Настоящий джентльмен. Часть 1

Валерий Баринов

Выдержка из передачи «Рок-посевы», октябрь 1983 года:

«11 октября в Ленинграде был арестован участник христианской группы «Трубный зов» Валерий Баринов. Из 36-го отделения милиции Выборгского района его скорой помощью отправили на станцию Удельная в психбольницу имени Скворцова-Степанова. Всю прошедшую неделю к нему никого не допускали, по спецразрешению к нему могла проходить лишь жена Татьяна.

Валерию Баринову ежедневно делали уколы аминазина — препарата, применяемого при лечении шизофрении и успокоении буйно-помешанных. Доктор И.В. Кюннапу (если так можно выразиться, лечащий врач) заявила Татьяне Бариновой, что Валерий, в общем, здоров, но его вера и взгляды настолько отличаются от взглядов «нормальных советских людей», что он нуждается в лечении. Со своим пациентом доктор Кюннапу обращается без лишних церемоний, систематически обзывая его тунеядцем и предателем.

Другие работники больницы в частных беседах рассказали Татьяне, что, по их мнению, Валерий психически абсолютно здоров. Получалось, что способного музыканта, рабочего человека, отца двоих детей по тайному приказу намеренно калечили в больнице люди самой гуманной профессии!

Об этом стало известно на Западе: сначала передали мы, потом и другие станции — и вот 18 октября, во вторник, уколы аминазина прекратили, зав. отделением больницы сказала Татьяне Бариновой, что комиссия будет рассматривать «черты характера» Валерия на предмет выписки, а в четверг 20 октября Валерий был освобожден из психушки.

Тем временем другого участника группы «Трубный зов», Сергея Тимохина, вызвали к следователю ОБХСС, который сообщил, что на Сергея заводится уголовное дело за то, что он шьет по заказу на дому. Тимохин по профессии — портной. Вот уж действительно — я другой такой страны не знаю!»

Оглядываясь назад, признаю, что саркастический тон ведущего не совсем соответствовал редакционным стандартам Корпорации, но поскольку речь шла о бандитских приемах власти, о жизни и смерти нашего героя, одной сухой подборки фактов было недостаточно.

Историю Валерия Баринова вывести в эфир мне не удалось бы, если, скажем, он сообщил бы о происходящем прямо мне. Но, к счастью, об этом знали в Кестон-колледже (теперь — Кестонский Институт). Он был расположен на южной окраине Лондона и назывался «Центр по изучению религии и коммунизма». Директор и секретарь колледжа, Ксения Дэннен, позже писала в журнале «Религия и право»:

«Целью института был сбор достоверной информации о положении верующих различных вероисповеданий в Восточной Европе и Советском Союзе, распространение этой информации через информационные бюллетени, ее анализ в серьезных академических статьях, а также публикация документов. Мы ставили перед собой задачу защиты прав каждого человека на исповедание и выражение своих религиозных убеждений, на свободу от религиозных преследований в любой их форме. Кроме того, мы исследовали вопросы законодательства, церковно-государственных отношений, официальной советской политики по отношению к религии и истории различных христианских церквей в СССР. Особое внимание мы уделяли тяжелому положению верующих, которые оказались в заключении, регулярно публикуя так называемые «списки узников», в которых приводились имена известных нам заключенных-христиан и вся полученная о них информация… Статус нашей организации в Англии не позволял нам заниматься непосредственно правозащитной деятельностью, однако наша информация использовалась другими организациями и влиятельными группами — например, мы тесно сотрудничали с «Международной амнистией», передавая ей имеющиеся у нас материалы».

Возникает вопрос — как бурная деятельность баптистов-инициативников, христианских рокеров из Питера попала в пахнущее розами тихое английское предместье?

В конце 1970-х в Ленинградском университете училась английская студентка Лорна, интересовавшаяся христианской жизнью в СССР. В молитвенном доме баптистов на Поклонной горе познакомилась с Валерием Бариновым. Он пригласил Лорну в клуб «Луноход» на Троицком поле, она увидела его проповедническую работу с трудными подростками, хулиганами и наркоманами.

Баринов и Тимохин в 1982 году создали группу «Трубный зов» и записали свой первый альбом, рок-оперу «Второе пришествие», тайно уехав для этого в Таллин — братья-баптисты помогли. Эти материалы и передавал Валерий английской студентке Лорне. Она уже несколько лет сотрудничала с Кестон-колледжем, по возвращению из СССР вышла замуж за его основателя Майкла Бурдо, а через несколько лет написала книгу о Валерии Баринове.

Для меня все эти формальности были важны, поскольку это давало мне возможность делать передачи на материале, собранном и проверенном авторитетной британской общественной организацией.

Валера был харизматичным, бесстрашным и пламенным проповедником в стиле ранних христиан времен Римской империи. Он написал обращение к христианским организациям Запада, а также с открытым письмом обратился к советскому руководству.

Нормальные советские люди так себя не ведут. На помощь пришла психиатрическая наука. Понятие «латентной шизофрении» еще в 1911 году ввел швейцарский врач Эйген Блейлер: «Эти шизофреники, — писал он, — составляют большую часть всех «мозгов набекрень»: реформаторы, философы, артисты, дегенераты, чудаки».

Советский психиатр академик Снежневский углубил и расширил учение Блейлера, введя в медицинскую практику так называемую «вялотекущую шизофрению». Теперь всяких реформаторов, философов и чудаков можно было задерживать на работе, на улице, дома. Никаких уголовных дел, только обследование в рамках медицинских нормативных положений. Ставят диагноз и пожалуйста — в психушку.

А там ты — уже не гражданин с правами, почти не человек. Без права на апелляции или обращения к прокурору. Ужасная скученность, спертый воздух, отсутствие туалетов в камерах, один час прогулок в бетонном дворике, бумага и ручки запрещены, уколы нейролептиками.

Кто только в психушках не сидел! Владимир Буковский, который провел там в общей сложности пять лет, к своему ужасному опыту отнесся творчески: вместе с С. Глузманом написал «Пособие по психиатрии для инакомыслящих», а потом еще переправил на запад 150 страниц медицинских заключений по делам генерала Петра Григоренко, Натальи Горбаневской и Валерии Новодворской.

Побывал в «вялотекущих шизофрениках» и поэт Иосиф Бродский.

8 февраля 1964 года суд постановил направить Бродского на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу. В больнице на «Пряжке» Бродский провел три недели и впоследствии отмечал: «Это было худшее время в моей жизни».

По воспоминаниям Бродского, в психиатрической больнице к нему применяли «укрутку»: «Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело».

В 1994-95 годах московская комиссия психиатров посетила больницы специального типа системы МВД в Черняховске, Санкт-Петербурге, Казани, Орле и Сычевке, где изучила картотеку. Оказалось, что количество пациентов, подвергавшихся принудительному лечению, там составляло более 2000 человек.

К 1983 году, когда в психбольнице им. Скворцова-Степанова оказался Баринов, система, похоже, стала давать сбои. Международный резонанс и передачи западных «голосов» вынудили мастеров шприца и укрутки выпустить Баринова на свободу.

Это не означало, конечно, что в КГБ успокоились. В марте 1984 года Валерий был арестован за попытку нелегального пересечения государственной границы. По официальной версии его и Тимохина засекли пограничники с вертолета. На самом деле задержали их в поезде в 150 километрах от границы. Эти подробности, однако, уже мало кого интересовали.

В следственном изоляторе ленинградского «большого дома» Валерий объявил голодовку — он был не согласен с незаконным арестом, с незаконным содержанием под стражей и с предъявленным обвинением. Через пять дней к нему пришли — принудительное кормление. Посадили на стул, надели наручники, в нос вставили шланг, чтобы он входил в пищевод, и вливали что-то жидкое. И так ежедневно.

«На 23-й день, — рассказывал потом Валерий, — я стал задыхаться, сердце сдавало, болело, я погибал. И я понял, что моей жене ничего не сообщат и я умру практически не от голода, а от сердечной недостаточности. И я решил голодовку прекратить».

Следствие продолжалось более года, потом был суд, Тимохину дали два, а Валерию два с половиной года строгого режима. Со строптивым проповедником решили разобраться как следует.

«Следующее впечатление — когда я попал в лагерь. Лагерь был под названием «Кровавый спец» на Доманике. Условия — ужаснейшие. Крысы, клопы, вши. Вши заедают напрочь, действительно был ад какой-то.

Когда меня жена первый раз посетила, она спросила: «Валера, как?» — «А вот примерно так вот — помнишь, как твой батя, который пил, буянил сильно, как это было страшно?». Потому что я тоже это пережил, у меня дядя был алкоголик, гонял, я из-под топора убегал. Так вот это примерно здесь все такие дяди и все такие папы. То есть ужас один!

Потом была трудность — это когда была мне проверка. Естественно, меня кинули в этот «Кровавый спец» только с одним условием — чтобы руками преступников меня там убить. Но преступники меня полюбили, радовались, многие уверовали. Конечно, я прошел через испытания. Никогда не забуду, когда целый месяц меня испытывали в штрафном изоляторе. Били, сломали мне ребра.

Потом узнал, что администрация кому-то сказала, что я якобы подсадная утка от КГБ. Понимаете? Выдержать вот это… У меня была одна мысль: Господи, скорей бы сознание потерять — и к Тебе. Но интересно, что слово Божие меня коснулось вот такое: Валера, не бойся, сверх силы я тебе испытание не дам. И я успокоился. И в конце этой проверки меня ребята поздравили и сказали: Валера, никто к тебе никогда претензий больше не предъявит.

И еще вот последнее. Это было в предпасхальные дни, в Страстную неделю. Я валялся в карцере две недели с плевритом с обеих сторон, с большой температурой, в бреду, даже сознание терял. И был приказ от администрации, чтоб ко мне врачей не допускать. Но, как говорится, мир не без добрых людей, все-таки нашлись те, кто меня вытащили из этой камеры».

В это страшное время, в предсмертном бреду было ему видение, о котором он рассказал жене на первом же свидании. «Таня! — с жаром сказал Валерий. — Мы скоро с тобой и дочерьми будем в Англии жить!» — «Валера! — ответила ему практичная супруга. — Ты сначала отсюда живым выйди!»

Откровение у Валеры было неспроста, хотя он, конечно, не мог знать происходящего в Англии. Крупная благотворительная организация Jubilee Campaign направила петицию советскому правительству, ее подписали более 250 парламентариев. Говорят, что такого количества подписей ни на одной бумаге в последние годы не собирали.

Кроме того, директор Кестон-колледжа Майкл Бурдо стал советником премьер-министра Маргарет Тэтчер. Тем временем Валерий отбыл свой срок и в 1986 году вернулся домой. Тут же, конечно, взялся за старое, организовал христианский молодежный центр в Гатчине, а потом написал открытое обращение к Горбачеву, которое сумел передать в Лондон.

Обращение было зачитано на заседании британского Парламента, Маргарет Тэтчер, посетившая СССР в марте 1987 года, взяла его с собой. После ее визита Валерия вызвали в ОВИР и сказали: вы можете писать заявление на выезд из страны. Я говорю: но у меня нет вызова! «А вам не нужен вызов, вы уезжаете в Израиль».

Так и получилось, что в ноябре 1987 года рейсом британской компании British Airways в Лондон прибыл Валерий Баринов, его жена Таня и две их дочери. Встречала его делегация из британских парламентариев и активистов Jubilee Campaign. Пророчество сбылось.

Естественно, у нас были встречи, Валера с Таней были у нас в гостях, мы сделали передачу с ним и с Лорной Бурдо, написавшей книгу о Валерии.

Помню, было приветственное молитвенное собрание в церкви All Souls рядом с Би-би-си. Присутствовали высокие гости, был там Клифф Ричард, воцерковленный англиканин. Валере дали сказать короткое слово. Английский у него был зачаточный, но сила духа и страсть, с которой он произносил свою речь, просто захватывали. В лучах софитов глаза его светились голубым, как аквамарин или сапфир. Я был поражен. Валера вернулся на свое месте, сел рядом со мной. Гляжу — а глаза у него не синие вовсе, а карие! Чудеса. Transfiguration, Преображение.

Изгнание бесов в Новом Завете описано многократно, но то, что легко было самому Христу, может оказаться не под силу простым смертным. Однако имени Христа, оказывается, бывает достаточно.

Валера рассказывал, как однажды всю ночь именем Христа изгонял бесов из дома англиканского пастора. Он подробно описывал, как бесы жутко выли под крышей, как они выключали в доме свет, как ходили по комнатам черными тенями, создавая кошмарную удушающую атмосферу.

Валерий вспоминал, каким легким и наполненным светом наутро показался этот домик ему и его жене с двумя дочерьми.

Этот случай — редкий, если не единственный. В Советском Союзе вся жизнь Валерия была битвой с бесами — теми, что в погонах госбезопасности, в белых халатах психбольницы или в виде одуревшей от наркотиков пьяной урлы. Он рассказал мне, что задержал отъезд в Англию на три месяца, пытаясь заручиться разрешением продолжать свою деятельность на родине. Не получилось.

В Англии Валерия встретили блестяще: ему собрали пожертвования, приличную сумму денег на обустройство и на записи. Все прежние проблемы и борьба остались позади. Советских бесов здесь не было, но были другие, свои, тихие и незаметные, хитрые мастера маскироваться.

Записываться поехали в Америку, где много качественных студий и хороших музыкантов. Однако музыканты даром играть не хотели, брали по высоким профсоюзным ставкам, исполняли чисто, технично, но без души. Деньги довольно быстро кончились, Валера вернулся домой глубоко разочарованным.

Года через два музыкальный проект сошел на нет, ничего не получалось, с какой стороны ни ухвати. Пришлось устраиваться на работу. «Сижу на конвейере, — рассказывал мне Валера с широкой улыбкой, — собираю холодильники. Работаю, а сам молюсь. Кайф!»

— А отпуск у тебя когда?

— Какой отпуск? Если я в отпуск пойду, вместо меня придется троих нанимать!

Шли годы, дочери выросли, вышли замуж, родились дети. Любимого внучка Сашку Валерий с младых ногтей учил бить по барабанам, и он вырос в отличного ударника. Дед по-прежнему полон планов, о которых он охотно рассказывает, но что-то невидимое, неосязаемое всё время мешает этим планам осуществиться.

Английские бесы, я полагаю.