал спрашивать — не знает ли кто механика. «Механика? Конечно знаю. Сема, из Одессы. Сема! Сема, иди сюда, я тебе клиента нашел!»
Подошел Сема. Я начал сбивчиво рассказывать ему про остановку машины, потерю мощности, синий дым. «Знаю, знаю! — перебил меня Сема, — заклинило цилиндры, полетели легкоплавкие подшипники коленвала. Движок надо перебирать, менять кольца на поршнях, а цилиндры растачивать под новый размер».
Наутро встретились у брошенного «жучка». Сема подцепил его на буксир и откатил к своей квартире. Снял двигатель (он крепится на 4 болтах и весит 120 килограммов), с двумя мужиками перетащил его на свое патио и там разобрал, сливая масло прямо в дождевой сток.
Я ходил вечерами на почту, находил Сему, спрашивал — как дела. «Ищу, где расточить цилиндры, — сообщал Сема, — тут они не очень знают, что это такое».
Недели через три Сема подкатил «жучка» прямо нам под окна. «Забирай свой кабриолет, — сказал он, — бегает как новый, даже лучше!»
Много лет спустя, уже в Лондоне, мой коллега Леонид Владимирович рассказал, что в середине 1950-х он работал мастером цеха на Московском заводе малолитражных автомобилей. Заводу дали задание — скопировать «Фольксваген». Доставили из-за границы «жучка», разобрали его на мелкие части, сделали чертежи. Работали конструкторы, литейщики, корпусники, фрезеровщики, токари. Сделали все точь-в-точь как у немцев. Вывели опытный образец на полигон. Испытатель сел за руль, дал газу. Через 500 метров машина встала: коленчатый вал разлетелся на куски. Оказывается, у фрицев на коленвалу стояла какая-то особая сталь, а в СССР такой не было.
Этим история и закончилась, тихо, без шума. Если бы Леонид Владимирович не был свидетелем и не рассказал эту историю мне, то, может, она так и осталась бы государственной тайной.