Большинство новостей в халифате распространялось изустно. За них нужно было платить. Сплетни тоже стоили денег. А тайны продавались втридорога. Кто жалел динары, тот оставался в неведении.
Прекрасно зная, как отблагодарить и еще больше расположить к себе поэта, Фадль вытащил мешочек с золотом, который всегда носил при себе, и протянул его Абуль Атахии со словами:
— Ты поэт, а поэты рта не раскроют, чтобы не получить вознаграждения, даже если они говорят прозой. На, держи! Получишь еще и от высокочтимого престолонаследника: ему должны понравиться белые рабыни. Ты ведь принимал участие в их покупке, не правда ли?
Подняв покрывало — скрывать лицо больше не было необходимости, — Фадль громко рассмеялся и похлопал Абуль Атахию по плечу.
— Да, вот еще что! — добавил он, пока поэт, теряясь в догадках, лобызал ему руку. — Смотри, не попадайся на глаза визирю, он живо засадит тебя в темницу. Либо побудь у достойнейшего из достойнейших, я имею в виду первого престолонаследника, либо отправляйся ко мне домой. Но не пропадай надолго. Ты можешь понадобиться. Ступай, да будет милостив к тебе аллах!
Железные ворота на въездной площади были распахнуты настежь — верный признак, что во дворце находился знатный гость. «Кто бы это мог быть?» — размышлял Фадль, простившись с Абуль Атахией и переводя взгляд с расступившейся дворцовой стражи на многочисленную свиту, которая расположилась возле крепостной стены: конюхи проверяли у лошадей подковы, соломенными жгутами обтирали лоснящиеся от пота крупы, слуги подносили корм. «Ба, да это люди Ибн аль-Хади! Значит, он не вернулся в Басру».
Джаафар ибн аль-Хади, как явствует из его имени, был сыном халифа аль-Хади, который приходился родным братом Харуну ар-Рашиду. Отец братьев, халиф аль-Махди, возвел их обоих в ранг заранее назначенных престолонаследников: аль-Хади — первого, Харуна ар-Рашида — второго. После смерти аль-Махди, последовавшей в сто шестьдесят девятом году хиджры, халифом стал аль-Хади. Укрепляя единовластие, новый правитель отстранил от государственных дел собственную мать аль-Хайзуран, которая, пользуясь родительскими правами, пыталась управлять халифатом, а заодно лишил брата престолонаследия в пользу своего несовершеннолетнего сына. Харун ар-Рашид вынужден, был покориться, и первым престолонаследником стал Ибн аль-Хади. На этом борьба не кончилась. Сторону Харуна ар-Рашида принял могущественный Яхья ибн Халид аль-Бармеки. Хитрый, изворотливый и дальновидный визирь усиленно распространял слухи, будто изменение воли покойного аль-Махди вызовет распри в халифате.
— К тому же Ибн аль-Хади слишком молод, — убеждал он, — и не следовало бы торопиться с его назначением.
Поддержка опального брата халифа привела Яхью ибн Халида аль-Бармеки в темницу и чуть ли не на плаху, но первым престолонаследником был всенародно объявлен Харун ар-Рашид. Невинно пострадавшего перса, само собой разумеется, выпустили на свободу. Едва это произошло, как аль-Хади заболел и скоропостижно умер. Долго потом еще шептались при дворе, что в смерти халифа повинны Харун ар-Рашид, Яхья ибн Халид аль-Бармеки и мстительная мать умершего; кто знает, быть может, аль-Хайзуран рассчитывала, что второй сын будет более внимателен к родительским правам. Как бы то ни было, но аль-Хади, пробыв халифом один год и три месяца, в мучениях испустил дух. Случилось это глубокой ночью, но Яхья ибн Халид аль-Бармеки немедленно примчался к мирно почивавшему Харуну ар-Рашиду. Столь похвальная преданность (если не сообщничество) была отблагодарена сторицей: ловкий вольноотпущенник получил почти неограниченные права, позволившие ему держать в руках судьбы халифата, а сын его, уже известный нам Джаафар ибн Яхья, стал визирем. Первым делом Харун ар-Рашид принялся одаривать хашимитов, которые предусмотрительно были поселены в Басре, подальше от Багдада. Чтобы удержаться на троне, нужно было проявлять щедрость. Золото вызывало симпатии, столь необходимые халифу, позволяло завистникам жить в роскоши и предаваться излишествам, отбивало у них охоту к действию, ослабляло способности и силы, так что управление государством начинало казаться непосильным и, пожалуй, ненужным трудом. Халиф потакал порокам хашимитов и тем самым держался на троне. Чего, спрашивается, недоставало его родственникам — тем, кто имел права на власть, — если они вдоволь развлекались, проводили дни в садах и парках, а по ночам наслаждались с наложницами и приезжали в Багдад только ради того, чтобы получить пенсии, подарки или закупить новых рабынь?
Внешне Ибн аль-Хади мало чем отличался от других хашимитов: имел большие деньги, земельные угодья, искал удовольствий. Но в душе юноши зрела дикая ненависть к людям, лишившим его отцовского трона, — ведь он же был первым престолонаследником, пусть недолго, но был! Став халифом, родной дядя совсем, кажется, об этом забыл. Как же, он назначил новых престолонаследников — Мухаммеда аль-Амина и аль-Мамуна! И все же Иби аль-Хади не терял надежды, верил, что свершится чудо, произойдет новый поворот судьбы.
Главным врагом был визирь. Смещения Джаафара ибн Яхьи жаждал и Фадль, — очень хорошо, пусть он этим и занимается, поддержка ему будет обеспечена. Если визирь попадет наконец в немилость, аль-Мамун наверняка потеряет права престолонаследия, — ведь он признан Харуном ар-Рашидом только в угоду и по настоянию вольноотпущенника. Одним претендентом станет меньше… Избавиться от Мухаммеда аль-Амина проще по-другому — разжигая его пороки. Со временем первый престолонаследник дойдет до такого состояния, что скорей откажется от трона, чем от своих страстей. Погрязнув в разврате, ничем, кроме оргий, не интересуясь, аль-Амин не сможет рассчитывать на поддержку хашимитов: слабовольный халиф поставил бы под угрозу благополучие государства. Взоры могущественного семейства волей-неволей обратятся к третьему претенденту… Итак, способ достижения власти намечен. Остается умело воспользоваться ИМ.
Изредка посещая Багдад — частые приезды могли бы вызвать подозрения, — Ибн аль-Хади подбивал первого престолонаследника на новые оргии и распутство. Мухаммед аль-Амин еще больше втягивался в разгул, а халифу доносили, что Ибн аль-Хади только и делает, что развлекается, и вовсе не занят политикой.
На этот раз гоноша покинул Басру под предлогом получения пенсии. Два для подряд продолжалось веселье у первого престолонаследника. Иби аль-Хади превзошел самого себя: это он, раздувая огонь страстей, посоветовал Мухаммеду аль-Амину приобрести белых рабынь.