Сестра Харуна-ар-Рашида

Глава III АБУЛЬ АТАХИЯ

Абуль Атахия родился в маленьком селении на севере страны и юные годы прожил в крайней бедности. С детства пришлось ему зарабатывать себе на пропитание. Он промышлял гончарным ремеслом, укладывал готовые кувшины в плетеную корзину и на собственных плечах относил их на рынок в Куфу. Но душа мальчика тянулась к поэзии. Даже перемешивая глину, он подбирал рифмы и складывал строки. Сколько детских, еще несовершенных касыд прослушали бесчувственные кувшины!

Однажды Абуль Атахия продал гончарный станок, сбыл последнюю партию залежавшегося товара и отправился в Багдад искать счастья.

В те далекие годы поэты были в большом фаворе. Неиссякаемая кормушка эмира правоверных была для них широко раскрыта. Перед халифским дворцом нередко проводились поэтические турниры, на которых любой участник мог воспеть красавицу, прославить в стихах правителя, поведать о своих чувствах и переживаниях.

Когда очередное состязание близилось к концу, пред светлыми очами эмира правоверных аль-Махди, ставшего халифом после аль-Мансура, предстал никому не известный сельский подросток. Сначала тихо, потом громче и громче зазвучали стихи удивительной красоты и силы. Аль-Махди был так очарован поэтическим дарованием юного стихотворца, который превзошел маститых поэтов, что приблизил его к себе. Гончара осыпали милостями и подарками, стали приглашать на халифские меджлисы, выезды, развлечения, охоту.

При преемнике аль-Махди халифе аль-Хади Абуль Атахия возвысился еще более и настолько привязался к новому правителю, что, когда тот неожиданно умер, дал зарок больше никогда не писать стихов.

Эмиром правоверных стал Харун ар-Рашид. Во время празднества, сопровождавшего церемонию его восшествия на престол, халиф потребовал к себе прославленного поэта и по этому торжественному случаю повелел сложить хвалебную касыду.

Абуль Атахия не сочинил ни строчки. Разгневанный эмир правоверных приказал бросить его в темницу. Поэт был заключен в камеру размером пять на пять шибров, где нельзя было ни сидеть, вытянув ноги, ни лежать. Замурованный в каменной нише, он отказался от данного зарока и сочинил знаменитую касыду, в которой жаловался на свою несчастную долю. Касыда попала к придворному певцу Ибрагиму аль-Мосули, и тот, выбрав момент, рискнул исполнить ее в присутствии халифа. Прослушав звучные строфы и получив истинное наслаждение, Харун ар-Рашид простил опального стихотворца и наградил его пятьюдесятью тысячами дирхемов. С тех пор эмир правоверных расставался с Абуль Атахией только во время паломничества в Мекку. Поэту было установлено большое годичное жалованье, которое сполна выплачивалось звонкой монетой. Богатство его росло не по дням, а по часам. Умело пользуясь высоким положением, бывший гончар со всех сторон принимал подарки и подношения.

Несмотря на поэтическую натуру, он был скупым и жадным человеком, безграничным стяжателем и первоклассным мошенником, за дирхемы способным на рискованную проделку, а за динары — на любую авантюру. Когда в сто восемьдесят седьмом году хиджры Харун ар-Рашид заранее назначил первым престолонаследником своего сына Мухаммеда аль-Амина, придворный поэт не преминул воспользоваться удобным случаем и получил богатейшие дары как от самого эмира правоверных, так и от его жены Зубейды и наследного принца.

Аль-Амину шел тогда восемнадцатый год. Не по возрасту развращенный, успевший пресытиться жизнью юноша не знал цену деньгам и был расточителен сверх меры. Едва ли не с детских лет пристрастившись к удовольствиям, он окружил себя певцами, поэтами, евнухами, испорченными мальчиками и молодыми рабынями; по-грязнув в распутстве, он изощрялся в устройстве бесчисленных пирушек, налево и направо раздавал подарки, приобретал все новых и новых наложниц.

На меджлисах молодого повесы по преимуществу собирались бездельники и политиканы. Одним из наиболее влиятельных лиц был поэт эротического толка, циник аль-Хасан ибн Гани, по прозвищу Абу Нувас. Но к партии аль-Амина примыкали также и проницательные, дальновидные мужи. Они использовали первого престолонаследника и его мать как средство политической борьбы и добивались успехов: будучи любимой женой, Зубейда имела на Харуна ар-Рашида большое влияние. Абуль Атахия был у аль-Амина своим человеком.

При Аббасидах угрожающие размеры приняло кровосмешение. Насладившись любовью послушных и ласковых рабынь, халифы, после того как дальнейшее сожительство в силу тех пли иных причин прекращалось, отпускали их на волю. Дети вчерашних наложниц пользовались правами свободных людей.

Зубейда презирала вольноотпущенников; рожденная в законном браке, она была двоюродной сестрой Харуна ар-Рашида, и аль-Амин, пожалуй, по праву считался единственным сыном халифа, родители которого были чистокровными хашимитами.

Те, кто хотел обратиться к эмиру правоверных с ходатайством или просьбой, — а таких было великое множество, — поначалу восхваляли Зубейду, заискивали перед первым престолонаследником и на чем свет стоит ругали его сводного брата аль-Мамуна, мать которого, персиянка по происхождению, была вольноотпущенницей, Аль-Мамун был умней, образованней и талантливей аль-Амина, но какое это имело значение!

С особым усердием поносил его постоянный участник меджлисов аль-Амина, изворотливый и льстивый аль-Фадль ибн ар-Рабиа. Отец Фадля был визирем поочередно у халифов аль-Мансура и аль-Махди, а посему и сын рассчитывал на высокое место при дворе. Однако Харун ар-Рашид решил иначе: приблизил одного из первых своих сподвижников Яхью ибн Халида аль-Бармеки и сделал визирем его сына Джаафара. Фадль немедленно начал изыскивать лучший способ низвергнуть соперника и счел наиболее целесообразным присоединиться к партии аль-Амина, опереться на Зубейду. Расчет был прост: истая хашимитка ненавидела персов и особенно Бармекидов, для чего у нее были веские основания — при несомненном содействии визиря Джаафара Харун ар-Рашид утвердил вторым престолонаследником халифата своего побочного сына аль-Мамуна. Подумать только, ведь еще не так давно мать презренного выскочки была рабыней, прислужницей у любимой жены эмира правоверных!

Дожидаясь счастливого поворота судьбы, Фадль ни на минуту не отходил от аль-Амина. С усердием принялся он потакать и неожиданно возникшей прихоти престолонаследника приобрести белых рабынь. Ранее, по традиции, в наложницы брали только азиаток или в крайнем случае чернокожих женщин. Белые рабыни, возможно, были не менее искусны в любовных утехах. Нововведение сулило придворной знати пиршества и развлечения и очень пришлось ей по вкусу.