Дочь халифа Джаафара ибн Абу Джаафара аль-Мансура Зубейда приходилась Харуну ар-Рашиду двоюродной сестрой по мужской линии. Замуж ее выдали в сто шестьдесят пятом году хиджры. Свадьба отличалась небывалой пышностью. Молодая женщина — гордость, слава и блеск хашимитов — была настолько хороша собой, что ее прозвали Сейидой халифата. И лишь позднее, в годы материнства, за обилие молока и нежную кожу, сохранившую цвет устоявшихся сливок, аль-Мансур дал дочери имя Зубейда, под которым она и вошла в историю[19].
Харун ар-Рашид прислушивался к советам любимой жены, которая была едва ли не первой женщиной в исламском мире, прославившейся недюжинным умом. По ее предложению был углублен и вымощен камнем обильный источник Айн аль-Манаш в Хиджазе, откуда по равнинам и балкам был проведен водоотвод, заканчивавшийся всего в двенадцати тысячах локтей от Мекки. Казне это строительство обошлось, не считая затрат на сооружение мастерских, домов для надзирателей, запасных водоемов и колодцев, в один миллион семьсот тысяч динаров. Вода поступила в близлежащие округи, нередко ранее опустошавшиеся засухами.
Еще больше, чем строительными работами, прославилась Зубейда окружавшей ее роскошью, которой не было предела: золота, серебра, шелков, парчи, драгоценных камней было у нее столько, сколько не имелось ни у кого другого. Одно лишь парадное одеяние стоило пятьдесят тысяч динаров. Дворец любимой жены Харуна ар-Рашида, называвшийся дворцом Пребывания и расположенный южнее замка Вечности и восточнее города аль-Мансура, утопал в густой зелени. Нигде больше в целом халифате не было такого пышного парка, столь огромных цветников и клумб.
Зубейда изощрялась, выдумывая все новые и новые украшения. Это ей принадлежала мысль создания балдахина, который по углам подпирался витыми золочеными колонками; верх балдахина был украшен соболями и разноцветными шелками, а внизу черный фон эбенового дерева подчеркивал тончайшие узоры чеканных серебряных накладок, инкрустированных нишапурской бирюзой, цейлонскими яхонтами, жемчугом из Омана, египетскими смарагдами, йеменскими рубинами и африканскими кораллами.
Перед балдахином были установлены золотые подсвечники со свечами из амбры.
Как истая дочь хашимитов, Зубейда обладала и другим общим для них свойством — она всей душой ненавидела Бармекидов и особенно Джаафара ибн Яхью, после того как он ограничил наследные права ее сына. Произошло это во время паломничества, совершенного в сто восемьдесят шестом году хиджры. Харуна ар-Рашида сопровождали аль-Амин, аль-Мамун и многочисленная свита, которую возглавлял визирь, пожелавший лично присутствовать при освящении договора о престолонаследии, с каковой целью и было задумано паломничество к святым местам.
Писцы подробно описали торжественную церемонию. Когда аль-Амин присягал на верность, он попытался выйти за пределы Каабы — это освободило бы его от клятвы, — но зоркий Джаафар ибн Яхья живо водворил юношу на место. Мало того — Зубейда исходила бешенством — визпрь имел наглость при всех пригрозить ее сыну: «Смотри, если вздумаешь обмануть брата, аллах накажет тебя!» — и потребовал, чтобы аль-Амин трижды повторил клятву.
Второй престолонаследник был по всем правилам освящен в высоком звании, а любимая жена Харуна ар-Рашида поклялась отомстить Джаафару ибн Яхье. С тех пор она неустанно засылала к нему соглядатаев, распускала сплетни и через тайных людей проведала о том, что визирь частенько навещает Аббасу. От ее взоров не укрылись и отъезды Аббасы в Дар ар-Ракик.
Ранним утром, когда заря расплывалась над горизонтом, по правому берегу Тигра скакали всадники. Возглавлял их копьеносец со знаком первого престолонаследника на пике, устремленной в небо[20]. В нескольких шагах от него подгонял чистокровного скакуна аль-Амин, одетый в официальный костюм Аббасидов. Живописную группу завершали рабы верхом на верблюдах.
Всадники доскакали до Нижнего моста, перебрались на левый берег. Встречные путники склонялись ниц. Аль-Амин, свежий и бодрый, щедро раздаривал покровительственные улыбки и разбрасывал дирхемы.
Зубейда поджидала сына. Расстояние между дворцами было не столь уж велико. В который раз она прикинула, сколько нужно времени, чтобы покрыть его. Она заранее придумала, чем обрадовать единственного сына — ведь в нем были все ее надежды и чаяния. Дорожки, по которым он должен был пройти, рабыни усыпали только что сорванными цветами и базиликом.
Принять аль-Амина Зубейда решила в зале с куполообразным потолком сандалового дерева, покрытым затейливой росписью. Стены были задрапированы шелковыми занавесями, вверху они были стянуты золотыми кольцами, внизу распущены, так что легко было прочесть вышитые на них стихи и поговорки. На полу лежал яркий ковер, в середине его павлин веером распустил хвост, глаза у павлина — огромные яхонты, на хвосте — золотые и серебряные пятна, по бокам вытканы изречения. Ковер предназначался для персидского шаха и когда-то украшал его охотничью коляску. Пахло благовониями — в расположенном напротив входа пышном ложе были запрятаны мускус и амбра. Перед ложем на армянском ковре множество привезенных из Армении и расписанных известными мастерами сафьяновых подушек. Одно это убранство стоило пять тысяч динаров[21]. На сводчатых окнах висели тончайшие занавески, по углам высились золотые подсвечники-минареты с благовонными свечами, повсюду были разложены дорогие безделушки. Зал выглядел богато.