Святой Томас

В пустынях Калифорнии и Юго-Запада вольготно жилось самым разным видам летучих мышей. Я не слишком удивился, когда целая стая вылетела из зева пещеры на дне расселины, в которую угодил «Кадиллак Эскалейд», но никак не ожидал обнаружить летучих мышей в подвале торгового центра, даже если этот торговый центр давно забросили и решили снести. Видимо, где-то нашелся лаз — возможно, вентиляционная шахта или просвет между стенами, предназначенный для труб и электрических кабелей. Каждый раз после наступления темноты летучие мыши выбирались через него на охоту и возвращались до рассвета.

Первая встреча с ними показалась мне предзнаменованием, и теперь, когда лишь немного погодя я пообщался с этими созданиями еще теснее, сомнений не осталось: они что-то предвещали. С предзнаменованиями одна загвоздка — к ним не прилагались иллюстрированные брошюрки с объяснениями. Растолковать их не легче, чем, например, уловить смысл беседы между узбеком и эскимосом, чему, кстати, я однажды стал свидетелем. Понимая друг друга, они спорили, каждый на своем языке, чья причина убить меня весомее.

Впрочем, когда Селена закрыла дверь, оставив меня наедине с вонью, я больше волновался не о знаках и знамениях, а о том, как бы удержать пищу в желудке и не устроить второе извержение Везувия.

Я прислушивался к голосам в коридоре, к писку и шороху летучих мышей. Потревоженные светом фонарика и открывшейся дверью, теперь они успокаивались. Я поперхнулся, и этот звук, судя по всему, не слишком им понравился. Возможно, они приняли его за проявление критики, так что я твердо решил больше таких звуков не издавать, поскольку не любил никого обижать.

Оказавшись в ловушке меж сектантами и крылатой ордой, я попытался вспомнить все, что знал о летучих мышах. У моего друга Оззи Буна, четырехсотфунтового автора детективов-бестселлеров и моего наставника в писательском деле, был роман, в котором убийство с помощью летучих мышей используется в качестве ложного следа. Когда Оззи очаровывала новая сфера исследований, он настойчиво стремился поделиться с окружающими своими восторгами, независимо от того, насколько жуткой была тема. Впрочем, летучие мыши-вампиры не шли ни в какое сравнение с тем временем, когда он писал книгу, в которой личный повар накормил жертву кресс-салатом, зараженным крошечными яйцами печеночной двуустки.

Летучие мыши — единственные млекопитающие, способные летать. Летающие лемуры и летающие белки перебираются с дерева на дерево, пикируя. Крыльев, которыми можно хлопать, у них нет. Летучие мыши не запутываются в волосах людей, они не слепые. С помощью эхолокации летучая мышь находит дорогу даже в полнейшей темноте, и потому мне кажется, что из-за моего психического магнетизма между нами должна была возникнуть некая связь. Однако я ничего подобного не чувствовал. Да и никогда особо не разбирался во всей этой межвидовой чепухе. В Мохаве большая часть живности питалась насекомыми, немногие — цветками кактусов, лепестками шалфея и тому подобным. Но водились и летучие мыши — вампиры.

Вампиры были маленькими, дюйма четыре. Размером с обычную мышь. Весили чуть больше унции и за ночь могли выпить столько же крови. Одна летучая мышь-вампир никого не убьет, но тысяча способна нанести серьезный вред.

Может, эти летучие мыши — вампиры, а может, и нет.

Хотя, разумеется, они вампиры. Когда дело не касалось сковородок, мне все давалось нелегко.

Потревоженная колония летучих мышей притихла в беспроглядном мраке. Неугомонные полуночницы наконец слились в дреме со своими товарками, затерялись в сновидениях, которые я уж точно не буду даже пытаться представить. Шорох. Писк. Безобидные тихие звуки последних утомленных зверьков, устраивающихся поудобнее на утренний сон.

Умереть от укуса летучей мыши-вампира вовсе не так болезненно, как кажется. У них настолько острые зубы, что жертва ничего не чувствует. Людей они кусали редко, предпочитая пить кровь у цыплят, крупного рогатого скота, лошадей и оленей.

Это «редко» утешало гораздо слабее, чем, например, «никогда».

Голоса троих сектантов за закрытой дверью полностью смолкли. Однако тишина не означала, что они оставили попытки найти меня и вернулись к своим обычным делам — душить младенцев и мучить котят. Не хочу обидеть сатанистов, которые, возможно, это читают, но, как выяснилось, почитатели дьявола склонны к подлости и обману гораздо больше, чем, скажем, любой среднестатистический методист, и гордятся этим. Сектанты вполне могли затаиться во мраке на нижнем уровне торгового центра или в гараже и поджидать, пока я выдам себя. Тогда никто не даст за мою жизнь и цента.

Некоторые верят, что летучую мышь-вампира привлекает запах крови и что эти маленькие чудовища неистово набросятся на тебя, только если прольется кровь, хотя бы из крохотной ранки или царапины. Это не так. Летучие мыши инстинктивно знают, что любое существо, которое потеет, также кровоточит. Если одна-другая молекула пота, витая в воздухе, доберется до складок их ноздрей, они тут же дернут усиками, обнажат острые зубы, оближут тонкие губы и порадуются, что им заказали и доставили еду навынос.

С меня ручьем тек пот.

Что-то переползло с моей рубашки на горло и принялось исследовать контуры кадыка. С годами, после многочисленных потрясений и ужасных знакомств, мои нервы так закалились, что теперь походили на полупроводниковую схему. Видимо, на меня забрался один из тех жучков, что поедали мертвых летучих мышей среди куч помета, слишком легкий, чтобы почувствовать его сквозь одежду. Вместо того, чтобы завизжать, как Девочка-муфточка, я потянулся к горлу и поймал жучка в кулак.

Не хотелось пачкаться, и я не стал его давить. Хотел было выбросить обратно в кучу помета, но маленькое злобное создание впилось в руку, словно клещ.

У Оззи Буна был роман, в котором злодей бросил одну из своих жертв, агента Налогового управления, в яму, кишащую плотоядными жуками. Парень молотил руками, топал, отчаянно пытался выбраться, но ненасытные насекомые убили его за шесть минут и обглодали до костей за три часа десять минут — не так быстро, как пираньи, но все равно поразительно.

Временами мне хотелось, чтобы моим наставником была Даниэла Стил.

Я раскрыл правую ладонь, в которую мертвой хваткой вцепился жучок, соединил указательный и большой пальцы левой руки в мини-катапульту и запустил мелкого негодника в вонючую тьму.

Сектантов не было слышно уже несколько минут. То одна, то другая летучая мышь изредка шевелились, поудобнее укутываясь в крылья, словно в одеяло. Я задумался: был ли изгнанный жучок безрассуднее прочих или прямо сейчас по мне ползают и другие, исследуя обувь, взбираясь по джинсам?

Если нервы у меня закаленные, будто механические, то воображение, к сожалению, больше пристало бы впечатлительному гиперактивному четырехлетке, переевшему сладкого. Причем четырехлетке, который воспринимал смерть так же, как ветеран войны.

Я не сомневался, что в ближайшие дни умру в Пико Мундо, но сказал себе, что этот роковой момент еще не настал и что мне суждено расстаться с жизнью не от укуса жука. Можно было и успокоиться, но я слишком часто лгал себе в прошлом.

Я уже едва сдерживался, чтобы не броситься наутек от всех этих жуков, настоящих и воображаемых, от летучих мышей, спящих и неспящих, когда вдруг услышал, как хлопнула дверь где-то в дальнем конце подвала. Видимо, сектанты все еще пытались найти меня.

Я не видел их лиц. Мне были известны их имена, но и только. В голову пришла необычная мысль: если они меня убьют и мы рано или поздно встретимся на том свете, они меня узнают, а я их — нет.

Время шло, и я припомнил, что еще рассказывал Оззи Бун про летучих мышей. Достоверно известно, что в любой колонии самое малое тридцать процентов особей заражены бешенством.

Темнота была такой непроглядной, что делалось больно глазам, а зловонный воздух — таким густым, что вонь оседала мерзким привкусом во рту. Время от времени слышался шорох: плотоядные жучки обгладывали тушки зараженных бешенством летучих мышей. Обитатели колонии шевелились во сне, шелестя крыльями. Я подсознательно ждал, что они внезапно обратятся в бегство и докажут, что Оззи ошибался в том, что касалось их тяги к человеческим волосам. Ядовитая атмосфера с каждой мрачной минутой все больше давила на нервы. Из разлагающегося помета выделяется сернистый газ, в определенной концентрации смертоносный, и если здесь его недостаточно, чтобы я умер, то уж головокружение, а то и бред мне точно обеспечены. Крепло убеждение, что не за горами момент, когда, как космонавт в невесомости, я потеряю чувство верха и низа. Я знал, что если уроню фонарик, то просто не смогу его найти, а когда попытаюсь выбраться из комнаты, двери в нужном месте не окажется.

Неизвестно почему вся колония вдруг всполошилась. Летучие мыши сорвались с прутьев, за которые цеплялись. На первый взгляд, это был хаотичный полет, но, согласно Оззи, в любой стае летучих мышей всегда царил порядок, каждая особь знала свое место.

Я тут же скользнул по бетонной стене вниз и припал к полу, стараясь оказаться как можно ниже траектории их полета. Из-за пронзительного писка по коже поползли мурашки. Именно из-за писка летучие мыши считаются летающими грызунами, и хоть на самом деле никакие они не грызуны, мне мерещилось, что я очутился в каком-то безумном малобюджетном фильме о нашествии крыс.

Летучие мыши машут крыльями четырнадцать раз в секунду — еще один любопытный факт, спасибо Оззи. Ни одна меня не задела, но когда они пролетали мимо, я ощущал дуновения, доносившие еще более насыщенные ароматы: воздух в комнате перемешивался точно так же, как повар мешает половником суп в кастрюле.

Каким образом летучие мыши покидали комнату, неизвестно, но происходило это не около двери. У меня вибрировало в ушах в такт хлопанью крыльев, и я безудержно дрожал, пока число летунов значительно не уменьшилось. Когда улетели последние и на комнату опустилась тишина, я выпрямился во весь рост. Меня мутило.

Выбравшись из торгового центра, они вскоре поймут, что близится рассвет. Летучие мыши не принадлежали дневному миру, и как только тревога уляжется и инстинкт возьмет свое, они вернутся. Наверное, через минуту или две. Раздраженные. Летучие мыши способны испытывать гнев. Особенно летучие мыши-вампиры. Самцы частенько сражались. Мне не хотелось задерживаться и выяснять, проигнорируют ли они меня или, наоборот, направят на меня всю свою ярость.

Ручка двери представляла собой рычаг, открывавшийся почти бесшумно. Поморщившись, когда едва слышно скрипнули петли, я выглянул в служебный коридор. В нем царила такая же непроглядная темень, как в комнате за спиной.

Мгновение я прислушивался к жуткой тишине, вертя головой по сторонам. Если Вольфганг, Джонатан и Селена все еще шныряли где-то неподалеку, они бы услышали исход летучих мышей даже сквозь закрытую дверь, включили фонарики и обнаружили меня, когда предательски подвели петли.

Я переступил порог комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь. По сравнению с невыносимой вонью, от которой я только что сбежал, в коридоре пахло так хорошо, что мне захотелось шумно продышаться. Однако, чтобы не схлопотать пулю в голову, я сдержался. Прислушивался еще с полминуты, потом включил фонарик.

Закаленная нервная система дала сбой — я вздрогнул, когда меня схватили сзади за плечо. Обернувшись, я увидел Роба Норвича, своего недавнего призрака-проводника. Он больше не светился, а лицо его снова было разворочено выстрелом.