Сестра Харуна-ар-Рашида

Глава XXII МУХАММЕД АЛЬ-АМИН

Предполагая, что рабынь после покупки доставят на лодках, первый престолонаследник и его гость встретили полдень на террасе, опоясывавшей дворец со стороны Тигра. Фадль опаздывал, и не умевший ждать аль-Амин пригласил Ибн аль-Хади прогуляться, пока подготавливалось захватывающее зрелище — бой диких баранов.

Парк первого престолонаследника доставил бы наслаждение самому топкому ценителю природы. За цветниками с базиликом зеленой стеной вставали ровно подстриженные кустарники, над которыми нависали пышные кроны деревьев. Стволов не было видно. По обеим сторонам аллеи словно свешивались огромные занавеси, едва трепетавшие от дыхания ветерка и пестревшие всеми оттенками зелени — от изумрудных, темпо-зеленых до светло-бирюзовых, желтоватых, почти серебристых тонов. Неповторимая гамма была создана растениями, привезенными с разных концов халифата, заморскими диковинками из дальних стран Африки и Азии — сандараком, пинией, сикомором, палисандрами, фисташковыми, сандаловыми и тунговыми деревьями. Некоторые из них росли в серебряных кадках.

— Восхитительно, достойнейший из достойнейших! — воскликнул Ибн аль-Хади, выходя на лужайку, посредине которой павлин распустил свой великолепный хвост.

— Взгляни, мой друг, лучше туда! — посоветовал аль-Амин, небрежно махнув рукой в дальний угол лужайки, где под развесистым платаном притаился огромный тигр.

У неискушенного посетителя от ужаса перехватило бы дыхание. Но бояться было нечего: тигр был создан руками искусных садовников, которые мастерски подобрали кустарники, травы и цветы, умело подстригли их. Были в парке и живые львы, тигры, павлины, слоны. Опп содержались в клетках, более просторных, чем дома у простолюдинов.

За густыми тамариндами манил прохладой небольшой пруд с кристально чистой водой, которая подавалась по уложенным под землей трубам. Причудливые рыбки — каких только не было тут форм и красок! — стояли недвижно у берега, степенно плавали, будто нехотя шевеля плавниками, или взапуски гонялись друг за другом. Их хорошо подкармливали — благо корма были в изобилии, — и они быстро размножались. За узкой протокой виднелся следующий пруд, с красными, голубыми и желтыми лотосами.

Под ногами неторопливо развертывалась лента аллеи. Ибп аль-Хади и аль-Амин будто шагали по бесконечно длинному ковру. Из разноцветного гравия и доставленной издалека гальки были выложены мозаичные изображения растений, птиц и животных, из пестрого полосатого оникса сделаны вазы. Для этой работы были специально вывезены персидские и византийские мастера.

Ароматы, стоявшие в саду, трудно было с чем-либо сравнить; они возникали, перемешивались, таяли; вот возобладал один резкий, дурманящий запах и тотчас исчез, уступая место другому. Самым сильным, постоянным и настойчивым был аромат мускуса, исходивший от первого престолонаследника; он как бы обволакивал всего аль-Амина. На юноше надета легкая розовая джалябия, в ней не жарко и удобно; желтая накидка так тщательно наглажена, что кажется немиущейся; чалмы нет, ее заменяет пышный венок, сделанный из редкостных цветов, он прослужит лишь один день; на ногах мягкие наали. И все это пропитано запахом мускуса.

Ибн аль-Хади также одет в «костюм опьянения». У него модная прическа багдадского повесы: две длинные пряди волос падают, расходясь, на лоб, спускаются до бровей, обходят их и, каждая отдельно, наподобие буквы «пун», загибаются вверх к вискам[11]. Третий претендент на престол выглядит старше первого престолонаследника. Взгляд у него пристальный, беспокойный.

Они подошли к беседке, увитой виноградными лозами — перед ней на арене должен был состояться бой баранов, — но едва присели на скамью, как в конце аллеи, что вела к въездной площади, показался Фадль Он бежал.

— Ага, явился! — воскликнул аль-Амин, завидев своего фаворита, и нетерпеливо крикнул: — Какие новости, любезный?!

— Никаких, кроме хороших! — задыхаясь от бега, ответил Фадль.

— А где же рабыни? Почему не бегут следом?

— Они не столь быстроноги, достойнейший из достойнейших! Скоро ты их увидишь.

Фадль едва переводил дух. Взгляд его устремился на одеяние аль-Амина. Польщенный престолонаследник тотчас это заметил:

— На кого я похож, мой любезный, в «костюме опьянения»?

— На доброго джинна, спустившегося с небес! — не моргнув глазом, отчеканил фаворит.

Хотя первому престолонаследнику было всего семнадцать лет и борода у него выросла недавно, лицо его уже носило отпечаток жестокости и порочности. Глаза маленькие, бегающие, нос загнут, как у беркута. Зато силы хоть отбавляй, — он мог сразиться со льном [12]. Безрассудства для этого хватило бы тоже, — юноша был недалек и бездумен. И все же первое впечатление этот мот и распутник производил хорошее.

— Ах, вот как, на джинна! — бросил он удовлетворенно. — Тебе тоже надо будет переодеться! Из-за того что ты опоздал, мы пропустили время дневного веселья, ты лишил нас многих удовольствий. Но, слава аллаху, теперь мы закончим день как надо!

Он дважды хлопнул в ладоши, и перед беседкой появился согнувшийся в три погибели турок или черкес, похожий на стройную миловидную девушку. Это был евнух. Вьющиеся волосы его были заплетены в толстую косу, лежавшую на спине; широкий шелковый пояс, перетягивающий халат, был расшит золотом; голову украшал высокий пирамидальный тюрбан с серебряным полумесяцем на верхушке, настолько тяжелый, что рабу всегда приходилось держать голову склоненной.

— Какие стихоплеты сегодня у нас выступают?

— Абу Нувас, мой повелитель, — высоким мелодичным голосом пропел евнух, — а также Абуль Атахия и еще…

— Пусть злые джинны заберут твоего Абуль Атахию! Нам нужны пьющие стихоплеты. Чтобы воспевать гурий и вино. Давай сюда Абу Нуваса, всех остальных гони вон! Скажи эмиру виночерпия, чтобы готовил меджлис веселья по всем правилам!

— О достойнейший из достойнейших! — попросил Фадль. — Прикажи не выгонять Абуль Атахию. Пусть останется про запас, что-нибудь сочинит. Наплевать нам на то, что он трезвенник.

— Да будет так! — согласился аль-Амин.