Особо расстраиваться мне было некогда, хотя и неприятный осадок надолго испортил мне настроение. До самого вечера я драил комнату, израсходовал несколько упаковок с разными чистящими средствами, поставил на уши половину общежития. Народ перепугался, что у меня завелись насекомые, а кое-кто даже сделал предположение, что я кого-то убил и старательно заметаю следы преступления. Наверное, если бы ты вдруг исчез, и тебя бы стали искать, большая часть подозрений пала бы на меня.
Около десяти я без сил рухнул на кровать и тут же услышал песню Боуи из мобильника. Чего я точно не ожидал, так это такого скорого звонка от тебя. Скорее бы ты стал пару недель сторониться меня. Может быть, забыл чего?
— Да? — спросил я осторожно в трубку, ожидая подвоха.
— Привет, — раздался твой голос с игривой интонацией. — Тяжело дышишь так. Боюсь представить, от какого дела я тебя отвлёк.
— Что? Ничего такого, я занимался убор…
— Да, блин! Так же неинтересно! Никакой интриги.
— Правда? — я не особо понимал, к чему ты клонишь, но решил подыграть. — Ну, хорошо. Я убегал от кое-кого, — ты молчал, не понятно, потому что ждал продолжения или был чем-то занят и не слушал меня. — От…
— Да ты гонишь! — воскликнул ты, и я удостоверился, что не понимаю правил игры. — Больше похоже, что ты мастурбировал. Да же? Я угадал?
Я поперхнулся воздухом и залился краской. К счастью, со мной не было никого, кто бы мог этого заметить.
— Э… нет.
— Брось, я же знаю, — настаивал ты. — Признавайся, — я не знал, как реагировать, поэтому молчал, но тебя это не смутило. — Я видел у тебя плакаты. Думаешь, я поверил, что ты слушаешь Майли Сайрус? Ха! Я знаю, что там прячешь.
— И что же? — хоть я по-прежнему и не понимал твоей игры, мне она уже стала нравиться. По крайней мере, тем, что можно перетянуть одеяло на себя.
— Это ты мне скажи. Давай, не стесняйся.
— А как я тогда пойму правильно ты знаешь или блефуешь?
— Ладно, хорошо, твоя взяла, — согласился ты. — Там же картинки? Я угадал?
— Ну, почти, — в этот момент я понял, что мне срочно нужно придумать правдоподобный вариант «правды», который удовлетворил бы тебя и одновременно не заставил бы меня признаваться в том, что я лох, у которого можно рисовать на стенах.
— Тогда… рисунки и слова? — ты опять угадал так, словно знал, что там. Хотя, что ещё может быть нарисовано на стенах?
— Угадал, — признался я, надеясь, что ты не будешь выпытывать подробности. Но вот ты так не думал.
— А что там написано? Про меня же, да? — по твоему голосу я слышал, что ты вошёл в раж и не собираешься останавливаться, а мне ничего стоящего в голову не лезло.
Я уже начинал волноваться.
— Может быть, — высказался я неопределённо, в попытках потянуть время. — Я немного рисую, так, ничего серьёзного. Людей там, обстановку…, — не знаю, зачем я сказал это, но ты тут же уцепился за эту фразу.
— Людей? А каких людей?
— Знакомых. Того, кого часто вижу и могу запомнить детально.
— Мммм… А меня нарисуешь?
— Прямо сейчас? — не понял я.
— Ты хочешь, чтобы я пришёл?
Я чуть не выпалил «да, конечно!», но в трубку сказал лишь:
— Я не против.
— Окей, детка. Я уже стучусь в дверь. Слышишь робкое «тук-тук»?
Я прислушался к тишине в комнате, наивно полагая, что ты и, правда, внезапно оказался рядом.
— Нет, кажется, нет, — до меня плохо доходили твои намёки, и по-прежнему говорил правду.
— Прислушайся лучше. Я не буду долго стучать. Пойму, что тебя нет, и уйду. «Тук-тук».
Я услышал стук, но не у себя, а в трубке. Ты стучал по столу или чему-то похожему. Мне вдруг стало страшно интересно, где ты на самом деле находишься.
— Я слышу, — сказал я через пару секунд. Потом подошёл к двери и открыл её. Конечно же, за ней никого не было. — Я открыл тебе.
— Окей, захожу. Ммм, что я вижу! Хорошо выглядишь, детка.
— Спасибо, ты тоже нечего.
— Просто «ничего»? — в твоём голосе послышалось разочарование.
— Ну… я тебя плохо рассмотрел. А как ты выглядишь?
— Чувак, у тебя и со зрением не лады? Ты же видишь меня, вот и расскажи.
Твоя игра стала меня понемногу утомлять, но и настораживала при этом.
— Хорошо. На тебе джинсы серые с дырами на коленях, — начал я и закрыл глаза, чтобы лучше тебя визуализировать. Поскольку с фантазией у меня никогда проблем не было, я живо представил тебя, стоящим посреди моего жилища, прямо напротив меня. — Ещё на тебе кеды синие с белым, потёртые. Куртка кожаная короче, чем надо, и майка, но её плохо видно.
— О, здорово, ты прозрел, — прошептал ты в трубку загадочным тоном. — У тебя жарко, я снимаю куртку. Бросаю её на пол. Теперь что ты видишь?
— Вижу майку в полоску. И кулон на шее. Нет, несколько цепей и кулон. С иероглифами.
— Блин, ты пропавшего без вести описываешь, что ли? — ты рассмеялся, и почувствовал всю абсурдность того, чем мы с тобой занимались. Как ни странно, но при этом меня это даже увлекало. — Типа такой шар гадальный достал, руками над ним помахал и гадаешь. Вот умора!
Несмотря на то, что ты смеялся надо мной, мне совершенно не было обидно. Даже наоборот, я будто ощущал, что ты поддерживаешь меня.
— На кулоне, посередине квадратное отверстие, а вокруг четыре иероглифа, наверное, китайских, — продолжал я.
— Вау! Да ты экстрасенс прямо! У меня есть такой кулон. Ну… точнее был. Ладно, давая дальше.
— Не перебивай, пожалуйста, — попросил я, и услышал, как ты затаил дыхание. — Свои крашенные в чёрный цвет волосы ты собрал в смешной хвостик на макушке, но часть из них висит растрёпанными. Ты тяжело дышишь, потому что бежал по лестнице, — я замолчал, но не потому, что иссякла фантазия, а чтобы понять, слушаешь ли ты меня или я сильно увлёкся.
Пауза затянулась.
— Френ… Ференц? — позвал я.
— Да. Я здесь, — твой шёпот послышался как будто в комнате. И, хоть я и понимал, что ты где-то далеко, но всё равно огляделся. — Я подхожу к тебе. Что ты делаешь?
— Я просто стою. Беру тебя за руку.
— Оу, да ты горяч! — я снова залился краской, но промолчал. — Хорошо, я иду за тобой. Где мы?
— Мы подходим к кровати, я сажусь и предлагаю тебе. У меня на столе пицца, я вытаскиваю кусок и даю тебе.
— Это та самая, которую я видел? — по твоему голосу было не понятно, это невинный уточняющий вопрос или намёк на то, что гипотетическая пицца уже засохла или вообще пропиталась тем запахом, от которого ты сегодня сбежал. На всякий случай, я решил подстраховаться.
— Нет, это новая. Я её заказал после твоего ухода. С сыром.
— О, класс! — прошептал ты, очевидно, прислонив телефон очень близко к губам, от чего я услышал помехи. — Люблю пиццу с сыром. Я кусаю твой кусок, а потом свой.
— Ага, — согласился я. — Я так и подумал, что ты это сделаешь.
— Почему это?
— Ты всегда такой голодный.
— Ох, ты не представляешь насколько! Я съем всю пиццу и съем тебя на десерт, — после этой фразы я услышал какой-то непонятный звук, похожий на рык. У меня мурашки пробежали по спине, и одновременно бросило в жар. — Хочешь же?
— Чего хочу? — я уже понимал, к чему ты клонишь, но захотел поразыгрывать из себя невинность.
— Быть съеденным мной, — сказал ты с придыханием.
— Да, давай, — ответил я совершенно будничным тоном, чтобы ты подумал, что подобные предложения для меня в порядке вещей.
— Ну, ты даешь! — похоже, моя реакция удивила тебя. — Вот так просто соглашаешься? А я же и, правда, съем тебя.
В этот момент я засомневался в то, что ты имеешь ввиду под словом «съем», но вызов был брошен, и я не намерен был отступать и сбегать с поля боя. Хотя и сдаваться так сразу не собирался.
— А ты попробуй, может, ещё и не получится.
— Вот это ты, детка, зря. Вот увижу тебя в следующий раз, обязательно зажму в углу, не отвертишься.
— Вот это здорово! — не удержался я. Мне хотелось тебя спровоцировать со слов к действиям, точнее, к тому, чтобы признал, что дальше слов ты не сдвинешься ни на йоту.
— Ты хочешь, чтоб я зажал тебя в углу? — ты был, похоже, не столько удивлён, сколько сбит с толку.
— Хочу, — радостно подтвердил я.
— Оу, тогда жди и бойся!
Всю ночь мне снились странные сны с твоим участием. То ты, как и обещал, по телефону, загонял меня в угол и мы стояли так долго-долго. То, наоборот, я ловил тебя, толкал в стену и прижимал к ней, а потом просил сделать то же со мной.
С утра я чувствовал себя ужасно неловко от собственных искаженных желаний, даже, несмотря на то, что узнать о них было некому. Я пообещал себе больше не играть с тобой в такие игры и вести себя нормально, забить голову учёбой. Но даже на лекциях вместо того, чтобы внимать мудрости профессоров, я представлял, как мы с тобой остаёмся в аудитории наедине и делаем всё, что заблагорассудится: устраиваем дружеские поединки на кулаках, гоняемся друг за другом, толкаемся, обнимаемся, валяемся на полу… А потом садимся на преподавательский стол, достаём орешки и, грызя их, вспоминаем школу, обсуждаем универ, планируем, как объездим весь мир со своей музыкой и покорим миллионы людей.
***
В конце учебного дня я не был уверен, сколько занятий сегодня посетил, не говоря уже о том, чтобы вспомнить хоть что-то из сказанного преподавателями. Я не знал, повторится ли наша игра сегодня, но уже подсознательно ждал вечера с предвкушением.
Ты позвонил в половине одиннадцатого. К этому времени я уже намотал по комнате несколько километров, гадая, ждать твой звонок или позвонить самому.
— Я соскучился, — начал ты. — А ты?
— Да, — подтвердил я, — я тоже. Весь день о тебе думал.
— О, ты поаккуратнее, а то можно и увлечься. Глядишь, только я буду один занимать твои мысли.
— Зайдёшь ко мне сегодня? — спросил я. Конечно, я бы с удовольствием на самом деле открыл тебе дверь, но рассчитывать на это было бы глупо.
— Ага, я уже здесь.
Как и вчера, я подошёл к двери в свою комнату и открыл её. Воображаемый ты сначала осторожно заглянул внутрь, убеждаясь, что у меня убрано и ничем не пахнет, а потом прошёл вглубь и плюхнулся на кровать.
— На этот раз никакой пиццы, — сказал я.
Я сел с тобой рядом, а ты тут же опрокинул меня на спину и навис сверху, словно зонт, спасающий от дождя.
— Хочу тебя, — ты шепнул мне в лицо.
Я лишь улыбнулся краем рта и погладил тебя по щеке.
— Не боись, детка, всё будет очень нежно, обещаю, — ты стал целовать мне лицо и шею, оставляя воображаемые следы от воображаемых засосов.
Я закрыл глаза и сосредоточился на ощущениях.