Сестра Харуна-ар-Рашида

Глава XXVI АБУ НУВАС

Из боковой двери показались рабы, несшие сосуды с вином. Они в цветных кафтанах: первый — в голубом, второй — в зеленом, третий — в желтом, дальше виднелся сиреневый кафтан, красный, фиолетовый… Цветовая гамма подобрана так, что напоминает радугу после дождя. На подготовку выхода виночерпиев эмир увеселений истратил больше времени, чем отняла постановка женских танцев. Рабы молоды, красивы и свежи, привезены издалека, по понимают по-арабски, в Багдаде подавно, и все евнухи. В их нетронутом и теперь уже вечном целомудрии заключена особая прелесть.

Кафтаны их расшиты стихами — на ловом плече начало стиха, на правом окончание:

В руках хрустальные, золотые, серебряные кубки, гармонирующие с цветом кафтана; на них надписи, прославляющие вино и любовь.

На одном выгравировано:

На другом:

Надписи на кубках не повторяются.

Из-за полога, отделяющего часть террасы, доносятся тихие, замирающие звуки лир, лютен, тунбуров. Чарующий высокий голос выводит нежную мелодию. Мелодия приближается, звуки нарастают. На ковер выходит певица с продолговатыми глазами, женщина желтой расы. Она некрасива, но поет превосходно. Ее сопровождают четыре музыкантши с тунбурами и лютнями.

Дождавшись знака, эмир виночерпиев подносит аль-Амину полный кубок вина. Первый престолонаследник осушает его. Ибн аль-Хади и Фадль из вежливости прикладываются к кубкам, которые им подали евнухи. Пить обоим не хочется.

Певица и музыкантши усаживаются на отведенное место у ближнего края ковра.

— Почему нет Абу Нуваса? — вопрошает аль-Амип.

Эмир веселья начеку. Ответ у него готов:

— Мой повелитель и властелин, поэт в комнате для гостей, ждет твоего приказа.

— Зови его!

Евнух устремляется к выходу.

— Подожди! — вслед ему бросает первый престолонаследник. Тот замирает на месте; покрашенная хной голова склоняется до полу.

— Пусть наденет «костюм опьянения»! — закапчивает аль-Амин.

— Слушаю и повинуюсь!

Через несколько секунд евнух появляется снова — предусмотрительный поэт оделся заранее — и провозглашает:

— Мой повелитель и властелин, Абу Нувас возле дверей!

— Мы разрешаем ему войти, — ответствует аль-Амин.

На террасе появляется поэт. Ему за сорок, но в коротко подстриженной бороде почти не заметно седых волос. Он красив — топкие черты лица, голубые глаза. Его мать родом из Ахваза, жители которого славятся красотой. Взгляд у поэта умный, проницательный и немножко насмешливый. «Костюм опьянения» на нем вызывающий: джалябия ядовито-желтого цвета и ярко-красная шапочка.

— Мы приветствуем тебя! — восклицает аль-Амин, тщеславие которого удовлетворено, и наблюдает за тем, как евнух подвигает подушку поближе к певице. — Без стихоплетов не может обойтись ни один порядочный меджлис веселья. А знаменитые мастера рифмы — наше украшение.

Абу Нувас отвечает на приветствие и усаживается возле певицы.

Пока продолжается эта церемония, Ибп аль-Хади спрашивает соседа, скоро ли прибудут рабыни, купленные у Фанхаса. Фадль, которого ни на минуту не покидают мысли о тайне, раскрытой Абуль Атахией, пожимает ему руку, как бы говоря: «Терпи, как все мы терпим! Если аллах пожелает, рабыни прибудут сию же минуту!». Затем спохватывается: задумчивость на меджлисе веселья — признак дурного топа, и с улыбкой обращается к Абу Нувасу:

— О друг, говорящий стихами, не порадуешь ли ты нас чем-нибудь новеньким? Певица споет твои стихи под музыку, и наш высокочтимый первый престолонаследник получит истинное удовольствие!

— Постой, — удерживает поэта аль-Амин, которому вино уже ударило в голову. — Тебе нужно сначала выпить!

Евнух подносит большой кубок. Абу Нувас залпом осушает его и возвращает виночерпию с жестом, значение которого не трудно понять: «А ну-ка, налей еще!».