Толпа на главной аллее была не просто толпой, а столпотворением, нескончаемой давкой человеческой плоти. Люди всех сортов и возрастов. Пожилые горожане с палочками, слуховыми аппаратами и бифокальными очками. Компании подростков, бунтующих посредством одежды и аксессуаров, но все равно одетых одинаково. Некоторые писали сообщения или играли на телефонах, несмотря на шумиху, требовавшую их внимания и долларов. Дети с сахарной ватой, мороженым и попкорном. Дети, которым следовало быть дома, в кроватях, но они находились здесь со своими родителями. Дети с разрисованными лицами, и ни один не изображал Смерть, хотя каждый станет маленьким ходячим мертвецом, если сектанты преуспеют. Невысокие мужчины с высокими женщинами. Толстые женщины с худыми мужчинами. Геи, гетеросексуалы и неопределившиеся. Демократы, республиканцы и те, которые, если их спросить, крикнут: «Против всех!» Богатые и бедные. Люди всех рас и всех конфессий, все — цели для тех, кто не верит в ценность человеческой жизни.
К тому времени как я добрался до комнаты страха, мне так и не попались на глаза ни чиф Портер, ни двое парней, за которыми он последовал. Глаза на гигантской морде великана не вращались, как раньше, а смотрели вперед. Чудовище больше не издавало угрожающий рев. Жуткую музыку выключили. Мигавшие раньше огоньки не горели. Между двумя столбами на входе был натянут шнур, а на нем висела простая табличка «Закрыто».
Я не посчитал разумным заходить в аттракцион прямо по пандусу на виду у всей ярмарки. Меня могли узнать, в том числе и сектанты.
Я думал, что, по правде говоря, вообще не очень-то разумно туда заходить, но уже устал сверх всякой меры, истекал кровью и испытывал ужас. Не выйдет просто купить мороженое, забраться на карусель и покататься на одном из лебедей: лебеди располагались между лошадками и предназначались для тех, кто был не в состоянии забраться в седло и держаться за латунные ручки.
Сделав вид, что я один из управляющих братьев Сомбра, я сунул кровоточащую руку под пиджак, словно пытался успокоить изжогу в животе или изобразить Наполеона, и выбрался из толпы. Прошел между комнатой страха и «Стеной смерти», где устраивал представления сорвиголова на мотоцикле. На высокой скорости он гонял параллельно земле по стене круговой пятнадцатифутовой арены, выполняя трюки, а посетители наблюдали за ним с ярусов трибун и ждали, пока что-нибудь пойдет не так и у него не останется ни одной целой кости. Как раз был перерыв, но в воздухе висели пары бензина от предыдущего шоу.
Большая часть ярмарочных аттракционов располагалась в шатрах, но у комнаты страха были дощатые стены и брезентовая крыша. Наверное, ее тысячу раз собирали и разбирали без происшествий, но сомневаюсь, что существовал инженер, который после внимательного осмотра этого сооружения не упал бы в обморок. Торец покрывали изображения призраков, вампиров и оборотней, но ни одно не шло ни в какое сравнение с ужасающим Микки-Маусом.
С задней стороны комнаты страха нашлась плохо подогнанная дверь с табличкой «Не входить. Только для сотрудников». Мало кто осмеливался забредать за аттракционы, но бывший владелец, Солли Никлс, явно верил в единообразие оформления: слова на двери выглядели так, словно их накорябали пальцем скелета, использовав вместо краски кровь.
Я думал, что дверь окажется запертой, но ничего подобного. Трудно было сказать, хорошо это или плохо.
Войдя внутрь, я очутился в маленьком тамбуре с десятифутовой лестницей, прибитой к стене. Четыре ступеньки слева. Четыре справа. И правые, и левые вели к двери.
Я попробовал открыть левую дверь. Она с трудом подалась наружу: с обратной стороны над ней горел знак «Аварийный выход». За дверью обнаружился узкий коридор, стены, пол и потолок которого были выкрашены в черный цвет. Эта комната страха представляла собой пешеходный лабиринт. Чудовища выскакивали из стен или сваливались с потолка, реагируя на датчики движения. Как правило, в лабиринте стояла непроглядная тьма, но теперь полоса дежурного освещения указывала путь. Сверху свисали слабо светящиеся резиновые пауки размером с пуделя.
До меня доносился шум ярмарки и гомон оживленной толпы, но здесь, похоже, не раздавалось ни звука.
Я толкнул правую дверь и обнаружил го же самое, только вместо пауков с потолка свисали сморщенные головы.
Чиф Портер сказал, что поручил Тейлору Пайпсу и Нику Коркеру следить за обоими аттракционами. Я знал их. Хорошие ребята.
Я собрался было их окликнуть, но потом передумал.
Я вызвал лица Тейлора и Ника перед мысленным взором и сосредоточился на их именах. Психический магнетизм потянул меня к лестнице. Мне понадобились обе руки, и боль в левой превратила подъем в пытку. Я оставлял на перекладинах кровавые следы, и это меня беспокоило — не из-за кровопотери, но потому, что я пытался вести себя тихо и у меня получалось, а кровь оставляла отпечатки, которые можно было заметить и отследить.
В десяти футах от пола вестибюля лестница упиралась в отверстие примерно в четыре фута шириной и больше шести высотой. Перекладины в стенах служили опорами, и я без труда слез с лестницы. Стены здесь были выкрашены в светло-серый, по полу тянулась непрерывная цепь огоньков. Ни резиновых пауков, ни сморщенных голов, ни прочих дешевых эффектов. Я предположил, что лабиринт находится подо мной и что этот проход позволяет работникам миновать комнату страха, не сталкиваясь с посетителями.
Я постоял, прислушиваясь, но так и не уловил никаких звуков внутри этих стен. Впрочем, шум, доносившийся с ярмарки, наверняка мог заглушить шарканье, поскрипывание и постукивание любого, кто передвигался также осторожно, как я.
Серый коридор закончился очередной лестницей, которая спускалась в шахту размером четыре на четыре фута. Моя левая рука не теряла чувствительности и болела по-прежнему, но с каждой минутой теряла подвижность, а значит, приносила все меньше пользы. Я старался по возможности держаться за перекладины пальцами, а не обхватывать их пронзенной ладонью, но спуск обернулся настоящим приключением: с меня сошло семь потов, сердце колотилось как сумасшедшее.
Внизу обнаружилась еще одна дверь. Открыв ее, я наткнулся на тело Тейлора Пайпса.