Настоящий джентльмен. Часть 1

Лен Перри

Как-то утром позвонили из английской фирмы. Нужен перевод. Прямо сейчас. Можете? Мы платим за срочность. Пришлем текст с курьером на мотоцикле, он будет ждать.

Приехал молодой паренек, англичанин. Пока я диктовал, Галочка поила его чаем. Потом она печатала и развлекать курьера пришлось мне. Разговорились, познакомились. Юноша оказался сообразительный и осведомленный, зовут Леонард, коротко — Лен.

Лен жил в нашем районе, один, в собесовской квартире. Эти дома, построенные районными советами для малоимущих, легко узнать. Здания аскетического вида, никаких архитектурных излишеств, тонкие стены в полтора кирпича, маленькие окна с одинарным стеклом, на весь длинный дом — одна общая лестница, от площадки вдоль квартир на этаже идет открытый проход. Такое социальное зодчество я называл «тюремная архитектура».

В социальном смысле — это нулевая точка отсчета, падать некуда, ниже — только бездомные. Многие успешные люди, выбившиеся из низов — писатели, спортсмены, музыканты, актеры — любят подчеркивать, что они начинали жизнь в таких кварталах, давая понять, что никаких связей или протекции у них не было и, стало быть, успеха они добились исключительно своим трудом и талантом.

У Лена были задатки, он явно не собирался проводить всю жизнь в своем скудном жилье. Рассказал, что по справке с работы взял кредит и покупает себе большой мотоцикл. На такой машине, пояснил Лен, можно делать курьерскую доставку на дальние расстояния и больше зарабатывать. Разговор зашел об увлечениях. «Осваиваю скейтборд, — сказал Лен, — недавно появились новые колеса, полиуретановые, на подшипниках, широкие алюминиевые подвески, хотите покажу? Я сегодня как раз после смены еду в скейтпарк кататься».

Он вышел на улицу, где стоял его мотоцикл, к багажнику резинками был притянут скейтборд в пластиковом пакете. Лен развернул его и почти с религиозным жаром принялся объяснять устройство: «Это доска из прочной фанеры, покрытая наждаком, чтобы ноги не соскальзывали. Снизу колеса, они на подвесках, внутри подвески резиновые бушинги и металлический болт, кингпин. Если нажать ногой на одну сторону доски, передние колеса повернутся в одну сторону, а задние в другую, доска пойдет по окружности. Вот, смотрите».

Он встал на скейтборд одной ногой, другой оттолкнулся и поехал, поворачивая то влево, то вправо. У меня даже сердце забилось от возбуждения. Это же слалом, горные лыжи на асфальте! Можно учиться-тренироваться прямо у дома! Тем более что Морнингтон-стрит в нескольких метрах от дома шла под небольшим наклоном вниз от железнодорожного моста. Улица тихая, малопроезжая, сухой лыжный спуск.

Лен открыл мне путь к мечте. На беговых лыжах я катался все школьные годы, благо таллиннский парк Кадриорг был рядом, а горными лыжами заболел уже перед отъездом: мы зимой 1975 года даже ездили в Домбай небольшой компанией. Там в прокатном пункте мне выдали лыжи гигантской длины, которые я окрестил «неповоротливые». Поворачивать на них мог, наверное, только мастер спорта. Заслуженный.

На новую доску свободных денег не было, да и Галочка не поняла бы такой траты семейного бюджета, поэтому я попросил Лена подыскать мне скейтборд из вторых рук — точнее, ног. На работе, в перерывах между переводами, искал и сам. Объявления о купле-продаже появлялись в районных малотиражных газетах и в толстом еженедельном сборнике Exchange & Mart. В нем не печатали статей или рассказов, не публиковали красивых фотографий. Фотографии и рисунки были, но их помещали с одной целью — показать товар. Издание на тот момент существовало больше ста лет и выходило тиражом в 350 000 экземпляров. С появлением интернета тираж стал падать, и в 1997 году его печатать перестали, остался только сайт.

На 64 страницах журнала мелким шрифтом печатали объявления: одних автомобилей около 130 тысяч, потом шли мотоциклы, газонокосилки, велосипеды, всевозможные пилы, дрели, резиновые лодки, палатки, садовый инвентарь. Спортивные принадлежности размещались ближе к концу. Если удавалось найти то что надо, следовало внимательно смотреть, где это находится. Скажем, продается новый скейтборд по сходной цене, невостребованный подарок, но надо его забирать из Шеффилда или Норфолка.

Я обводил ручкой все объявления со скейтбордами. Дешево, но далеко. Близко, но дорого. Потом приехал Лен, привез слегка побитую, но еще крепкую доску за небольшие деньги, я прекратил поиск и принялся за тренировки.

На скейтборде стоят боком к движению. Каким боком, левым или правым? По теории активная, толчковая нога, должна быть сзади, но мне этого никто не объяснил, и я поставил вперед правую, да так и привык. У американцев это называется «goofy foot» — «бестолковая нога».

Поначалу я выходил часов в 10 вечера и пытался съезжать с длинного пологого склона по Морнингтон-стрит, поворачивая то влево, то вправо. Когда это стало получаться, начал ездить в местный скейтпарк в Кентиш-таун, на бетонную площадку под автострадой А40 в Майда-вейл, в «каменные джунгли» у Национального театра на южном берегу Темзы.

В толстых папках скриптов рок-программ есть один, написанный от руки. 19 октября 1979 года:

На 11 месте — группа Sad Café («Невеселое кафе») с песней Every Day Hurts («Каждый день причиняет боль»). Песню эту я воспринимаю как глубоко личную, поскольку и мне сейчас каждый день причиняет некоторую боль. Дело в том, что на севере Лондона есть большой парк для катальщиков на роликовых досках. Это — бетонный рай для скейтбордистов, есть там гладкие спуски для слалома, полукруглые ямы, сдвоенные и счетверенные для всяких фокусов, змеевидный спуск с покатыми стенками и, наконец, пятиметровая труба для катания «маятником».

К стыду своему должен признаться, что я около года занимаюсь этим, в общем-то, детским видом спорта, и вот в воскресенье поехал посмотреть на настоящих асов да заодно свои силы попробовать, но — увлекся, переоценил, не рассчитал и сижу теперь, а левая рука (тук! тук!) — в гипсе. Перелом кисти.

Правой, неповрежденной, я и писал эти строчки. Автор умолчал некоторые подробности, чтобы не нарушать хартию Би-би-си. Я был там не один, а с Ринатом. Это оказалось очень кстати, он меня буквально спас. В английских машинах водитель сидит с правой стороны, а скорости переключает левой рукой. После падения в пятиметровой полутрубе я приземлился на левую кисть, понял, что случилось что-то серьезное, с острой болью сел за руль, и сразу стало ясно, что переключать скорости у меня не получится. Ломаная рука висела тряпкой.

11-летний Ринат стал моей левой рукой: он переключал с первой на вторую, со второй на третью и так далее, сбрасывал на нейтраль на перекрестках. То, что мне было больно, не оправдывает моего поведения — я повышал на него голос, так что бедняга трясся от страха. Много лет прошло, а стыдно до сих пор. Прости, Ринатик.

Внимательный читатель тут может спросить — что это за машина? Откуда? Нам ничего об этом не рассказывали!