Туда, где растет амарант

2

Глава 2. Горизонталь. Кристина узнает о крае амаранта

- Счастье становится все дороже, Нина, - устало вздохнула мама Карла, разжимая ножом створки очередной мидии. Пропахшие тиной пальцы ловко соскоблили содержимое в миску, и пустая раковина полетела в ведро.

Задний дворик таверны смело смотрел в лицо горизонта за гладью моря. Туда, вниз по холму, звали сбежать чайки: намочить ноги в солнечном прибое и поискать морскую звезду. Если прошептать ей заветное желание и отпустить, есть вероятность, что оно исполнится. Так говорит папа Мигель. Но это не точно.

Только мама Карла слишком занята: сегодня в меню особо нежная паэлья без раковин, и нужно как можно скорее почистить целый чан вареных мидий. Сморщенная, как сушеный финик, тетушка Нина и мама Карла. У мамы большие черные глаза, и лицо от солнца не высыхает, а становится ослепительно бронзовым. Мама, по правде говоря, всегда занята.

Таверну "Горизонт" знают все на побережье. Хвалят отличную стряпню и чистые постели, но главный секрет "Горизонта" -- счастье. Оно немного похоже на брызги моря на рассвете, чуть больше -- на последний луч солнца, чуточку -- на ореховое масло с медом и очень сильно -- на мандариновый чай. Хотя точно описать его невозможно. Все говорят, что счастье -- это очень дорого, но в "Горизонте" оно просто живет, и достаточно лишь прийти. Сесть за деревянный столик и поесть маминой паэльи, и сердце уже похоже на птицу. А еще вечером у камина можно послушать папину сказку на ночь. И потом -- сразу в кровать. Простыни там пахнут свежестью бриза, и отбеливает их солнце. Так что, несомненно, каждый путешественник, ступивший на холм Святой Марии, просто обязан побывать в "Горизонте".

- Цены растут, - согласилась Нина, также выуживая из заполненного водой чана мидию и повторяя процесс. - Мы-то уж перебьемся, а вот детям купим на будущий год по флакончику... Но вам уж жаловаться, Карлита! Мигель его готовит чуть ли не из воздуха.

- Готовит из воздуха? - эхом отозвалась Карла, вытирая локтем пот с загоревшего лба и щурясь от яркого луча солнца. - Ты же знаешь, чего это ему стоит, Нина... Мы платим не дешевле остальных.

- Опять? - с сочувствием спросила тетушка Нина.

Мама Карла ничего не сказала и продолжила чистить мидии.

- Иногда я совершенно не понимаю, как могла выйти за него замуж, - наконец сказала она.

- Все совершают глупости, большие или маленькие, - пожала плечами тетушка Нина и охнула: лезвие ножа соскочило и порезало ей палец. - Тебе придется нести этот крест до самой смерти, но Кристину ты должна воспитать так, чтобы она не повторила твоей ошибки.

- Хочешь сказать, моя любовь -- глупость? - возмутилась мама Карла и сердито свела свои красивые брови. Ей совсем не понравилось, что тетушка Нина назвала папу Мигеля глупостью.

- Я сказала то, что я сказала, - возразила тетушка Нина. Прикусила свой палец и поднялась: - Мне мидий хватит. А тебе желаю успехов.

Мама Карла снова вздохнула. Она не считала, что папа Мигель -- ошибка и глупость. Просто она думала, что... папа Мигель -- иногда ведет себя как последний вредина. И бросает ее один на один с чаном свежих мидий.

Чайки кричали так, будто ничего об этом не знали. А что мешало маме Карле готовить паэлью с раковинами, как все? То, что решил папа Мигель в самый первый день "Горизонта": здесь будет все по-особенному.

Папа Мигель сидел на крыше и ничего не делал, только смотрел в море. Как угасает последний луч солнца на сиреневых тучках, похожих на козликов с Пиренеев. В глазах папы Мигеля не было совсем ничего. И его самого тоже как будто не было.

- Что такое счастье, думают они... - сказал он чайке, которая уселась напротив на белом парапете и наклонила голову, кося черным глазом на свежую корку хлеба в тарелке. - Безумно дорогой флакончик с радужной жидкостью. Что они понимают! Счастье во флакончиках совсем не такое. Довольно воздуха, солнечного света и собственной жизни. Но здесь не понимают, не хотят знать... Глуп был я, решив, что справлюсь. Я отдаю концы. Мы должны закрыть "Горизонт". На время. И уплыть. Хотя бы на два годика...

Папа Мигель на миг прикрыл глаза и приложил пальцы к вискам. Затем с мольбой посмотрел на облака.

- Нет, на два годика не получится... Карла не разрешит. Зачем я, вообще, женился на ней?.. - и он взъерошил свои жесткие черные волосы в отчаянии.

- Папа! - показалась светлая головка в чердачном окошке. - Разве ты мог не жениться на маме?

- Кристина! - воскликнул папа Мигель и испугался. - Давно ты здесь подслушиваешь?

- Я не подслушиваю, - Кристина вскарабкалась на крышу и споткнулась: ночная сорочка была слишком длинной. Мама Карла сказала, что так она дольше будет по размеру. Голова у Кристины была большой, и соседский мальчишка Энрике обозвал ее за это головастиком. Кристина очень переживала, но папа Мигель ее успокоил: большие головы даны тем, кто собирается вырасти мудрым. Мальчишка Энрике не придумал никакого ответа. Наверное, он тоже хотел быть мудрым, но не получится: голова у него самая обычная. Кристине даже сделалось его жалко -- он никогда не улыбался и был жутко взрослый всю жизнь. Неудивительно, ему целых двенадцать.

Папа Мигель не раскрыл объятий, как делал обычно. Прямо над головой у него блестела первая звезда. Кристина потопталась босиком напротив.

- А просто пришла тебе делать хорошо, - решила она объяснить и покрутила кончик косички на пальце.

- Делать хорошо? - удивился папа Мигель.

- Мама сказала, что тебе плохо, значит, надо тебе сделать хорошо. Ты звал доктора?

Папа Мигель покачал головой, смотря на свою дочку. Ей всего четыре, а счастье в нем уже иссякло -- чего же он стоит как отец?.. И никакой доктор не поможет. Только побег в море. Но мама Карла будет против. Она всегда против.

- А почему ты не звал доктора? - серьезно спросила Кристина.

- Доктор не поможет, дорогая.

- Что тебе плохо?

Папа Мигель хотел сказать правду. Но сжал губы -- нет смысла говорить, когда тебя не поймут. Он решил улыбнуться и соврать.

- Ну, мне уже лучше... Правда.

- Неправда, - не согласилась Кристина и, улучив момент, забралась к нему на коленки, а потом деловито потрогала лоб маленькой ладошкой. - Чуть-чуть горячий... - Поморщила лоб. - Но насморка нет. Ты просто делал очень много счастья и устал. Я так думаю.

Папа Мигель вздрогнул.

- Конечно, мама не умеет делать счастье... - нерешительно сказала Кристина, кладя палец в рот. Непонятно почему, пальцы были соленые, как море, поэтому она любила их облизывать. Ночью нельзя ходить к морю, но можно облизывать пальцы. - Только она умеет делать нежную паэлью. И целовать на ночь. И она -- мама!

Это был главный и последний довод.

Папа Мигель с ужасом воскликнул:

- Я не имел в виду ничего... такого, Кри! Конечно, мы с мамой любим друг друга. Просто, понимаешь... иногда у взрослых людей бывают странные мысли. Глупые.

- Очень глупые... - согласилась Кристина. А потом поинтересовалась: - А где бы была я, если бы ты не полюбил маму?

- Ну, не знаю... - смутился папа Мигель.

- Думаю, я бы сидела на крыше и смотрела на вас вниз, и ждала, когда вы с мамой все-таки полюбитесь. И тогда бы мне можно было родиться.

Папа Мигель засмеялся. За горизонт с неба упала звезда.

- Папа Мигель... - задумчиво взяла в щепотку Кристина несколько темных волосков на его руке и потянула. Кожа папы Мигеля смешно поднялась кверху. Девочка закусила губу сосредоточенно и повторила свой маневр несколько раз. А потом осмелилась задать вопрос: - Ты вот умеешь делать счастье, а обычные люди -- нет. Почему тогда тебе плохее, чем обычным людям?

- Ты бы хотела, чтоб и я был обычным?.. - голос папы Мигеля вздрогнул, как отражение в бочке с водой.

- Нет! - Кристина испугалась и крепко обняла папу Мигеля за шею двумя руками. - Никогда! Кто тогда будет делать счастье! Если для этого тебе не надо встречать маму, и мне надо ждать на крыше...

Папа Мигель почувствовал, что глаза у него сделались мокрые. Он поспешил перебить:

- Нет, Кри, ты будь. И мама тоже.

- Но тогда почему? Разве ты не должен уметь быть счастливее?

- Понимаешь, счастье... это такая вещь... Чтобы его сделать, надо, чтоб иногда было очень, очень плохо.

- Это как..?

На небе спокойно расцветал Млечный Путь. Голодная чайка давно улетела с парапета.

- Когда тебе плохо, надо выбрать: стать сильнее или слабее. Вот как бы ты хотела?

- Конечно, сильнее! Тогда бы ты научил меня держать шпагу, которая висит на стене.

Папа Мигель улыбнулся и подбросил Кристину на коленках. И пообещал:

- Однажды -- обязательно.

- А как стать сильнее, если тебе плохо?

- Надо пострадать... Чуть-чуть. А потом встать и идти дальше. Тогда ты будешь знать, какое счастье сделать в следующий раз.

- Вот поэтому ты знаешь, да? - подняла глаза Кристина, чтобы заглянуть папе Мигелю в глаза. Заметила, что там теперь слезы, а не ничего, и уточнила: - Ты сейчас -- страдаешь?

- Уже заканчиваю, - засмеялся сквозь слезы папа Мигель. Он вставал так много раз, неужели не сможет снова?

- Тогда тебе надо поесть паэлью, - слезла Кристина с коленок папы Мигеля. - Мама сделала ее сегодня нежную, без ракушек. Понимаешь, чтобы человек был сильный и мог встать, он должен кушать мамину паэлью.

- Конечно, Кри... Уже иду.

- Идем вместе, - протянула Кристина свою ладошку отцу. - Я ведь сделала тебе хорошо? Ты теперь сильнее? Ты встанешь? Ты уже придумал, какое сделаешь счастье? Я знаю -- ты расскажешь сказку, правда? Получается, люди не умеют делать счастье, потому что не встают, когда им плохо? Я тоже буду всегда вставать, честное слово!

Мама Карла молча смотрела, как папа Мигель зачерпывает ложкой паэлью. Он ел и почесывал лоб. Когда мама Карла так смотрела на папу Мигеля, это значило, что она скоро улыбнется. Когда папа так почесывал лоб, это значило, что он скоро что-то придумает. И снова будет сиять счастьем.

Что бы мама Карла не говорила, она всегда была и будет счастливая с папой Мигелем. Потому что он -- папа. С другим бы она не смогла. Потому что она -- мама.

Кристина терпеливо ждала. Она сидела на плетеном коврике и смотрела на огонь в камине. Он всегда казался загадочным -- плясал и трещал, но дотронуться до него было невозможно. Она думала, что, если бы мы могли видеть счастье, оно бы было похоже на огонь. И, да, еще на ветер. Его тоже нельзя поймать. Но он всегда с нами.

Наконец папа отложил ложку и, повернувшись к Кристине, поднял стакан с вином. Глаза у него были немножко туманные. Но они уже не страдали и, вообще, были. Значит, скоро папа будет такой... настоящий, как всегда.

- Ну, слушай, Кри. Я расскажу тебе историю про край, где растет амарант. Там никто не покупает счастье, потому что все знают, как его готовить. Немного сока агавы, немного амарантовой муки, радуга... - Глаза папы Мигеля блестели и мечтали. И смотрели туда, где никого не было, так, будто кто-то все-таки был. Папа Мигель сделал еще один глоток.

- Там люди всегда счастливые? - поинтересовалась Кристина.

- Они знают как улыбаться, - кивнул отец с тоской. - Смеяться. Они знают, как жить. Разве это не самое главное..? На каждом углу пахнет жареными с корицей орешками. Потом из них делают крем...

Кристина затаила дыхание. Корица -- это совершенно сказочный запах. Всего раз в год, когда приплывал из Индии торговец Педро, он привозил маленькую связку. И мама Карла сразу прятала его. А на холме Святой Марии никто не знал точно, что за секрет в ее сладких булочках. Говорили, что это вкус счастья. А мама Карла только посмеивалась.А еще там умеют вставать, когда плохо, и улыбаться. На холме Святой Марии таких людей она не встречала. Амарант точно стоит посетить.

- Только край амаранта -- далеко-далеко...

- Далеко-далеко -- это дальше, чем живет мэр?

Кристина сразу решила, что поплывет в Амарант, где все счастливые и жарят орешки в корице -- это, должно быть, восхитительно. Поэтому сочла нужным уточнить место. Она любила все знать точно. О мэре, например, она знала, что с ним нельзя ссориться, и что он строит дороги. Хотя это странно: человек, который строит дороги, чтобы соединять людей, не должен любить с ними ссориться.

- Конечно, дальше, Кристина! Намного, невооборазимо намного дальше! - папа Мигель сдвинул брови. Кристина поспешила исправиться:

- Это там, откуда Педро привозит корицу, да?

Где встает солнце. Много-много дней за горизонт.

- Да это совсем в другую сторону...

- А, туда, где был Колумб?

Значит -- туда, где солнце садится.

- Понимаешь, ты меряешь по горизонтали, а я толкую совсем о другом.

- Что значит "по горизонтали"?

- Вправо, влево... к горизонту... - кажется, папа Мигель немного запутался. И кто знает, из-за вина или из-за "плохо". - Да, где горизонт, там и есть горизонталь. А в край амаранта добираться надо по вертикали.

- Но как?!. - ахнула Кристина, поджимая коленки к подбородку.

- Конца вертикали вовсе не видно, но это не значит, что края с амарантом -- не существует, - папа улыбался и грозил пальцем.

- Мигель, не кажется тебе, что пора заканчивать уже со сказками! - наконец мама Карла перестала дуться и молчать. Она встала и забрала пустую папину тарелку. Брови у нее сделались как ласточкин хвост.

Папа Мигель умоляюще поднял брови и разулыбался.

- Ах, Карла, ведь моя сказка закончилась, когда я женился на тебе... Осталось только понарошку...

- Кончилась его сказка! - мама Карла дала папе Мигелю ненастоящий подзатыльник и нахмурилась еще сильнее. Потому что она собиралась смеяться. - Прими к сведению, Мигель, она только начинается! И, кстати, - мама Карла выглянула в окно, там вдалеке прыгали огоньки факелов, - к нам едут новые постояльцы. Будь так добр, не рассказывай небылиц за стойкой.

Папа Мигель шуточно отдал честь, отставил стакан, послал маме воздушный поцелуй и неуверенно зашагал к дверям. Кажется, он делался сильнее.

- А вы, сеньорита, прочитайте молитву и отправляйтесь в постель! - это уже относилось к Кристине.

Ночью ей приснился край, где растет амарант. Амарант -- это были такие большие блестящие розовые камни, которые вырастали на берегу океана. Их специальным колдовством стирали в муку, из которой прямо на камнях пекли сладкие лепешки. Если разломить лепешку, из нее выскальзывала на небо радуга. Только пахли радуги не корицей, а переспелыми помидорами. Папа откусил от лепешки первым и сломал себе зуб.

Утром Кристина сбежала по лестнице вниз, даже не переодеваясь, все в той же своей белой длинной сорочке. У нее был жизненно важный вопрос, с которым ждать было просто непозволительно. Что-то с амарантом было не так.

Папа Мигель уже стоял у стойки, бледный, бодрый и серьезный. Он разливал по стаканам херес для незнакомцев, что сидели за столиком и приглушенно о чем-то говорили. Вид у них был заговорщицкий. Наверное, вчерашние постояльцы.

- Папа! - позвала Кристина, подлетая к отцу, спотыкаясь и врезаясь в его ноги.

Папа Мигель вздрогнул и пролил херес мимо.

- Кри! Разве можно так пугать?

- Я громко топала ногами... - возразила Кристина в свое оправдание. - Но, папа, скажи... - она настойчиво дернула его за рубаху, - амарант -- это что такое?

- Амарант? - поднял брови папа Мигель. А потом хмуро сдвинул их: - Какой амарант?

- Что значит -- какой? "Край, где растет амарант", ты же вчера рассказывал... Помнишь? Там много радуг, никто не покупает счастье, едят орешки и корицу... Но амарант не может быть камнем, ты сломал зуб о него...

Папа Мигель закашлял.

- Кристина, это была сказка. Только сказка.

- Но...

- Прости меня, дочка... - папа Мигель оставил бутылку на стойку и присел на корточки. Его черные глаза посмотрели прямо на Кристину. - Вчера я... мне стыдно за себя вчерашнего. Наверное, я тебя крепко напугал. Но ты мне очень помогла, - и он улыбнулся широко-широко, а потом поцеловал дочку в щеку. - Я снова сильный. И ты у меня сильная.

Щеки Кристины покраснели -- она любила, когда папа ее хвалил, потому что он всегда хвалил за дело, а не каждый день, как мама Карла.

- Хозяин! - позвали незнакомцы из-за стола. - Сколько можно с ребенком нянькаться! Давай нашу выпивку!

Папа Мигель резко встал. Глаза его грозно сверкнули на миг, а потом лукаво заблестели.

- Сеньоры, не беспокойтесь, мой ребенок вырастет скорее, чем остынет ваш херес, - и шепнул Кристине: - Беги, оденься -- жители "Горизонта" всегда должны выглядеть достойно. Мама Карла уже потеряла тебя, наверное...

- Но амарант..!

- Просто красивое слово. Забудь... - Папа Мигель был неумолим. - Ну?.. А я обслужу этих грубиянов.

- Не давай им смеяться над тобой! - погрозила Кристина пальчиком.

- Да чтобы я?.. Никогда! - папа Мигель подмигнул, осенил себя их тайным знаком крест-накрест и составил стаканы на поднос. - Ваш херес уже в пути, сеньоры!

Сеньоры шутку не поняли.

Папа Мигель был великолепен во всем. Но про амарант Кристина так и не смогла ему поверить. Это слово стало ее заветным секретом.