Добравшись до своей комнаты в общежитии я, в первую очередь, включил компьютер и открыл самую подробную электронную карту, которую только смог отыскать во всемирной паутине. Выбрал штат Теннесси, растянул его на весь экран и принялся по памяти выписывать все города, которые перечисляла мама. Через час я почувствовал всю бесполезность этого занятия. Все названия смешались в голове в одно единственное слово из сотен букв. Я выключил компьютер и бессильно свалился на кровать.
Видимо, придётся признаться, что я соврал.
Хорошо бы, если моё враньё ограничилось только названием города, и я мог бы сказать, что просто не настолько близок с друзьями, поэтому не спросил, откуда они родом. Но что-то подсказывало, что признайся я в одном факте лжи, мама поймёт, что и всё остальное было неправдой. Если уже не поняла.
Утром я проснулся с тяжёлой головой и с ощущением, что вместо подушки я использовал камень. Зато ужасающее чувство предстоящего позора прошло. Я ведь могу познакомить маму с Джеммой! Может быть, ей хватит того, что у меня есть один друг? Тем более у «других друзей» могут быть свои планы на выходные. Например, они поедут домой или на экскурсию в другой город.
Я как мог быстро оделся, причесался и, не позавтракав, отправился ловить Джемму у её общежития. Было ещё слишком рано для выхода на первую лекцию, но слишком поздно, чтобы бежать в наше с ней кафе.
Я решил немного размяться, чтобы не замёрзнуть намертво в ожиданиях своей девушки. Утро выдалось по-настоящему зимним, изо рта клубами вылетал пар, и я пожалел, что не надел шапку. В такую погоду было не до сохранения причёски. Пока я трусцой оббегал общежитие, вспомнил, что собирался купить тебе анонимный подарок. Из-за звонка мамы всё совершенно вылетело из головы. Что, если у тебя и в самом деле больше не было куртки? Может, ты сдал всю свою одежду в химчистку или вообще не успел закупиться зимними вещами, как ты теперь должен выходить на улицу? Я вполне мог бы успеть вернуться домой, взять свое второе пальто и добежать до твоей квартиры, но в этом плане было слишком много «но». Я не знал номер квартиры и как попасть в подъезд, а у тебя был совсем другой стиль одежды, и вообще я не был уверен, что ты примешь мой дар. А ещё слишком большая вероятность была встретиться с тобой лоб в лоб у твоего дома. По всем этим причинам я перенёс свой будущий благородный поступок на потом.
Когда Джемма вышла из общежития, я уже успел передумать несколько вариантов, когда и где мне оставить для тебя куртку, которую я ещё не купил. Джемма заметила меня сразу и обняла.
— Привет! Давно тут стоишь? Вид у тебя замёрзший.
Я улыбнулся ей, взял за руку и повёл по дорожке, но она остановилась.
— Я с подругами, — только и успела она произнести, как из-за спины послышались голоса.
— Эй, не бросай нас!
К нам поспешили Лорен и Эмма. Я расстроился: теперь я не смогу поговорить с Джеммой насчёт встречи с мамой. Ладно, обсудим это после занятий. Наверно. А потом я побегу в какой-нибудь ближайший бутик верхней одежды за курткой. Как бы успеть до закрытия — занятия сегодня до пяти.
— Пойдём сегодня в другое кафе? — спросила Эмма. — То, в котором вкусное мороженое, так далеко. Боюсь, не доползу. Сегодня столько занятий.
— Ах, а я сегодня только до обеда, — сказала Лорен. — Ума не приложу, чем заниматься полдня в одиночестве.
— Везёт же некоторым, — Эмма показательно надула и без того пухлые губки.
Мы с Джеммой шли за руку, но она всё время поворачивалась к подругам. У меня не было ни единого шанса сказать ей хоть слово.
— Мне нравится то кафе, — обратилась Джемма к Эмме. — Не знаю, как после не него буду воспринимать другую еду.
— Я знаю одно милое местечко. Там уютно, вкусно и оно недалеко. Пойдёшь с нами? — Эмма посмотрела на меня.
Я посмотрел на Джемму, Джемма на Эмму, а потом все трое уставились на меня. У меня были совершенно другие планы: куртка, разговор с Джеммой наедине, но у них были такие лица, что я не смог отказаться. Но, может, это и не плохо. Вдруг будет момент, когда девчонки займутся чем-то вместе, а я смогу поговорить с Джеммой. Оставалась ещё куртка, но я решил, что потом придумаю, как поступить. Ведь ещё целый день впереди, наверняка, попадётся хотя бы одна скучная лекция, которую я посвящу этому процессу.
Но всё пошло совершенно иным образом: такого исхода событий я бы не смог даже нафантазировать.
На углу улиц северная и восточная Вашингтон-сквер наша четвёрка разделилась пополам: Джемма и Эмма пошли в корпус школы социальной работы, а мы с Лорен — направились к соседнему зданию — к корпусу факультета искусства и науки.
— Слушай, — спросила Лорен меня уже у самых дверей в корпус, — я подумала, здорово, что вы с Джеммой встречаетесь. — Я пробормотал что-то похожее на «ага». Меня немного насторожил тон, с которым Лорен произнесла это. — Ты, наверно, всё про неё знаешь? Ну там, увлечения, планы, мечты.
Лорен замолчала и уставилась на меня. Я заметил это боковым зрением, так как открывал дверь и пропускал девушку вперёд. И её взгляд был какой-то странный, а ещё она почему-то покраснела.
В коридоре нас ненадолго разъединил поток студентов, но потом Лорен догнала меня и прицепилась под руку.
— Ты же понимаешь, что у вас ничего общего? И я тебя первая заметила, ещё в самом начале сентября. Что с того, что Джемма приклеилась к тебе первая.
Я понятия не имел, что на это ответить, поэтому молчал. А это была, вероятно, не самая лучшая идея.
Мы зашли в аудиторию. Я поднялся на второй ряд и занял второе с краю место, Лорен села рядом, но придвинулась так близко, будто собиралась усадить там кого-то ещё. А ведь в аудитории ещё было полно свободных парт. Первый звоночек я уловил, когда Лорен взяла меня под партой за руку — на пару рядов выше что-то захихикал, а прямо за спиной кто-то зашуршал.
— Я думаю, — шепнула Лорен, не обратив внимания на смешки, — нам стоит познакомиться с тобой поближе. Ты же не против?
— Я…, — я высвободил руку под предлогом того, что мне нужно вытащить из сумки тетрадь.
Лорен что-то сказала, но я не расслышал, так как отвлёкся на что-то липкое в сумке. Краем сознания я вспомнил, что сумка уже была открыта, когда я потянулся за тетрадью, но я не придал этому значения и вытащил скользкий предмет. Это оказался лист бумаги альбомного формата, он был весь мокрый и склизкий. Я вытянул его из сумки, нечто белое и вязкое закапало на пол. Сзади раздался громкий смех. Я взглянул сперва на бумагу — на ней была напечатано в цвете твоё лицо. Я обернулся назад и к своему ужасу увидел прямо за спиной Мону — её лицо было пунцовым, и она сразу же отвернулась — и тебя.
С секунду ты со злорадной улыбкой смотрел прямо на меня, а потом вдруг сделал крайне удивлённый вид и потянулся к фотографии.
— О Боже, это что — я? — ты произнёс это не слишком громко, но в этот момент в аудитории воцарилась гробовая тишина. Все почему-то смотрели на нас, я прямо кожей чувствовал их взгляды. — А что это за гадость?…
— Я думаю, это…, — вмешалась Мона, — от избытка чувств… ну, это…
— О, ну чего ты мямлишь, — сказал ты Моне, не отрывая взгляда от меня. Только сейчас ты смотрел мне не в глаза, а куда-то рядом. — Похоже на сперму. Ого, — ты приоткрыл кончиками пальцев мою сумку, — ни хрена себе, у него тут полный мешок. Это же надо так обкончаться!
Ты схватил мою сумку и вытряхнул всё содержимое на парту. Всё полетело вниз: тетради, ручки, кошелёк и твоя китайская монета, которую я в сентябре нашёл в парке и до сих пор таскал с собой. Она скатилась с парты, упала на пол и, докатившись до кафедры, остановилась, споткнувшись о чьи-то ботинки. Я поднял голову и увидел профессора, он только-только зашёл в аудиторию и в этот момент подключал к ноутбуку флэшку.
— Смотрю, тут и без меня сегодня весело, — произнёс преподаватель. — Над чем смеётесь? Уж, надеюсь, не над своими будущими оценками за экзамен? — народ в аудитории затих и стал расползаться по местам. — Кстати, мистер Траскотт, вы же сдали мой предмет ещё в прошлом году, что вы тут забыли?
— Я так люблю ваш предмет, что не удержался и заглянул, — я услышал твой голос за моей спиной. — Но так и быть, уже ухожу,
Ты протиснулся к проходу, спустился вниз и пошёл к двери. Я проследил за тобой до самого момента, когда ты выскользнул в коридор. Перед тем, как закрыть дверь, ты повернулся, посмотрел на меня и … подмигнул.
Я схватил сумку и, пробормотав просьбу выйти, выскочил следом.
По дороге я чуть не столкнул с сиденья Лорен, про которую совершенно забыл. А потом бросился под ноги профессору, чтобы подобрать твою монету, но поскользнулся на том, что всё ещё стекало из моей сумки, и растянулся на полу. Профессор посмотрел на меня сверху вниз так, как смотрят на прилетевший с ветром из ближайшего мусорного бака полиэтиленовый пакет. Несколько секунд я ползал по полу под смех и изумлённые возгласы однокурсников, пытаясь схватить монету, но каждый раз выскальзывала из рук, пока не закатилась под кафедру. Тогда поднялся на ноги и, стараясь не обращать ни на что внимание, скорым шагом вышел в коридор.
Тебя нигде не было видно.
Я зашёл в ближайший туалет и посмотрел на себя в зеркало. Красный, лохматый, перепачканный в какой-то жиже. От новой модной причёски осталось лишь призрачное напоминание так же, как и от рубашки, и от моей гордости, если она у меня когда-нибудь была. Моей репутации незаметного, улыбчивого и вежливого молодого человека пришёл конец. Полный, тёмный и кровавый.
Смогу ли я вернуться в аудиторию, чтобы забрать всё, что ты вытряхнул из моей сумки? Забудут ли увиденное все, кто сегодня оказался свидетелями происшествия? Как мне теперь ходить на занятия к этому преподавателю?
Все эти вопросы должны были прийти мне в голову, но я думал лишь о том, куда делся ты. Я наспех умылся, привёл в относительный порядок волосы и рубашку, бросил сумку под раковину и отправился в коридор на поиски тебя.
Ты оказался на лестничной клетке, сидел на подоконнике, скрестив ноги, совсем как в школьные годы, когда пытался уединиться со своими стихами, только сейчас ты был занят телефоном. Я был выше тебя на целый пролёт. Ты поднял голову и усмехнулся, но не злорадно, как я ожидал, а смущённо, потом поджал губы, спрыгнул на пол и пошёл по лестнице вниз.
Я догнал тебя уже на следующем этаже. Когда я оказался в метре от тебя, ты повернулся и поднял руку, очевидно, собираясь толкнуть меня, но вдруг опустил её и сжал в кулак и сунул в карман.
— Эй, хорош, преследовать меня, — твой голос звучал очень странно. Ты то ли спрашивал, то ли говорил это сам себе. На меня ты не разу не взглянул. — Не подходи ко мне, ладно?
Я не знал, что на это ответить и по-обыкновению промолчал.
Ты ушёл, а я остался на лестнице. Я поднялся на самый верх, туда, где ступени упирались в глухую стену, а рядом находилась пожарная лестница на крышу, и просидел там до самого вечера. Мой телефон и кошелёк, лежали где-то в аудитории, а, может быть, их уже кто-то подобрал. Проверить это я решился только, когда все лекции закончились.
Я попросил ключ от аудитории, сославшись на то, что нечаянно оставил там телефон на зарядке. Мои тетради ровной стопкой лежали на кафедре, упакованные в полиэтиленовый пакет. Рядом лежала записка: «Остальное у меня. Лорен».
Я наклонился и заглянул под кафедру — твоя монетка всё ещё лежала там. Попытался достать её пальцами, но она оказалась слишком далеко. Тогда я вытащил одну из тетрадей — самую чистую и меньше всех пострадавшую от неизвестного вещества — и воспользовался ей в качестве удлинителя руки.
Как всё выглядело со стороны? Парочка ребят решили подшутить над первокурсником. Обыкновенный розыгрыш, ничего такого. Но он возьми да окажись обладателем абсолютного отсутствия чувства юмора и воспринял всё на свой счёт. Распсиховался и сбежал, как последний трус? Или же пошёл отомстить обидчику?
Хорошо бы было, если бы всё выглядело похожим на второй вариант, но я ведь так и не вернулся. Наверняка, все подумали, что я рыдаю в туалете, как маленькая девочка.
Теперь все точно будут дразнить и показывать пальцем, а я даже их всех в лицо-то не знаю. Есть ли шанс, что до меня просто нет никому дела, поэтому всё забудется через пару дней? А я ещё обещал сходить с Джеммой в кафе, хотел попросить её встретиться с мамой, чтобы она знала, что у меня есть друзья, хотел купить тебе куртку взамен испорченной той ночью, когда ты чуть не обнаружил меня. В конце концов, я хотел стать твоим другом. Но ты так подло поступил со мной. Почему?
Ты помнил, как я «портил» твои постановки в школе? Ты ненавидел меня? Если так, почему ты не сказал мне этого в лицо, а просто ушёл и попросил не преследовать тебя?
Почему ты, как раньше, не обозвал меня одним из шикарного набора твоих обзывательств, почему не ударил, не столкнул с лестницы, в конце концов?
Неужели я для тебя был даже не врагом, а совершенно чистым и прозрачным наипустейшим местом?
Ты представляешь, каково мне было тогда?