Первыми из Бармекидов среди бела дня были схвачены отец и брат Джаафара ибн Яхьи. Это послужило сигналом к началу погромов. Шемассийский дворец был разграблен, обитатели его перебиты. Та же участь постигла и другие бармекидские дворцы и дома. В Нахраване явившиеся под предлогом проводов визиря стражники из особой охраны халифа захватили лагерь. Избиение Бармекидов и их сторонников продолжалось повсеместно. В тот день тысячи безвинных людей обрели гибель. Оставшиеся в живых, чудом уцелевшие были заточены в темницы, брошены в подземелья, изгнаны с насиженных мест, обречены на скитания и медленную голодную смерть[38]. Их земли, богатства, рабы перешли к халифу. На поспешно собранном меджлисе запрещено было даже упоминать имена убитых, изгнанных и заточенных.
Зубейда торжествовала. Мечты ее полностью осуществились. В субботу утром к халифу были приведены сыновья визиря — Хасан и Хусейн.
Еще разгоряченные внезапно прерванной игрой, веселые и шаловливые мальчики увидели сидящего на тахте пышно разодетого незнакомого мужчину и подбежали к нему. Через несколько минут младший гладил бороду Харуна ар-Рашида, а старший — он, как и полагается, был похрабрее — взобрался ему на плечи.
— Как вас зовут, дети? — едва выдавливая из себя слова, спросил халиф и с ужасом заметил, что один мальчик похож на него, а второй — на Аббасу.
— Я Хасан!
— А я Хусейн!
— Хусейн и Хасан! Хасан и Хусейн! — баловались дети, перекрикивая друг друга.
«Неужели я убью их?! О, аллах! „Убийца!“ — крикнула мне Аббаса. Убийца?! Нет, нет! Невинные создания, племянники, они будут жить! — Халиф переводил взгляд с Хусейна, в котором, казалось, воплотилась сестра, на Хасана, в котором он узнавал самого себя в далекие годы детства. — Однако что со мной? Я простил нанесенное оскорбление? Нет, такое не забывается. Они — мой стыд и позор! Живое свидетельство…»
— Масрур! — крикнул он, сбрасывая с плеч Хасана и отталкивая Хусейна.
— Я здесь, мой господин!
— Возьми ключ, который я тебе дал, сейчас же проведи их… ты знаешь куда… обоих… пусть выроют… рядом… поменьше… Ты понял?
— Как не понять, мой господин!
— Ступай, мой верный слуга!
Он хлопнул Масрура по плечу, глянул на испуганных детей и отвернулся, чтобы скрыть внезапно выступившие на глаза слезы.
Трудно сказать, почему заплакал эмир правоверных; то ли это были слезы поздней жалости и раскаяния, то ли слезы ненависти и злобы…
В проеме окна синели воды Тигра. Вдали, на Багдадском мосту, что-то чернело, — это было посаженное на кол тело визиря.
Так закончилась печальная история Аббасы, сестры халифа.
Кто хвалим и прославляем в этом мире? Кто среди людей обрел счастье? Тот, кому повезло в жизни, кто умело использовал благоприятные обстоятельства.
Да будет хвалимый достоин похвалы!
Да будет счастливый достоин счастья!