Глава XXXIX НАЕДИНЕ С ХАЛИФОМ

— Исмаил ибн Яхья аль-Хашими имеет честь предстать перед эмиром правоверных! Эмир правоверных согласен его выслушать! — провозгласил хранитель занавеса, едва только индийские послы, распрощавшись с Харуном ар-Рашидом, которого им было разрешено лицезреть не более двух минут, покинули Большой зал.

Хотя почтенному старцу не терпелось изложить свою просьбу и он утвердительно закивал головой, хранитель занавеса, следуя требованиям этикета, вежливо осведомился:

— Хочет ли мой господин сию минуту исполнить свое желание или у него есть намерение повременить?

Шейх Исмаил пояснил, что встреча слишком желанна, чтобы ее откладывать, и, когда чернокожий евнух взялся за занавес, попросил, чтобы беседу с халифом не прерывали.

Занавес отодвинули, и взору почтенного старца во всем своем великолепии предстал эмир правоверных Харун ар-Рашид. По-турецки скрестив ноги, халиф восседал на низкой позолоченной тахте. Подмостки черного дерева, на которых она стояла, были украшены золотым орнаментом, отделаны крупными рубинами и жемчугом таких размеров, что некоторые жемчужины были величиной с лимон. На четырех колонках, обтянутых парчой и исписанных изречениями из корана, был укреплен высокий балдахин из черного шелка с разбросанными по нему золотыми звездами. Колонки завершались отлитыми из червонного золота полумесяцами. Безмолвные рабы жгли благовония, телохранители держали наготове сабли.

На Харуне ар-Рашиде было надето парадное одеяние, которое призвано было подчеркивать величие и богатство халифата. По черной чалме, следуя прихотям извилин, змейками струились бриллиантовые нити. На лоб спускалась тугра в виде изумрудного павлина с распущенным хвостом; хвост этот был усыпан драгоценными камнями и матовым жемчугом цвета голубиных яиц. Поверх черной джуббы был накинут грубошерстный плащ Мухаммеда.

— Салям алейкум, эмир правоверных! — обратился к халифу шейх Исмаил и, придерживаясь установленного обращения, попросил: — Милостью аллаха и твоей милостью, разреши приблизиться, повелитель великого халифата!

— Ва алейкум-ус-салям, дядюшка! — ответил Харун ар-Рашид, отбрасывая светские условности, и сделал движение, будто поднимается навстречу старейшему хашимиту. — Мы рады тебя видеть, дядюшка! Будь у нас дорогим гостем!

Шейх Исмаил поспешил к халифу, чтобы предупредить его намерение встать.

— Отныне, дядюшка, ты можешь входить к нам без предупреждения, — милостиво разрешил Харун ар-Рашид, подумав: «И зачем только ты ко мне пожаловал?». Вслух же проговорил: — Присаживайся, дорогой гость!

— Благодарю тебя, племянник, да будет долгим твое правление! — ответил старец, опускаясь на пододвинутую слугой подушку, и замолчал. Даже в личной беседе говорить о делах, пока о них не спросит халиф, не полагалось.

Харун ар-Рашид немного помедлил, будто испытывая терпение посетителя, и произнес:

— Мы надеемся, дядюшка, что ты прибыл к нам, чтобы способствовать укреплению нашего общего благополучия и дальнейшему процветанию халифата. Мы не сомневаемся в том, ибо видим тебя только в случаях крайней нужды, хотя желали бы видеть каждодневно.

— О эмир правоверных, как тебе известно, я живу в Басре, — напомнил шейх Исмаил, — но, если мое присутствие необходимо, я готов остаток моих дней провести подле тебя. Сегодня я пришел действительно из-за крайней нужды и жажду обратиться к твоей доброте, дабы к благодеяниям, которыми ты меня осыпал, прибавилось еще одно.

— Чего же хочет дядюшка? Его желания — для нас закон.

— О племянник, это твои желания — закон для подданных халифата, будь то презренный раб или знатный визирь! — склонив голову и вздымая вверх руки, воскликнул старец. — Аллах установил единого повелителя мусульман. Нет у халифа соперников! Если эмир правоверных согласен выслушать меня, прошу, чтобы мы остались наедине.

Повинуясь приказу, хранитель занавеса, телохранители и слуги покинули Большой зал.

Харун ар-Рашид был заинтригован: не услышит ли он наконец то, что его так волнует последнее время?..

— Разреши говорить! — попросил старец, дождавшись, когда щелкнула дверная задвижка.

— Тайным людям сюда не проникнуть, — пояснил халиф, — говори, дядюшка! Требуй чего хочешь!

— Моя просьба касается Ибн аль-Хади, — без утайки начал шейх Исмаил и запнулся, заметив, как нахмурилось лицо эмира правоверных.



«Может быть, я совершаю оплошность? — подумал он неожиданно. — У халифа много забот. Эта ли самая важная? Она ли грозит смутой? Не лучше ли встать на защиту Бармекидов? Но дело начато…». И, не сводя с Харуна ар-Рашида испытующего взгляда, он проговорил:

— Твой племянник — один из самых способных молодых хашимитов.

— Это еще как сказать! — резко возразил халиф и добавил, смягчая тон: — Но я ему прихожусь дядей и подтвержу свое расположение. Юноше нужны деньги, подарки?

— Хашимиты получают в достатке и даже в изобилии все, что им нужно. Ибн аль-Хади жаждет высочайшего отличия. Из лучших побуждений он хочет быть как можно ближе к эмиру правоверных.

Харун ар-Рашид не сомневался — разговор пойдет о его дочери; по все же пустился на хитрость.

— Я готов устроить племянника со щедростью, достойной Хатима, — произнес он напыщенно. — Мы оба родственники пророка.

— Юноша есть юноша, — гнул свою линию шейх Исмаил. — Он хочет быть еще ближе к халифу…

— Я готов доказать родственные чувства, — ответил Харун ар-Рашид, думая, что намек слишком явный, чтобы продолжать притворяться. Теперь нужно было опередить шейха, и он проговорил: — Я дам племяннику все, что он захочет, кроме руки моей дочери Аалии.

— Ах, как жаль! Ему ничего другого не надо! — воскликнул старец и перешел на официальный тон, показывая тем самым свою обиду: — Ибн аль-Хади безропотно покорится желанию эмира правоверных. Но расположение и внимание, которые проявил ко мне халиф, ободряют меня. Не будет ли мне высочайше разрешено задать еще один вопрос?

— Говори, дядюшка. Нам приятно вести с тобой беседу.

В знак благодарности шейх Исмаил сложил руки на груди.

— Почему эмир правоверных считает Ибн-аль-Хади недостойным женихом для своей дочери? — спросил он почтительно. — Разве кровь обоих не соединена в крови деда аль-Мансура, человека приятного, халифа знатного, да будет земля ему пухом?

— Я не сказал, что племянник недостоин моей дочери, — ответил Харун ар-Рашид, сжимая халифский жезл, который держал в руках. — Но самым достойным из всех достойных будет тот, за кого она выйдет замуж. Я искренне сожалею, что ты, дядюшка, опоздал. Аалия обручена.

— Обручена?! — чуть не поперхнулся шейх Исмаил, удивляясь тому, что обручение не объявлено. — Прости, эмир правоверных! Если б я знал, то не стал бы приставать к тебе с подобной просьбой.

Халиф беспокойно задвигался на тахте. Он ждал, что старец, догадавшись, поднимется и уйдет. Но шейх Исмаил не трогался с места. Тогда Харун ар-Рашид пояснил:

— Визирь Джаафар ибн Яхья просил у нас руки Аалии для Ибрагима Абд аль-Мелика, который, так же как Иби аль-Хади, является нашим племянником по мужской линии. Мы не желаем тебе отказывать, дядюшка, по взять свое слово обратно было бы недостойно. Оно дано хашимиту.

Старец закусил губу, он боялся проговориться и выдать себя. Подумать только, его обошел Бармекид, которого он собирался взять под свою защиту!

— Пусть наш племянник попросит что-нибудь другое! — предложил Харун ар-Рашид, имея тайную цель выведать истинные намерения Ибн аль-Хади.

Загрузка...