Ночь была глухая и безлунная, — в такую ночь творятся черные дела…
Услышав позади себя шорох, Аббаса обернулась.
— Ой, Атба, ты что меня пугаешь?
Вгляделась и ахнула: губы у служанки были белее египетского полотна, волосы взъерошены, в уголках глаз застыли слезы, взгляд выражал ужас.
— Что с тобой? Никак ты плачешь? Дурные вести от визиря?
— Тихо! — не своим голосом прошептала Атба и потянула Аббасу к лестнице, что вела в парк. — Ради аллаха, сейида, ни звука!
— Дурные вести? — переспросила Аббаса, и сердце ее сжалось от боли. — Вернулся скороход?
— Тише! — выдохнула служанка. — Эмир правоверных!
Ноги у Аббасы подкосились. Чтобы не упасть, она прислонилась к балконной решетке. «Неужели гибель? Какой ужас! Зачем пришел брат?.. Дети останутся сиротами, бездомными и опозоренными». Где-то внутри рождался протест, он звучал громче и настойчивей: «Есть на свете справедливость! Надо выдержать и настоять на своем! Хасан и Хусейн должны продолжить наш род. Пусть брат только взглянет на них, он узнает в Хусейне самого себя! Мальчик так похож на него!».
Скрывавшиеся в тайниках души, неведомые силы побороли слабость. Страха как не бывало. Аббаса выпрямилась, отдернула локоть, за который схватила ее Атба.
— Нет! Сестра халифа не обратится в постыдное бегство. Бегут виновные. А я невинна перед аллахом. Это мой дворец, я его хозяйка, и мне бояться нечего. Оставь меня, я хочу поговорить с братом!
Со стороны галереи донесся стук деревянных сандалий. Аббаса нагнулась к служанке и скороговоркой прошептала на ухо:
— Пошли второго скорохода! Боюсь — гнев халифа обрушится на Джаафара. Пусть он удвоит свою охрану! Да поможет ему аллах!
Подтолкнула Атбу, повернулась и медленно пошла навстречу халифу, увидела его, нахмуренного и злого, и приветливо проговорила, превозмогая боль в сердце:
— Посещение брата — большая честь для меня!
Он сделал вид, будто не видит и не слышит ее.
— Что привело тебя ко мне, брат? — спросила она, поблагодарив аллаха за то, что ее не подводит голос. «Никакой дрожи! Пусть брат знает, что я не боюсь его! Ожидание несчастья хуже самого несчастья! Коль горе уже пришло, с ним можно побороться!»
— Следуй за мной! — бросил он на ходу.
Она послушно пошла за ним. Отвернулась от Масрура, который, уступая дорогу, прижался к колонне, согнулся в почтительном приветствии.
В основании башни, что высилась возле крепостной стены, находилась просторная ниша без окон. Палач отворил тяжелые, обитые толстым железом двери. Войдя в сырое помещение, Харун ар-Рашид поежился, завернулся плотней в абу, опустился на камень, заменявший скамью, приказал Масруру зажечь свечу и дежурить у входа. Подождал, пока в нишу вошла сестра, устремил на нее испепеляющий взгляд.
— Насколько мне известно, в твоем дворце готовятся к отъезду. Позволь спросить, куда же ты едешь?
Она посмотрела ему прямо в глаза и твердо проговорила:
— Туда, брат мой, где не будет несправедливости; туда, где никто не станет меня тиранить.