Святой Томас

Семифутовый автомат отдаленно напоминал ста­ринную телефонную будку. Нижние три фута были полностью закрыты, на верхних четырех три стены были стеклянными. В стеклянном отсеке сидела кар лица в костюме, какие носили цыгане только в старинных фильмах с Лоном Чейни, Белой Лугоши и Борисом Карлофф: черные балетки, черные шелковые штаны, красно-золотой шарф вместо пояса, красно-черныи шарф, повязанный вокруг головы. Она явно любила украшения: два ожерелья, кулон, несколько колец с массивными камнями и большие висячие серьги.

Ее узловатые, сморщенные, украшенные драгоценностями руки покоились на бедрах ладонями вниз. Зе­лень ногтей скорее напоминала плесень, а не лак.

Кожа ее была тонкой, как папиросная бумага. По крытая морщинами, она так плотно обтягивала череп, что казалось, порвется в любую секунду. Веки и губы карлицы были зашиты черной ниткой.

Если верить табличке, передо мной сидела мумия карлицы-цыганки, знаменитой предсказательницы из Европы восемнадцатого века. Пророчества славились такой точностью, что ее приглашали ко двору трех ко­ролевств, чтобы советовать монархам. На самом деле фигуру, скорее всего, создал какой-нибудь непритязательный скульптор, которому лучше работалось в состоянии опьянения.

Из чего бы ни была сделана мумия цыганки — мумифицированной плоти и костей или глины, проволок и резины, — она обладала определенной магией. Источник магии в нашем мире намного таинственнее, чем все объяснения, которые давали колдуны и чародеи. Магия распространена гораздо шире, чем способ­ны понять люди, живущие в соответствии с ограничен­ным рациональным восприятием, распространенным и наше время.

Однажды вечером, когда нам со Сторми было по шестнадцать и мы думали, что состаримся вместе, мы пришли сюда, но другие мужчина и женщина, оба лет шадцати с небольшим, уже спрашивали совета у му­мии. Они казались озадаченными полученным пред­сказанием, хотя для нас его смысл был ясен.

Каждый раз, опуская в автомат четвертак, женщина громко спрашивала; «Мумия цыганки, скажи нам, будем ли мы с Джонни долго и счастливо жить после свадьбы?»

Джонни читал карточки. Первая гласила: «Душ холодный ветер, каждая ночь длится тысячу лет». За тем автомат выдал: «Дурак прыгает с утеса, но зимнее озеро внизу замерзло». Следующая оказалась еще бо­лее зловещей: «Во фруктовом саду, где растут больные деревья, созревают ядовитые фрукты». Они были недовольны предсказательницей, но к восьмой кар­точке сердились больше друг на друга, чем на мудрую мумию, и препирались по поводу толкований, каждым раз упуская наиболее очевидный смысл.

С первой же монетки мы со Сторми получили «Вам суждено навеки быть вместе». Мы не стали тра­тить второй четвертак. Ничего больше нам знать не требовалось.

За шесть лет с моей первой просьбы автомат пе­ределали так, чтобы брать за каждое предсказание по два четвертака. Гадание гаданием, но даже мертвым цыганам нужно учитывать инфляцию.

— Сколько мне еще ждать, прежде чем исполнится твое обещание? — пробормотал я.

За пятьдесят центов я получил карточку, но с обеих сторон было пусто.

Я предположил, что в любой стопке заранее напечатанных карточек, которые закладывали в машину, может попасться одна-две пустые.

Очередные пятьдесят центов принесли мне вторую карточку, на которой не было ни слова.

Я задумался: а не ждали ли меня? Может быть, прямо в эту минуту за мной кто-то наблюдает? Я осмотрелся по сторонам, но остальные посетители каза­лись поглощенными разными чепуховыми пророками. Кассирша уткнулась носом в любовный роман.

Я разглядывал через стекло зашитые веки. Сторми утверждала, что, когда мы получили карточку, которую так желали Джонни и его девушка, мумифицированная карлица открыла один глаз и подмигнула. В том, что можно подмигнуть зашитым глазом, особенно когда суровая черная нить не порвана, смысла немного. Однако чем бы ни было подмигивание — проявлени­ем магии или фантазией, в которую хотелось верить Сторми, — я никогда не подвергал сомнению ее сло­на, поскольку ей доставляло удовольствие считать, что но произошло на самом деле.

— Сколько мне еще ждать, прежде чем исполнит­ся твое обещание? — снова спросил я.

Заплатил еще два четвертака, услышал, как монеты звякнули, упав в кассовый ящичек внутри маши­ны, — и получил третью пустую карточку

После четвертой попытки, завершившейся с тем же результатом, я притворился, что заинтересовался соседними автоматами, и стал ждать, пока кто-нибудь потратит монеты на цыганку.

Прошло минут десять, прежде чем к машине подо­шли две девочки лет четырнадцати. Каждая опустила по пятьдесят центов, за что получила карточку и тут же показала ее подружке. Они обсудили значение пред­сказаний, похихикали, а потом поменялись карточками, по всей видимости предпочтя будущее друг друга. Поедая попкорн, они пошли дальше.

Ни одна из девочек не обращалась к цыганке громко, как велела инструкция над щелью для монет, и у меня не было возможности увидеть надписи на кар точках, которые они унесли с собой. Но совершенно очевидно те не были пустыми.

Вы скажете, что это всего лишь машина, что кар точки уложены в механизм в случайном порядке и четыре пустышки за два бакса — не более чем совпадение. Логично, и в случае с двумя девочками и другими посетителями, просившими совета у мумии цыганки, ваши доводы неопровержимы. Но в моей жизни регулярно происходили необъяснимые вещи, далеко не всегда имевшие отношение к моей способности видеть духов и находить дорогу при помощи психического магнетизма. Из-за прошлого опыта я не мог отделаться от убеждения, что четыре карточки без предсказаний вы пали бы мне, даже попроси я совета у мумии цыганки несколькими часами раньше — или позже.

Кроме того, шесть лет я верил в предсказание в моем бумажнике, и большую часть двух последних лет это обещание, а временами только оно, поддерживало меня. Перестать верить в «Мумию цыганки» было все равно что перестать верить в собственное существо­вание.

Покидая шатер, я придумал два объяснения пу­стым карточкам. Первое — данное мне обещание не исполнится. Второе — мне осталось жить так мало, что у меня нет будущего, которое могла бы напроро­чить мумия.

Я предпочитал второе.

На выходе из шатра, пока я наблюдал за снующими по аллее людьми, меня накрыло ощущение, что время и на исходе. Я посмотрел на часы — без двадцати во­ семь. Толпа будет прибывать еще пару часов. Из-за розыгрыша джекпота ярмарка закроется за полночь, может быть, в час ночи. Если мне суждено выяснить рут что-то важное, у меня еще куча времени.

Я сосредоточился на имени Вольфганг и попытался мысленно услышать его пропитый голос. Если бы я увидел его лицо, когда он со спутниками преследовал меня по темному торговому центру, то психический магнетизм уже привел бы меня к нему. Однако голос Вольфганга был очень узнаваемым, и, скорее всего, все получится и без лица.

Свернув направо, я влился в толпу и зашагал в неисследованную часть ярмарки. Не прошел я и десяти шагов, как, неожиданно повернувшись, столкнулся с женщиной в красной юбке и зеленом топе в сеточку.

Я извинился, хотя, учитывая наряд, ей тоже следова­ло бы извиниться, и направился в ту сторону, откуда пришел. Мимо автодрома, где водители весело врезались друг в друга. Мимо силомера, где мускулистый мужчина махал кувалдой, пытаясь запустить звонок. К грузовику с платформой и двумя огромными вращающимися прожекторами. Ко множеству мелких раз­ влечений, которые занимали восточный край южного прохода. Никогда раньше психический магнетизм не срабатывал так быстро, никогда не тянул меня с такой силой и настойчивостью, как сейчас.