Я должен был чувствовать себя по-особенному после всех этих перевоплощений, но я не только этого не чувствовал, но и вообще, похоже, ничего не ощущал. Может быть, я ещё не успел толком вжиться в образ, а, может, постоянное пребывание в стрессе сделало из меня робота, который что-то делает чисто механически и не задумывается, зачем и стоит ли. Мне постоянно хотелось чего-то ещё, как будто только новые впечатления чего-то стоят. Ничего хорошего в этом не было, кроме как того факта, что моё обыденный страх сделать что-то не то или не так, тоже притупился. Теперь я и с тобой разговаривал, практически не задумываясь, что я говорю, и как это будет воспринято тобой.
Так что ничего удивительного не было в том, что на следующее утро я, наконец-то, спросил тебя про твою историю в стихах.
Когда я проснулся, было ещё темно, и ты спал, накрывшись с головой одеялом. Наверное, меня разбудил холод, потому что мне от одеяла остался лишь уголок, которым можно было прикрыть разве что одну ногу. Несмотря на то, что мы уже довольно давно спали в одной кровати — за неимением любой другой подходящей мебели — ничего более близкого, чем редкие поцелуи и твои откровенные намёки, так и не случилось. Конечно же, я думал об этом постоянно. А как не думать, если ты ежедневно провоцировал меня разными вопросами и прикосновениями. Понять твоё поведение я не мог, а мучиться подобными вопросами уже устал, и постепенно стал смиряться с тем, что ты просто такой спонтанный человек: то одно в голову придёт, то другое.
Я выбрался из постели, надел кроссовки — да, мы разувались у кровати, да и то не всегда — и спустился на первый ярус лофта. В мыслях было желание приготовить тебе завтрак в постель: что-то типа сэндвича и сока, поскольку нормальную еду я готовить не умел. А тренироваться с утра пораньше — так себе идея. Пока я наливал себе воду из-под крана, глаза заметили твою сумку, которую с того раза я больше и не видел.
Наверное, ты прятал её от меня. Но сейчас она выглядывала из-под полиэтилена, накрывавшего скульптуры твоей подруги. Я вытянул её за лямку, дорылся до дна и вынул листы со стихами. Новых стихов не прибавилось, зато появились кое-какие пометки в тексте. Я решил, что это хорошо: значит, вариант не окончательный.
Перепрыгивая через несколько ступенек сразу, я взлетел в спальню и плюхнулся на кровать.
— Ференс, можно я почитаю?
Ты промычал что-то невнятное и повернул голову к стене. Я потряс тебя за голое плечо, торчащее из-под одеяла.
— Чего? — ты повернул ко мне заспанное лицо, наполовину скрытое под разметавшимися волосами.
Я легонько хлопнул по тебе стопкой листов.
— Не против, если я прочитаю? Это же песни нашей группы?
Ты приподнялся и заглянул в бумаги. Некоторое время ты молча смотрел в них.
— Где ты их взял?
— В твоей сумке, — невозмутимо ответил я. В тот момент мне казалось, что я всемогущий, и ты ничего не сможешь мне запретить.
— Ты роешься в моих вещах? — удивлённо спросил ты.
Это был не совсем тот тон, который я мог ожидать. Ты не разозлился, а всего-то удивился, будто я сказал, что люблю по утрам бегать по квартире голышом.
— Да, — ответил я всё так же неэмоционально, во всяком случае, я старался, но твоя реакция всё же немного смутила меня.
— Охренеть.
В твоём голосе не было ни разочарования, ни раздражения. А потом ты уронил голову на подушку и, похоже, обратно заснул.
Несколько минут я листал страницы, читать не было смысла, я же уже знал всё наизусть. Потом понял, что ты проснёшься ещё не скоро, и спустился вниз. Я успел сделать зарядку, позавтракать и принять душ, и только тогда твоя сонная фигура показалась на первом ярусе.
— Доброе утро, — сказал я, протягивая тебе воду.
— Ты читал? — ты кивнул в сторону бумаг со стихами, которые я оставил на кухонном столе.
— Ага, — я всё ещё ждал, что ты как-то отреагируешь, но тебе, очевидно, и на самом деле было по фиг на то, что я пересёк твои личные границы.
— И как?
— Очень круто. Только конец какой-то уж сильно драматичный. Это же про меня?
Одним глотком ты выпил всю воду, а стакан кинул мне. Я не поймал, и он разлетелся вдребезги по полу, но никто из нас даже не посмотрел в его сторону. Я — потому что не хотел упустить малейшего изменения выражения твоего лица, а ты… Наверное, и это тебе было по фигу.
— С чего ты взял? — наконец, на твоём лице отразилось нечто, напоминавшее, то ли раздражение, то ли недовольство.
— Просто похоже. Детали там всякие, да и в целом история…
— Жаль, ты испортил сюрприз.
— Так, значит, всё-таки про меня? И я должен буду сгореть в очищающем пламени? Ты хочешь убить меня?
Мои слова, несмотря на их содержание, звучали так обыденно, как будто я спрашивал, что приготовить на завтрак. Наверное, в каком-то смысле и мне самому тоже всё стало по фигу.
— Ты сам это сделаешь, — бросил ты раздражённо и направился в уборную.
Дверь за тобой захлопнулась.
Ты сам это сделаешь, повторил я мысленно. Я хотел понять смысл сказанного, но он ускользал каждый раз, стоило только напрячь мозг. Наверное, это должен был быть литературный оборот, или речь шла обо мне, как о литературном герое. Другого значения просто не мог себе представить. Не можем же мы вот так буднично разговаривать о моём будущем самоубийстве?
Я вернулся к стихам и снова перечитал те, в которых речь шла об очищении огнём. Ничего нового я не узнал, даже приняв во внимание все приписки, написанные от руки, даже те, которые были несколько раз перечёркнуты.
Вот и спросил. Только запутался ещё больше.
Я устроился на полу возле дверей уборной в обнимку с бумагами и ждал тебя до тех пор, пока не увидел, как твоя босая нога переступила порог. Ты чуть не запнулся об меня.
— Ты это серьёзно? — спросил я, поднимаясь на ноги.
Ты переоделся в махровый халат, очевидно, оставленный хозяйкой квартиры, потому что он не достигал тебе и колен, а ещё был девчачьего нежно розового цвета. Мокрые волосы прилипли к щекам, от чего твоё лицо смотрелось ещё более худым и злым.
— Конечно, — ты улыбнулся, но это была осуждающая улыбка.
— То есть, ты хочешь, чтобы я сам себя поджёг? А шрам — это была тренировка?
Несколько секунд ты смотрел на меня из-под насупленных бровей, при этом взгляд твой блуждал по мне и ни разу не остановился. А потом ты вдруг засмеялся и по-дружески толкнул меня в бок.
— Ну, ты и чудик! Нет, я серьёзно. Надо же было такое придумать!
Ты взял меня за руку, ту самую, на которой остался ожог, подвёл к кухонной стойке и положил мою руку на неё ладонью вниз. Потом изображая своей рукой краба, а может, и таракана, устроил её рядом с моей. Разница в цвете шрамов была колоссальной — мой бедно розовый не шёл ни в какое сравнение с твоим, тёмно красным. Но по расположению и размеру они были очень похожи. Ты накрыл своей ладонью мою руку и с улыбкой заглянул мне в глаза.
— А ты можешь переписать конец истории? — спросил я с надеждой.
— Окей, подумаю.
В этот день мы снова поехали в кампус, чтобы я попрактиковался играть тебя. Поскольку в прошлый раз я уже встретился с твоей знакомой, которую и сам знал, то сейчас задача предстояла ещё сложнее: пообщаться с теми из твоих друзей, кого я сам не знаю. И при этом, естественно, я должен был сделать так, чтобы они не почуяли обмана.
Не знаю, почему ты решил закинуть меня в омут поглубже вот так сразу. Может быть, то, что я прочитал твои стихи, вызвало в тебе больше негатива, чем мне показалось, а, может, ты изначально так задумывал. Отгадать тебя было сложно любому человеку, не только мне, но это только притягивало к тебе внимание ещё больше. Такой вот загадочный, нелогичный и непостоянный парень. Я считал эти качества твоими достоинствами ко всем остальным прочим.
Мы остановились за два квартала до культурного центра. Я направился к кампусу, а ты остался, пообещав наблюдать с расстояния и, если что, давать советы по телефону. Это было наше общее дело, но я чувствовал себя так, словно уговорил тебя помогать в том, что тебе совершенно не нужно, а ты согласился лишь потому, что я важен тебе.
День был пятничный, время — после обеда. Вашингтон-сквер пестрил людьми всех возрастов и национальностей, с туристическими рюкзаками, ноутбуками, книгами и просто без ничего. Я обошёл парк стороной и направился ко входу в центр Киммеля. Ты объяснил, что на пятом этаже, у лестницы, меня ждёт компания, и перечислил имена. Как именно я должен понять, кого как зовут, и все ли «мои» друзья, я должен был догадываться сам.
Пока я перебирал ногами ступени, я нервничал. Мне не хотелось внезапно опозорить тебя, ведь ты доверил мне играть твою роль, а это много стоит. Да и самому оказаться среди с подозрением тащащихся парней и девушек мне тоже не улыбалось. Вместо того, чтобы по обыкновению заранее обдумывать фразу, которую скажу, я повторял мантру: «я — Ференц, я — крутой, мир у моих ног».
Лестница закончилась быстрее, чем я ожидал. На широком подоконнике я заметил компанию из четырёх человек: два парня и две девушки. Лучше всего было видно татуированного парня с сотнями колечек в ушах, я даже узнал его — видел когда-то в компании с тобой. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и грыз какую-то палочку. Напротив него, прямо на подоконнике, как голуби по весне, сидела парочка. Их лиц с лестницы видно не было. Последним членом компании оказалась одна из товарок по группе Кары, насколько я понял по вчерашнему разговору — уже бывшая участница.
Я на секунду замер на последней ступеньке, разглядывая ребят, а потом татуированный парень заметил меня и махнул рукой.
— Чувак! — воскликнул он, обнимая меня. — Сколько лет! Расскажешь, куда пропал? Ты обещал.
Я молча высвободился из объятий.
— Ага, вот так и скажу с лету. Может, это международная тай…, — я осекся, потому что повернул голову и сразу же опознал вторую девушку. Это была Джемма.
Она поймала мой взгляд и прищурилась. Внутри всё похолодело. Неужели узнала?
— Тайна? — закончил за меня татуированный, а потом засмеялся. — Ну да, и в этом весь Ференс. Пора бы уже и раскрыть, хоть одну.
Я отвернулся от Джеммы не в силах смотреть на её лицо. Мало того, что она оказалась там, где я её меньше всего хотел видеть, так ещё и обжималась с каким-то парнем! Столько времени прошло, а меня всё равно этот факт ужасно задел. Я еле остановил себя от побега.
— Музыка у него, контракт, — сказала бывшая участница Грозовых туч. — Мне Кара сказала.
— Блин, вот ведь болтушка! — выплеснулось у меня. — Вы же разбежались, нет?
— Да, развод и девичья фамилия! Я могу ей изменять с джазом, но мы всё равно подруги, так что… Сам понимаешь, — рассмеялась Викки.
— Ну, вас на фиг. Ни на кого положиться нельзя.
— Ладно тебе, Фер, расслабься, — Викки положила мне руку на талию и опасливо взглянула в лицо, будто ища разрешения.
На всякий случай, я убрал её руку.
— Чё мы тут сидим? Пойдём, может, съедим чего, — предложил я, вспомнив, какой ты вечно голодный. — Я хочу пиццу.
— Да, хорошая мысль, — сказал татуированный, отрываясь от стены. — Кстати, это Джемма. Она теперь с Джорданом.
— Я уже понял, — проворчал я. С большим удовольствием я бы вообще сделал вид, что её здесь нет, но, наверное, ты себя так бы не повёл.
— Вы знакомы? — спросила Викки. Я покачал головой. — А как будто бы да.
— Виделись пару раз, — сказала, наконец, молчавшая всё это время Джемма.
Наверняка она уже разглядела меня с ног до головы и заподозрила что-то не ладное, если ещё не опознала с первого же мгновения. Одно дела Кара — я с ней разговаривал всего пару раз, а совсем другое — Джемма. Её присутствие плохо повлияло на поддержание образа, а звук голоса деморализовал меня так, словно я упал в ледяной прорубь, и никак не мог пошевелить онемевшими конечностями.
— Правда? — спросил я. — Я тебя не запомнил.
— Гонишь, — заявила Джемма, резко повысив голос. — Я видела твоё лицо, когда ты узнал меня. Ты словно онемел.
Несмотря на то, что Джемма читала мои мысли, мне удалось удержать себя в руках и не соскочить с «игры в тебя».
— С чего бы мне неметь? Думаешь, ты настолько красива, что первый встречный теряет дар речи при виде вот этого огненного убожества на твоей голове?
Я не удержался и дёрнул Джемму за прядь волос, выбившуюся из аккуратного хвостика. Такого Джемма точно не ожидала, на её лице на мгновение отразилась растерянность, будто ещё чуть-чуть — и она заплачет. Я одновременно почувствовал себя и виноватым и победившим.
— Эй, ты чего это? — возмутился Джордан, прижал к себе Джемму, изображая из себя то ли джентльмена, то ли без памяти влюблённого.
— Забей, — сказала Джемма своему суженому, высвобождаясь из его объятий. Наверное, решила поиграть в независимую и сильную женщину. — Пусть лучше ответит, куда дел Тейта Хардинга!
Я вздрогнул, услышав собственное имя. Татуированный и Джордан о чём-то переговаривались, а Викки уставилась на Джемму.
— Ты что, бешеная, что ли? В чём ты его обвиняешь? Что ещё за Хардинг?
— А ты у него спроси, — потребовала Джемма.
Я попытался сдвинуть брови в возмущении, потом передумал и изобразил раздражение. Но на самом деле меня трясло, и я с трудом скрывал это. Общение не задалось, надо было скорее уносить ноги, пока всё не вышло из-под контроля. Но вот только как это сделать так, чтобы не выдать себя?
— Не понимаю, о ком речь, — процедил я сквозь зубы.
— Ну как же? — возмутилась Джемма. — Он всё бегал за тобой, как собачонка, а потом пропал!
— А я тут причём? — я старался не поддаваться эмоциям, но слова Джеммы задели за живое. Неужели она всегда так обо мне думала? — Сама же сказала, что он бегал, — я выделил голосом местоимение, — и он пропал.
— Да ладно! Ты же издевался над ним с самого начала! А он наивный, думал, что если будет ходить за тобой по пятам и повторять всё, то подружится с тобой. Как будто ты — пуп земли. Но он хоть и глупый, но добрый парень, и не заслужил, чтоб с ним так обращались.
Наверное, на нас таращились не только Викки и Джордан с приятелем, но и другие посетители культурного центра, проходившие мимо. Но моё зрение сузилось только до ярко рыжего пятна, обвинявшего меня в том, чего я не совершал, и одновременно проходящего по всем моим самым больным местам. Мне уже было не до соблюдения тонкостей твоей личины, я еле держал себя в руках.
Появившаяся у лестницы группа озиравшихся на нас студентов заставила Джемму ненадолго замолчать. Мне хватило этого, чтобы сделать глубокий вдох и медленно выпустить воздух через нос. Я посмотрел на парней.
— Короче, я иду в пиццерию и надеюсь, этой чокнутой там не будет.
Я развернулся на каблуках и, не оборачиваясь, пошёл вниз. В этот миг мне было уже всё равно, последует ли за мной кто-то. Лишь бы это была не Джемма.
Самообладания хватило ровно на один этаж. Я обернулся назад, услышал пролётом выше знакомые голоса, спускавшиеся вниз, и метеором завернул за угол. Из распахнутых дверей мужской уборной вышел Росс. Он чуть не прошёл мимо, но всё-таки заметил меня, и его лицо просияло.
— О, привет, Фер! Что ты здесь…
— Не сейчас, — перебил я его и позорно спрятался в уборной.
Только просидев там минут пять, я понял, что загнал себя в тупик. Что, если Росс остался ждать меня в коридоре? Как мне выскользнуть незамеченным?
Я подошёл к окну, открыл его и высунул голову наружу. Высота четвёртого этажа охладила мой пыл и заставила передумать сбегать таким образом. Я зашёл в одну из кабинок, опустил крышку унитаза, сел и обхватил голову руками. Ситуация казалась безвыходной, хотя, если бы я успокоился, то понял, что ничего страшного и не случилось. Даже если Росс никуда не ушёл, я могу проскользнуть мимо и объяснить, что спешу куда-то. И Джемму с её новыми друзьями я точно так же могу проигнорировать: может, мне расхотелось идти в пиццерию или появилось срочное дело. Но даже такие простые решения не приходили в голову. Я снова подумал об окне, представил, как лечу с четвертого этажа и грохаюсь на асфальт… Вокруг собираются все вышеупомянутые люди с искренним недоумением, что со мной произошло. Если я выживу, смогу ли сохранить тайну, кто я такой? А если умру, опознают ли мой труп, как твой?
Нет, определённо умирать мне не хотелось, тем более так. Я вышел из кабинки, подошёл к зеркалу и вывернул холодный кран. Отражение выглядело вполне сносно, разве что лицо было чуть бледнее, чем положено, и на нём застыло выражение мученика. Я несколько раз плеснул на себя ледяной воды, пригладил волосы. Может быть, позвонить тебе, сказать, что у меня неприятности? Нет, признаваться в том, что меня напугала какая-то девчонка, мне не хотелось. Да и что ты мог изменить?
Решив, что слишком долго сидеть в уборной — не лучшая идея, я осторожно приоткрыл дверь. Росса не было видно. В коридоре вообще было тихо и безлюдно. Я вышел, заглянул за угол, убедился, что и на лестнице никого, и тогда выбрался из укрытия и пошёл вниз. Навстречу попалось несколько студентов, но их лица были мне незнакомы. Правда, один из них поздоровался со мной, но, к счастью, в его планы не входило заговорить, и я проскочил на улицу без новых неприятностей.
Я перебежал дорогу и оказался в парке. Ещё пять минут назад я только и мечтал, как бы исчезнуть с территории кампуса, но сейчас я почти успокоился и решил, что ты огорчишься, узнав, насколько сильно я провалил задание. Ведь меня хватило всего на пару минут общения с твоими приятелями! Поэтому я решил сделать вид, что просто разминулся с ними, на случай, если ты наблюдаешь из какого-нибудь укромного места.
Меня посетила мысль позвонить тебе и отчитаться, спросить, продолжать ли мне общение, если так вышло, что мы случайно разделились. Я полез в карман за телефоном, но вдруг услышал из-за спины голос:
— Френсис Траскотт! На этот раз я уверен, что это точно ты!
Я не сразу сообразил, что окликнули меня, но голос звучал настолько требовательно, что я автоматически замер. Человек, очевидно, решил не ждать, когда я обернусь, и сам подошёл ко мне. Это оказался тот парень, который некоторое время назад вскрыл замок в твою старую квартиру и сказал, что я похож на тебя. Тогда я не обратил внимания на то, что он назвал твоё старое имя в отличие от всех вокруг, а сейчас мне показалось это важным. Но обдумать эту мысль я не успел.
— Простите? — спросил я тоном человека, которого нагло оторвали от созерцания природы в прекрасный летний день.
— Да брось ты, я тебя сразу узнал. Ещё когда ты заходил в то здание, — парень кивнул головой в противоположную от меня сторону, но я не стал оборачиваться, потому что и так знал, что там находился центр Киммеля. — Пошли, — парень схватил меня под локоть и потянул за собой. — Надо кое о чём переговорить.
— Эй! — возмутился я. — Я никуда с вами не пойду, отпустите!
Я попытался выдернуть руку, но захват оказался цепким, как у стальных челюстей медвежьего капкана. Вокруг гуляли разные люди, но никому из них не было дела до того, что среди бела дня, может быть, похищают человека.
Парень тянул меня к дороге, где, наверняка, его ждал белый фургон полный вооружённых сообщников. Мне надо было заорать, привлечь внимания, но я боялся, что сделаю только хуже. Вдруг ты не хочешь, чтобы тебя застали в роли жертвы. Я решил, что если и правда увижу фургон, то тогда точно закричу или пну парня. Может быть, он, как и сказал, просто хочет что-то обсудить? Хотя, наверное, только мне в такой ситуации могла прийти подобная мысль.
Обочина дороги приближалась. Я вглядывался во все глаза, но припаркованных поблизости подозрительных автомобилей не увидел. Зато боковым зрением различил какое-то пятнышко, почти бегущее в нашу сторону. Это мог быть ты, спешащий на помощь. Или просто неравнодушный прохожий.
Когда силуэт стал более различим, я заметил, что это мужчина, одетый в деловой костюм, вполне вероятно, преподаватель. Мой похититель остановился у самого выхода из парка, возле укромно стоящей в тени зарослей рододендрона скамейки и толкнул меня так, чтобы я сел. Сам он сел рядом и повернулся ко мне под углом в сорок пять градусов, вынул из кармана диктофон и нажал кнопку записи.
— Поговорим? Я — Мэттью Ривер, журналист. Не хочешь рассказать про Джоанну? — он выжидающе посмотрел на меня, но я молчал, уставившись в ответ с полным недоумением на лице.
Я очень мало знал про твою жизнь, и то, что тобой интересуется журналист, меня немало удивило. Ты что-то сделал? Вряд ли вот так могут схватить на улице, чтобы поздравить с былыми заслугами на творческом поприще.
— В молчанку решил поиграть? Как знаешь, но я вот что тебе скажу. Твоё признание мне, конечно, нужно, но, чтобы ты знал, улик у меня и так предостаточно. Вот, например, это, — журналист схватил меня за правую кисть и с силой содрал перчатку, обнажив шрам от ожога. — Патрик об этом говорил. Помнишь Патрика?
Я выдернул руку и надел перчатку назад. На душе зародилось неприятное чувство, будто я только что предал тебя.
Брусчатку под ногами у скамейки внезапно накрыла чья-то тень. Я увидел узконосые туфли и нижнюю часть классических серых брюк, потом поднял глаза и замер от непонимания увиденного. На вид мужчина казался преподавателем или просто деловым человеком, но, несмотря на тонкие линзы очков, гладко выбитое лицо и чёрную кожаную папку под мышкой, я узнал в пришельце Джона.
— Чейн, вот вы где, — проговорил он, напрочь игнорируя моего собеседника. — Пойдёмте, вы мне срочно нужны в лаборатории.
Я поднялся на ноги.
— Эй, мы не договорили! — возмутился журналист.
— Простите, — сказал Джон, — но это очень важно. Я потом его вам верну.
Он подтолкнул меня вперед и решительным шагом направился к выходу из парка, направляя меня рукой в спину так, что у меня не было возможности обернуться и проверить, остался ли журналист в парке или же преследует нас. Миновав квартал, Джон открыл дверь в пыльный серый седан и втолкнул меня в салон.