На следующее утро, одетый в официальный костюм Аббасидов, шейх Исмаил подъехал к замку Вечности. Его сопровождали два раба. Окруженная четырьмя рядами крепостных степ резиденция Харуна ар-Рашида охранялась стражниками, которые хорошо знали высокого, словно негнущегося старца и беспрепятственно пропустили его [28].
Возле последних, четвертых ворот шейх Исмаил спешился, оставил лошадь и рабов и дальше пошел пешком.
Перед ним, показывая дорогу, что было излишним. — старейший хашимит прекрасно знал запутанные дворцовые ходы, — церемонно шагали слуги халифа. Старец шел степенно, не торопясь.
В комнатах для ожидания, как всегда, было людно и шумно. Поэты, певцы, фавориты, придворные эмиры находились здесь целыми днями — в любой момент кто-либо из них мог понадобиться халифу, — а пока вызова не было, приближенные Харуна ар-Рашида беседовали, утоляли жажду разнообразными напитками, без дела слонялись из угла в угол.
Дверь в зал приемов, где проходили аудиенции, была распахнута настежь. Стража отсутствовала.
Увидев грубого и жестокого Масрура со знаменитым мечом на боку, шейх Исмаил поманил любимца эмира правоверных и, когда тот приблизился, спросил, поморщившись и отдернув руку, которую Масрур бросился целовать:
— Где наш халиф?
— Халиф, мой господин, в Большом зале, — ответил палач, улыбаясь в усы. Он был родом из далекой Ферганы, и произношение его отличалось особой мягкостью.
— Почему он не выходит? — настаивал шейх Исмаил. — Насколько мне известно, сегодня приемный день.
— Вы правы, мой господин. К нам приехали послы из Индии. Эмир правоверных принимает их в Большом зале. Там просторней. Пойдемте, мой господин!
Сопровождаемый Масруром, шейх Исмаил направился в Большой зал. В широком коридоре и в комнатах, что вели к нему, двумя рядами стояли турецкие наемники в латах. Из-за высоких забрал сурово поблескивали черные глаза.
— Уж не предвидится ли сражение с неверными? — насмешливо осведомился старец. — Замок Вечности, надеюсь, не превратится в поле брани?
— Когда халиф узнал о прибытии послов из Индии, он захотел нагнать на них страху, — невозмутимо объяснил палач, — показать нашу силу. Ой, какая большая сила! Пусть послы расскажут своему махарадже! [29]
«И правда, надобно всюду подчеркивать могущество халифата, — согласился про себя шейх Исмаил, подходя к парадной лестнице и поднимаясь по ступенькам из белого мрамора и зеленой яшмы. — А какой бы мощи мы достигли, если б не смуты да интриги!»
Перед высокими резными дверями с саблями наголо замерли телохранители. Масрур забежал вперед. Старец замедлил шаги. Ему не хотелось ждать, пока доложат халифу. Но опасения были напрасны. Эмир приема посетителей почтительно склонился перед старейшим хашимитом и пригласил его следовать за собой.
Галерея, которую они пересекли, была выложена розовыми с прожилками плитами мрамора, соединенными между собой широкими полосами листового золота. Слева, во внутреннем дворике, использовавшемся как закрытая арена, бесновались три невиданно больших пса. Несколько рослых индусов едва удерживали их с помощью цепей, прикованных к железным ошейникам. Диковинные наряды заморских укротителей некогда было разглядывать — взгляд волей-неволей обращался к наводящим ужас, оскаленным собачьим мордам.
Лишенная окоп круглая комната, последняя в анфиладе, была убрана львиными и тигровыми шкурами. В подсвечниках горели разноцветные свечи. Возле исписанной изречениями и стихами стены шейх Исмаил остановился, — согласно этикету, заходить к халифу полагалось не раньше, чем после вторичного приглашения.
— Моему господину не надо больше обращаться к эмиру правоверных. Эмир правоверных, да будет милостив к нему аллах, рад видеть моего господина, — с низким поклоном проговорил эмир приема посетителей, левой рукой приоткрывая парчовый полог, а правой приглашая старца.
Большой зал представлял собою сводчатое помещение размерами тридцать на тридцать локтей; мраморные колонны поддерживали три мощных свода. На стенах были изображены все обитатели суши и моря, выпуклыми золотыми буквами написаны четверостишия и поговорки. Пол был устлан огромным хорасанским ковром с вытканными на нем дорожками, цветами, травой, ручьем; на нем был изображен даже целый садик; казалось, что вот-вот заколышется куст жимолости, а с миндального дерева взлетит птичка.
Часть Большого зала отделялась широким занавесом из плотного китайского шелка, который скрывал халифа от взглядов тех, с кем он разговаривал. Простому просителю ни к чему было лицезреть эмира правоверных. Этой чести удостаивались избранные. Тогда занавес поднимался слугами и перед достойным во всем своем блеске представал всемогущий вершитель земных дел.
Когда шейх Исмаил вошел в Большой зал, церемония приема индийских послов заканчивалась. Кресла для хашимитов стояли пустые. На вышитых подушках, в определенном порядке разложенных на ковре и предназначенных для эмиров и других должностных лиц, восседали индусы в длинных одеждах с изображениями слонов. Это были послы. На шеях у них сверкали ожерелья из редчайших бриллиантов, с плеч свешивались талисманы, к бокам были пристегнуты длинные сабли в ножнах.
Хранитель занавеса указал старцу на кресла для хашимитов.
Из-за занавеса послышался кашель, затем раздался торжественный голос халифа.
— Что еще мои высокие и уважаемые гости хотят сказать властителю великого халифата? — вопросил Харун ар-Рашид.
Раб-толмач перевел вопрос на хинди.
— Могучему соседу нашей родины мы желали бы подарить индийские сабли, сделанные лучшими нашими мастерами, — от имени послов ответил высокий худощавый индус. — Таких сабель нет больше в мире.
Два писца записывали беседу.
— Эмир правоверных усматривает в твоих словах благие намерения. Он благодарит махараджу и принимает дар в знак уважения к его дружбе, — провозгласил халиф и столь же торжественно добавил: — Эмир правоверных хочет проверить качество индийских сабель. Это сделает его верный телохранитель.
На середину зала вышел турецкий наемник с самсамой, принял сабли, положил их на пол, выбрал ту, которая побольше, левой рукой подбросил ее высоко в воздух и, размахнувшись самсамой, изо всех сил ударил по сабле. Звякнул металл, самсама разрубила саблю пополам.
— Пусть уважаемые послы осмотрят оружие арабов, — предложил Харун ар-Рашид, когда все сабли были разрублены на куски. — Лучше его действительно нет в мире. Это легендарная самсама Амра ибн Маади Кариба.
Некоторое время смущенные индусы, перешептываясь, осматривали самсаму — на ней не было ни зазубрин, ни царапин.
— Что вы еще хотите сказать властителю великого халифата? — послышался голос из-за занавеса.
— Могучему соседу нашей родины мы желали бы подарить собак, которые не могут видеть льва, чтобы не разорвать его в клочья. — Худощавый индус говорил уверенно, будто истории с саблями и не бывало.
— Эмир правоверных усматривает в твоих словах благие намерения, — произнес Харун ар-Рашид, — он благодарит махараджу и принимает дар в знак уважения к его дружбе. В нашем замке содержатся львы, которые готовы тотчас же помериться силами с кем бы то ни было. Пусть уважаемые послы проследуют на балкон. Мы тоже будем наблюдать за схваткой.
Заинтересованный, шейх Исмаил вышел вместе с индусами. Внизу, на арене, метались спущенные с цепей собаки. Ворота отворились, и одним прыжком на арену выскочил огромный лев. Несколько минут по утрамбованной земле катался клубок переплетшихся тел. Затем клубок распался. Лев был растерзан, а псы целехоньки.
Аудиенция в Большом зале продолжалась. Из-за занавеса снова раздался голос Харуна ар-Рашида:
— Эмир правоверных еще раз благодарит махараджу за бесценный дар и просит послов ответить на два вопроса: как называется порода и откуда привезены собаки, что разорвали льва?
— О могучий сосед нашей родины, мы тысячу раз довольны, что собаки, присланные махараджей, понравились эмиру правоверных. Эмир правоверных спрашивает, что это за порода и откуда она. Мы отвечаем: порода называется сейюрийской, разводится она в Индии, равной ей нет в целом мире.
— Властитель великого халифата самолично подтверждает, что сейюрийская порода собак, выведенная в Индии, лучшая в мире, — изрек Харун ар-Рашид. — Эмир правоверных желает отблагодарить уважаемых послов и спрашивает, что бы опп желали получить от нас в дар своему махарадже.
— О мудрейший из мудрейших! — дружно воскликнули индусы. — Мы жаждем иметь поразившую наше воображение самса му!
— Эмир правоверных понимает желание уважаемых послов, — степенно ответил Харун ар-Рашид. — Он сожалеет, что законы шариата запрещают ему дарить оружие даже своим друзьям. Он просит назвать другое желание и заверяет, что оно будет исполнено.
Через четверть часа аудиенция закончилась. Послы повезли в Индию богатые дары, которые были призваны внушить махарадже чувство уважения к халифату, вызвать у него страх перед военным могуществом арабов[30].