Узнав по возвращении во дворец, что тайна ее раскрыта, Аббаса поняла: спастись можно, лишь арестовав Абуль Атахию. Будучи женщиной решительной, она немедленно сняла дворцовую охрану, распорядилась, чтобы принесли старые воинские одежды, нарядила в них солдат и отправила во главе с арифом в Дар ар-Ракик. Атбе было поручено показать им поэта, чтобы по ошибке солдаты не задержали кого-нибудь другого.
Когда арест не удался, Аббаса схватилась за голову:
— О, аллах! Мы погибли!
— Нужно обо всем сообщить визирю, — настаивала Атба.
По пути во дворец она обдумала, как лучше действовать.
— Мы нуждаемся в его помощи. Он должен увидеть тебя, сейида. Где он сейчас?
— На поле, возле замка Вечности. Вместе с моим братцем. Сегодня день, назначенный для состязаний. Они играют в савладжан и гуру.
— Я немедленно отправлюсь к нему.
— Делай как знаешь! Мне все равно. Нам не спастись, — ответила Аббаса. В голосе ее звучало отчаяние.
— Аллах не оставит нас своей милостью! Визирь найдет выход, я верю, — убеждала Атба. — Ну, а теперь я ухожу.
— Подожди! — остановила её Аббаса. — Я напишу визирю.
Она пододвинула чернильницу на высоких ножках, взяла кусочек папируса и написала: «Приезжай, как только освободишься! Вырви меня из вражьих когтей!».
Атба прошла в свою комнату, переоделась, набросила плащ и повязала дорожную накидку, в каких приезжают гонцы из Хорасана — так визирь скорей заметит, — а на груди спрятала послание. Арабский скакун помчал ее на ристалище.
Ристалище представляло собой большое поле с игровой площадкой в виде правильного круга, огражденного двойным рядом канатов, которые были укреплены на столбах. Со стороны замка Вечности к нему примыкал огромный шатер. Солдаты разгоняли простолюдинов, собравшихся поглазеть на зрелище. Ровно в полдень пз шатра верхом на вороном жеребце выехал Харун ар-Рашид. На голове у него был надет легкий тюрбан, специально предназначенный для игры; в правой руке он держал бамбуковый савладжан, загнутый конец которого был обит листовым золотом. Халифа окружила группа всадников — эмиров, сердаров, визирей и прочих придворных. Над всадниками мелькали савладжаны. Вторая партия игроков собралась на противоположном, отдаленном краю площадки; наиболее нетерпеливые горячили лошадей — разгоняли их и осаживали. Посредине ристалища лежала большая гура. Ее остов образовывали обручи, изготовленные из особым образом обработанных сухожилий крупных животных. Сверху гура была обтянута плотной кожей, для крепости прошитой тетивами.
Харун ар-Рашид взмахнул савладжаном, с гиком ринулся вперед, достиг центра и поддал гуру. Гура взлетела в воздух. Со всех сторон на нее набросились игроки. Савладжаны переплелись. Нужно было не отдать гуру противнику, отбить в свою сторону. Некоторые всадники, помня, что это любимая игра халифа[9], уступали ему, нарочно били мимо; другие, войдя в азарт, сражались как львы. Искусно владея савладжаном, Харун ар-Рашид вел гуру к шатру. Наперерез ему стремительно бросился всадник. Это был Джаафар ибн Яхья; его талию перехватывал широкий шелковый пояс, савладжан в руке был такой же, как у халифа, но только без золотой отделки. Он разогнал гнедого скакуна и, чуть было не просчитавшись, в последний момент с трудом осадил его. Вороной жеребец эмира правоверных вздыбился и заржал.
— Нет! Но возьмешь! — крикнул Харун ар-Рашид, ловко сворачивая в сторону.
Но уйти от Джаафара ибн Яхьи ему не удалось. Визирь пришпорил скакуна, вытянулся и, перехватив гуру, послал ее назад. От взрыхленной копытами земли взметнулись густые клубы пыли. Лошадиные морды покрылись пеной, слюна стекала лошадям на грудь.
Играть визирю в этот день было тяжело. Прошлую ночь он не спал. Руки не обладали обычной хваткой и силой. Стоило чуть-чуть прикрыть веки — и взору являлись Риаш, дети (что-то станется с ними?). Вспоминалась Аббаса — то робкая, тихая, нежная, то беспокойная, тоскующая. Сам он привык к зависти врагов, к их ядовитому злословию, но она не привыкла и никогда не привыкнет. Таковы женщины… Разве можно их осуждать за это?
Джаафар ибн Яхья пользовался покровительством халифа, — по долго ли оно продлится? Да, он сейчас любимец. Но не слишком ли много сокровищ накоплено в его руках — дворцов, селений, земельных угодий? Богатства растут. Не пора ли остановить это? Не таят ли они опасность? Впрочем, время для беспокойства еще не наступило… Разве не так? Ему позволено многое. В любой час дня и ночи он может входить в замок Вечности и не спрашивать предварительно разрешения. Ключи от дверей казначейства и даже гарема находятся у его отца, старого Яхьи ибн Халида[10]. Это тоже что-нибудь да значит! Наконец, брачный контракт, пусть даже фиктивный, подписан… Нет, беспокоиться пока нет причин.
Джаафар ибн Яхья отбросил мрачные мысли.
Игроки Харуна ар-Рашида, завладев гурой, повели игру.