Годы жизни в СССР научили меня, что центральное отопление — это Центральное Отопление. Где-то в неведомом Центре гудят котлы, кочегар подбрасывает уголек или крутит форсунку с мазутом, а разогретая в котельных трубах вода растекается по домам трудящихся, как претворенная в жизнь политика Партии.
Я помню эти рифленые чугунные батареи, раскаленные кипятком. Они работали сами по себе, не вступая ни в какие отношения с жильцами. Умерить их пыл было невозможно, на подводящих железных трубах не было кранов, а если они и были, то, как правило, не работали. В лютые морозы в комнате было нечем дышать, приходилось открывать форточки и простужаться на холодном сквозняке.
Начало или конец отопительного сезона ожидались как важная дата — в одном ряду с Первомаем, 7 ноября или Новым годом. Это было коллективное событие для всего народа, оно объединяло, сплачивало, заставляло жить общим ритмом. Кочегар котельной, стоявший на низшей ступени общества, нередко становился романтической фигурой, поскольку в его рядах часто скрывались диссиденты, рокеры или поэты. У горящих котлов струился недорогой портвейн, на импровизированных столах из овощной тары появлялась нехитрая снедь, под звон гитары звучали будущие хиты или стихотворная нетленка.
И вот в новой жизни, столкнувшись с проблемой нагрева дома, я вижу, что все это советское общественное здание Центрального Отопления, в котором от котельной, как от сердца, по ржавым стальным артериям растекается советское тепло, доходя малым капилляром до каждого гражданина, весь этот институт культурного подполья и выросшие вокруг этого мифы — все это оказывается совершенно не нужно.
На кухне в уголке ставится небольшой настенный газовый котел с помпой, по трубкам в радиаторы бежит вода. Можно регулировать ее температуру, время включения и выключения, ночью или днем. Никакой романтики, но очень удобно.