Я твоя тень

Глава 51

Мы вышли из ресторана, когда на небе зажглись первые звёзды. Все блюда уже давно были съедены, вино выпито, а мама всё говорила и говорила. О своей работе, о планах на мою карьеру, немного о папином автомобиле, который он в очередной раз отправил в ремонт. Под конец, когда я уже решил, что ни о моей теперь уже бывшей девушке, ни о чём-то более негативном речь не зайдёт, мама спросила:

— А когда я смогу увидеть твоих друзей?

Я даже вздрогнул — настолько успел расслабиться. Я ведь сделал то, что мама хотела — бросил девушку, разве теперь я не мог рассчитывать на порцию свободы и самостоятельности?

— Я… Я спрошу, когда они будут свободны. Просто у них очень много учёбы, дополнительных занятий, кружков, общественной деятельности…

— Надо же, какие занятые, — мама подозрительно выгнула бровь. — Они точно занимаются всем тем, что ты перечислил, или, может, только делают вид, а сами сидят вечерами в парке с пивом и сигаретами?

По маминому лицу я понял, что она собиралась продолжать предположения по поводу грехов моих друзей, поэтому быстро выпалил:

— Нет, что ты! Они очень усердные студенты, хотят построить хорошую карьеру.

— Да? — похоже, мама не собиралась верить мне на слово. — А кто их родители?

— Я не спрашивал, — признался я и сделал вид, что мне за это очень стыдно.

Это на маму произвело впечатление. Она даже изменила выражения лица со строгого на добродушное.

— Ты обязательно узнай, — мама погладила меня по голове, словно мне внезапно стало лет восемь. — Близкие родственники всегда оказывают влияние на своих детей. А я не хочу, чтобы ты связывался с кем попало. Сейчас тебе кажется, что это не имеет значение, но не успеешь моргнуть, как окажешься с этими сомнительными типами на обочине жизни. А ещё и, не дай бог, начнёшь попрошайничать своей музыкой, которой только свиней пугать.

И, хотя, я даже не предполагал, кого можно предложить маме в качестве моего друга, все её слова задели меня за живое. Она словно оскорбила тех, кого не знала, и тех, с кем я толком не успел подружиться.

Я проводил маму до гостиницы, а потом, отойдя от здания на несколько кварталов для безопасности, позвонил Лайк. Я не понимал, что означал её театральный побег из ресторана, и это волновало меня весь вечер.

Пока в трубке раздавались гудки, я несколько раз порывался отменить вызов. Мне казалось, что Лайк на меня злится, что я расстроил её, что она больше не захочет общаться со мной. Но когда, наконец, она взяла трубку, я очень удивился тому, насколько доброжелательно и весело звучит её голос.

— Привет, Тейт! Ну чё, как там твоя мама?

— Привет, — пробормотал я, ещё не веря, что у Лайк может быть такое хорошее настроение. — Мама нормально. Про тебя больше не говорила. Точнее, про мою как бы девушку…

— Правда же я правдоподобно сыграла? Ну, интеллигентную девушку… И не слишком ли было в конце?…

Я несколько секунд осмысливал новость, потом выдавил:

— Спасибо. Ты была потрясающая. Очень натурально сыграла. Наверное, тебе нужно дать «Оскар».

Лайк засмеялась. От её звонкого смеха я даже забыл, сколько неприятного услышал от мамы за этот вечер.

— Слушай, а получается, мне не нужно больше изображать Джемму? — по тону голоса было похоже, что девушка не рада, а даже немного огорчена.

— Ну да, мы же расстались.

— Жалко. А то я уже во вкус вошла. Так здорово, когда можно вот так изображать, кого хочешь, а другой человек и не догадывается! Ой! Я не в обиду твоей маме, она очень умная женщина.

— Ничего, — успокоил я Лайк. — Она и, правда, очень умная, даже слишком. Сложно от неё что-то скрыть, словно мысли читает. Но тебе, похоже, это удалось. Думаю, это потому что ты — гений!

— Да ну тебя! — Лайк снова засмеялась. — А знаешь, я в детстве хотела стать актрисой. Даже в кружок ходила, но потом мне надоело. Да и Мона не хотела туда ходить, а наши родители всегда хотели, чтобы мы всё делали вместе. А ты говорил, что у тебя есть брат. Вы тоже вместе куда-нибудь ходили?

Мы ещё немного поболтали с Лайк, я рассказал ей, как Харпер учил меня своей любимой музыке, которая мне тоже нравилась, но я всегда считал, что эти песни его собственность. А Лайк рассказала, что они с Моной с самого детства делили актёров, певцов, песни в одном альбоме, мальчиков в школе и много чего ещё. Но делали они это чисто гипотетически, потому что у них были строгие родители, и не разрешали заниматься ерундой. Под конец беседы я полностью успокоился и уже не думал о том, что мог чем-то обидеть Лайк. Оказалось, что она просто выросла в похожей на мою семье, где намного больше было «нельзя», чем «можно». Наверное, она и решила помочь мне из чувства солидарности. Я только не понял, каким образом она и Мона ухитрились выучиться игре на ударных при таких родительских требованиях, но у меня уже стал садиться телефон. Я решил, что спрошу об этом в другой раз. Тем более я уже простоял слишком долго на улице на не слишком отдалённом расстоянии от места жительства мамы, и мне ужасно хотелось попасть в свою комнату в общежитии. Хотя, конечно, пока мама в Нью-Йорке я даже там не смог бы чувствовать себя уверенно.

***

Наступили выходные. Если в субботу у меня ещё было оправдание, почему я не могу познакомить маму с друзьями — я сказал, что у них выездные соревнования по сквошу — то для воскресения у меня идеи уже иссякли. А мама, как назло, превратила своё желание в навязчивую идею: «организуй нам встречу и всё тут». Я начал подумывать о том, чтобы объяснить всё тебе, вдруг ты, как и Лайк, будешь не против сыграть идеального студента и друга, но сколько раз я протягивал руку к телефону, чтобы набрать твой номер, столько и отдёргивал её. Несмотря на то, что мы с тобой вроде бы даже сдружились, я был уверен, что для тебя — это слишком. Нет, ты бы точно не стал плясать под мою дудку и угождать моей маме, так что не было никакого смысла даже пытаться просить тебя об этом. Мали ли, что ты тогда подумаешь обо мне.

Оставался Росс, на вид положительный, с чувством юмора и благосклонный ко мне. Конечно, мы не были с ним близки, но я решил попробовать. Превозмогая стыд и страх, я набрал его номер (предварительно выяснив его у Лайк) и нажал на кнопку вызова. Длинные гудки. Когда я, наконец, дозвонился (попытки с пятой), то услышал запыхавшийся раздражённый голос, который с трудом опознал:

— Да кто это названивает мне?!

Я отменил вызов и быстро сунул телефон в карман поглубже, как будто Росс может оттуда выскочить, если я, как следует, не спрячу устройство. Был ли это Росс или Лайк ошиблась номером? Сложно было сказать. Пока я думал, бросить мне эту затею или написать ему эсэмэску, мой телефон запел голосом Боуи. Я торопливо выхватил его и поднёс к уху.

— Привет, моя радость! — я услышал, что ты улыбаешься.

Был вечер субботы, я был в своей комнате в окружении учебников и тетрадей с конспектами, но даже и не думал заниматься. Когда тут, когда на кону мамин вердикт о том, можно ли мне доверять и дальше или лучше вернуть назад под крылышко. Конечно, вряд ли мама захотела бы, чтобы я без дела сидел дома, но местный Балтиморский университет вполне мне мог грозить.

— Привет, — пробормотал я, не успев переключиться с тревожных мыслей.

Ты сразу уловил моё настроение и минут пять выяснял, что у меня случилось. Я держался, как шпион на допросе, но потом вдруг уловил в твоём голосе разочарование, и тут же сдался.

— Так, небольшие проблемы с родителями, ничего интересного.

Я ждал, что ты продолжишь расспрос либо же высмеешь меня, но ты мгновенно потерял к этой теме интерес, и я так и не понял, что ты думаешь по этому поводу.

— Ты не занят? — вдруг спросил ты и, пока я думал, что именно ты имеешь в виду, ты сказал: — Пошли, прогуляемся. Ты хотел.

Я мигом переоделся и через пару минут уже летел на место встречи со скоростью экспресс поезда. Но, конечно, торопился я зря, потому что ещё минут десять пришлось ждать тебя, переминаясь с ноги на ногу от холода и нетерпения.

— Давно стоишь? — ты подошёл углу здания, где я ждал тебя, появившись так внезапно, что я не сразу опознал тебя, несмотря на то, что ты выглядел как обычно: драные джинсы, короткая куртка, на этот раз джинсовая, смешной хвостик на макушке и связка цепей на шее. — Пошли, — ты подцепил меня за локоть и, не останавливаясь, двинулся дальше по улице.

Я отстал от тебя уже через несколько шагов, но потом быстро нагнал. Держать твой темп, идти рядом и одновременно уворачиваться от встречного потока людей, было делом непростым. Где уж тут начать диалог! Несколько раз, безуспешно попытавшись спросить, куда мы так торопимся, если мы вышли просто погулять, я решил дождаться, когда нам придётся остановиться у светофора. Но, не тут-то было! И как я только забыл, что ты предпочитаешь переть, как танк, на красный свет!

Мы шли уже больше часа, всё так же резко сворачивая на поворотах, проскакивая между сигналящих автомобилей и, порой сокращая кварталы через грязные подворотни. Тебе, как идущему первым, уверен, прокладывать путь было намного легче, а я то и дело сбивал прохожих, подскакивал от резких сигналов клаксонов и налетал на мусорные баки.

Наконец, ты остановился. Это был небольшой пятачок между задними сторонами офисных зданий. Кроме кучи катонных коробок, наваленных у задней двери какого-то заведения, здесь стоял велосипед и сидел грязный кот. Я потянулся погладить его, но он зашипел и бросился наутёк.

— Зачем пугаешь животное? — упрекнул меня ты.

Я хотел поинтересоваться, будет ли мы «гулять» именно здесь, но подумал, что ты всё равно не ответишь, поэтому решил просто отдаться моменту и будь, что будет. Раз ты меня сюда притащил, значит, инициатива дальнейших действий тоже на тебе. Не просто так же мы отпахали половину Манхеттена!

Через пять минут, которые ты пялился в свой телефон, а я — на тебя, к нам подошёл мужчина в чёрном спортивном костюме. Я сразу узнал в нём Джона. Первой мыслью было незаметно выскользнуть из проулка, потому что тебе, наверняка, опять понадобятся деньги, а у меня их нет. Я бы так и сделал, но Джон сразу обратил на меня внимание и помахал, как старинному приятелю.

— Ха! У тебя вид, как у преступника. Пасёшь кого? — мужчина, наверное, шутил, но вот так однозначно в этом быть уверенным было сложно.

— Здорово! — ты пожал Джону руку, а затем слегка приобнял.

— Простите, но меня сейчас нет денег, — пробормотал я, вжав в себя плечи на случай, если Джон в это не поверит и решит убедиться собственноручно.

Я попятился назад к одному из путей отступления. К счастью, тот проход, который заслонял Джон, был не единственным.

— Чувак…, — у тебя на лице было написано, что я тебя сейчас очень сильно подставил. Я сделал ещё несколько микро шагов назад. — Ну, чего ты так расстраиваешь меня…

Ты сделал один большой шаг ко мне, а я мельком взглянул на Джона. Мужчина сунул руки в карманы, на его лице появилась настороженность, а, может, и гнев. В голове родилась мысль: «сейчас будут бить, причём двое на одного». Боковым зрением я быстро оценил вероятность успешно проскочить в проход раньше, чем ты или Джон дотянетесь до меня. Шансы казались высокими. Я резко развернулся и побежал.

Не оборачиваясь, я летел в узких проулках между зданиями, пока не выбежал на нормальный тротуар. Здесь было слишком много свидетелей, поэтому я слегка расслабился, но совсем бдительность решил не терять. Надо было слиться с толпой и незаметно уйти, как можно дальше, и уж потом обдумать ситуацию, в которой я оказался. Я заметил группу молодых людей и пристроился за ними. Вместе мы добрались до перекрёстка, а потом я свернул направо. В середине квартала из промежутка между двумя офисными зданиями мне наперерез вылетел ты.

На одних рефлексах я обернулся назад, опасаясь увидеть там Джона с битой или чем похуже наперевес. Но за спиной никого не оказалось, а потом я почувствовал на плече лёгкую руку, которая еле задела меня. Я вздрогнул. У тебя был весьма озабоченный вид. Нет, ты выглядел расстроенным и даже немного смущённым.

— Тейт? Я обидел тебя? — ты убрал руку, но она так и застыла в воздухе, словно не ты не решил, что делать. Потом ты всё же опустил её и сжал в кулак.

— Что? — я не мог понять, что ты имеешь в виду, какая обида? Мне хотелось уйти, оказаться под защитой своей комнаты, зашторить шторы, выключить свет и залезть под одеяло, чтобы никто не мог найти меня.

Я надеялся, что ты скажешь что-то ещё, но ты молчал и смотрел на меня в ожидании. Пришлось ответить.

— Нет.

У тебя на лице появилось просветление, и губы тронула улыбка.

— Хорошо. А то я подумал…, — ты протянул мне руку, но на полпути убрал её, будто боялся, что я рассыплюсь на миллион маленьких осколков.

Мне стало неловко и стыдно, что я веду как недотрога. Но как исправить это, я не знал.

Мы стояли, молчали и смотрели друг на друга украдкой в те моменты, когда думали, что другой не замечает взгляда. Мимо проходили люди, всякий раз огибая нас. Кто-то возмущался, что мы стоим посреди дороги и мешаем. Вдруг мне показалось, что один из прохожих очень похож на Джона. Я резко развернулся в противоположную сторону и чуть не бегом, бросился вниз по улице. Ты окликнул меня, но я не обернулся. Я шёл быстро и каждый раз сворачивал в ту сторону, в которую светофор показывал зелёный. Вскоре впереди показался залив и мост. Я обернулся, уверенный, что всю дорогу ты преследовал меня. Тебя не было.

Вот так погуляли…

Было обидно до слёз. И с чего я только решил, что ты позвал меня просто погулять? Ведь я для тебя — лишь кредитная карта, не более. Может, ты и в группу позвал меня только для того, чтобы я оплатил твои долги. А я уже успел напридумывать, что что-то значу для тебя. Такие, как я, никогда не вписываются в общество, не заводят друзей, не тусуются в компаниях. Их не зовут в гости или на дни рождения, не вспоминают о них, когда думают о планах на вечер, не интересуются их мнением по поводу и без. У меня этого никогда не было, и с чего я только решил, что в другом городе, вдали от дома что-то поменяется?

Зазвонил телефон голосом Боуи. Я сбросил звонок. Через секунду он запел снова. Раз пять я отменял вызов, потом психанул и взял трубку.

— Что тебе надо? — я хотел вложить в голос побольше грубости, чтобы ты понял, что неинтересен мне, но получилось только невнятное бормотание. Не уверен даже, что можно было разобрать слова.

— Где ты? — спросил ты, как ни в чём не бывало, хотя в голосе чувствовались какие-то интонации.

Я объяснил, где нахожусь и отменил вызов. Не знаю, зачем я это сделал. Первой мыслью было уйти, и пусть ты будешь бегать за мной по городу. Вряд ли тебя хватит надолго. Но потом я передумал и присел на бордюр. Посмотрим, что ты скажешь на этот раз. Если ситуация повторится или с тобой будет Джон, я убегу.

С залива веяло сыростью и холодом, небо было совсем тёмным. Я опять пропустил звонок маме, хотя… Раз она в городе, не значит ли это, что график изменился? Представляю, что бы она сказала, если бы увидела, где я сейчас. Практическим занятием точно бы не получилось оправдаться.

Минут десять спустя я разглядел приближающийся силуэт. Ты бежал. И ты был один.

Я поднялся, чтобы всем своим видом дать понять, что собираюсь уходить. Ты налетел на меня, обхватил руками и стиснул в объятиях. Твоя куртка задралась, выставив на холодный воздух голый живот.

— Я тебя никогда не отпущу! Слышишь? Никогда!

Я не удержался и положил руки на твою голую талию. Ты вздрогнул. Видимо, мои руки оказались холодными. Ты сделал телодвижение, чтобы разомкнуть объятия, и я поспешил оттолкнуть тебя первым, но не успел.

— Смотрю, тебе понравилось меня трогать, — ты взглянул на меня с прищуром. Непонятно было, то ли ты шутишь, то ли за шуткой прячешь другие чувства.

— Зачем ты искал меня? — я старался не выдавать, что в глубине души рад твоему появлению.

— Ну, ты даёшь! Мы же хотели погулять, помнишь? А вот я помню! И чего это ты вечно убегаешь от меня? Пошли давай! Холодно же, блин, стоять.

Ты положил мне руку на плечо и подтолкнул вперёд. И совершенно забыл все свои мысли по поводу того, что ты меня используешь, и что я для тебя ничто. Они показались глупыми и даже злыми. И как только я мог не видеть, как ты добр ко мне и внимателен. Злые подколы остались в прошлом с тех пор, как мы узнали друг друга лучше.

— Знаю одно место, — сказал ты, после того, как мы несколько кварталов преодолели молча. Я наслаждался твоим обществом, и тем, что я — часть твоей жизни. Ведь этот вечер ты тратил на меня, значит, я точно для тебя не пустота. Я ещё верил, что чувствуешь то же самое. — Здесь недалеко. Там можно хорошо посидеть, в тишине и спокойствии, как ты любишь.

Ты читал мои мысли. Я никогда не говорил, что не люблю шумные заведения, а ты знал меня больше, чем я сам. По телу прошла волна теплоты, и мир засиял новыми красками.

Когда подошли к дверям со светящейся красным вывеской, ты остановился и положил мне в руку что-то.

— Прими здесь.

Это оказалась таблетка. Я не стал спрашивать что это, чтобы ты знал, что я доверяю тебе. Правда, поскольку глотать таблетки без воды я не умел, я положил её в рот, стараясь не рассасывать. Ты проглотил свою, запрокинув голову.

Место было уютным, мне сразу понравилось. Аромат тёплой еды, негромкая музыка, приглушённые голоса посетителей и звуки кружек по деревянной поверхности напоминали дом, в котором я никогда не жил, но, уверен, был бы рад попробовать. Мы устроились в изолированной кабинке в самом дальнем углу зала. Пока я снимал пальто, подошёл официант — мужчина средних лет со смешными подкрученными усами и приветливой улыбкой. Ты произнёс несколько названий, даже не взглянув в меню. Это явно было твоё место, и ты привёл в него меня.

Когда мужчина ушёл, ты сел напротив меня и сунул руки между ног.

— Ты замёрз, наверно? — спросил я очевидное.

Мне хотелось спросить, почему ты ходишь в такой лёгкой одежде, но я сдержался, решив не лезть не в своё дело. Я не забыл, как ты не любишь допросы.

Вместо ответа ты через весь стол протянул ко мне руку. Я взял твои пальцы, оказавшиеся просто ледяными, и сжал в ладонях, стараясь согреть их. Через минуту появился официант с подносом. Я дёрнулся, чтобы разомкнуть наши руки, но он заметил моё движение и улыбнулся такой тёплой улыбкой, что я ещё долго таращил на него глаза, пока он расставлял приборы на столе: стеклянный пузатый чайник с ярко красной жидкостью, маленькие серебряные ложечки, чашки, две тарелки с шоколадными пирожными в форме шара.

— Приятного вечера, господа, — официант чуть поклонился и ушёл, а я засомневался, в какой стране и эпохе нахожусь.

Я услышал твой смех, поднял глаза и заметил на твоём лице смущённую улыбку.

— Что? — спросил я.

— Ты как с Луны упал.

— Не с Луны, — поправил я, — а с Плутона.

Я поделился с тобой своей тайной фантазией, и мне хотелось, чтобы ты расспросил меня об этом. Но на этот раз тебе не удалось прочесть мои мысли.

— Хоть из другой галактики. Видок, как у ошпаренного, — ты рассмеялся. — Чаю, сеньёрита? — ты взял чайник и наклонил к одной из чашек. — Чего ты нахмурился? Я же шучу.

Я взял горячую чашку, поднёс к губам и только тогда осознал, что всё ещё не проглотил таблетку. Она прилипла к нёбу и стала горькой. Я глотнул горячей жидкости, одновременно пытаясь счистить таблетку языком, но поперхнулся и пролил чай на себя. Не то, чтобы было очень горячо, хотя через брюки чувствовалось ощутимо, но было неприятно и стыдно перед тобой за свою неуклюжесть. Я бы не удивился, если бы ты не удержался от едкого замечания. В былые времена ты бы засмеялся и даже позвал бы кого-нибудь, чтобы лицезреть мой позор было веселее. Но ты изменился, и изменил отношение ко мне. Но от комментария всё же не удержался:

— Ах, придётся мне учить тебя светским манерам, молодой человек! Кто же так пьёт чай! — ты подвинул ко мне салфетницу.

Пришлось истратить все салфетки. Бордовое пятно на брюках никуда не делось, зато хотя бы горячая вода больше никуда не попала.

— Жалко, я оставил сумку в кампусе, а то бы дал тебе штаны.

Я поднял на тебя глаза, в них не было ни грамма злорадства, только блеск от света ламп в огромных чернющих зрачках, закрывающих почти всю радужку. Попытался представить себя в твоих драных джинсах, но не смог.

— Что? — на этот раз спросил ты.

— У тебя глаза того же цвета, что и у меня, — сказал я, прежде чем осознал, как по-идиотски, наверное, это звучало.

— Чё, правда? — ты наклонился ко мне через стол, зависнув в опасной близости от горячего чайника. — Не, не совсем. Твои более голубые. Но да, похожи.

Ты вернулся на своё место и стал греть руки о чашку. Я попробовал поковырять пирожное, но оно сразу же намекнуло, что выскочит из тарелки и шаром покатится по столу. Мелькнула мысль, что ты специально выбрал пирожные за их форму, чтобы посмеяться надо мной, но я решил не портить себе настроение специально, и быстро отогнал её.

— Смотри, как надо, — ты вытянул указательные пальцы и сжал ими пирожное с боков, а потом наклонился и откусил большой кусок. Шоколад остался на щеках, носу и подбородке, но ты, как ни в чём не бывало, слизал его языком. Получилось почти идеально. Мне, конечно, не стоило даже пытаться повторить трюк, если я не хотел опозориться ещё больше.

Я понятия не имел, как надо реагировать, чтобы не выглядеть напряжённо, поэтому просто улыбнулся. Пар из чашки красиво клубился и заслонял от меня твоё лицо, но я заметил кривую улыбку на твоих губах. Вот так сидеть и улыбаться друг другу весь вечер — это ли не счастье? И пусть мне неловко, неудобно и странно, но всё это ерунда. Мы сидели с тобой, как настоящие друзья. Вот это важно. Ещё несколько месяцев назад я только мечтал об этом. А теперь это была реальность. Я должен был чувствовать что-то особенное, запомнить этот момент на всю жизнь, но я лишь тупо таращился на тебя, вызывая смущённую усмешку.

— У меня так не получится, — наконец, сказал я, и опустил глаза на пирожное, идеальную гладкость которого нарушали следы от ложки, которые я оставил.

Ты скривил губы и позвал официанта. Через несколько секунд у столика материализовался наш знакомый усач.

— Нам нужен нож, не можем справиться с пирожным, — сообщил ты с такой серьёзной миной, что я чуть не засмеялся вслух.

— Секунду, — официант также внезапно растаял в воздухе.

— Спасибо, — сказал я тебе.

Ты неопределённо хмыкнул, а потом пихнул меня ногой под столом. Когда официант вернулся с приборами (ножом и вилками), ты больно ударил пяткой по моей ноге. Я рефлекторно дёрнулся и стукнулся коленом по нижней части столешницы. Ты захихикал. Я секунду размышлял, не обидеться ли мне, потом стал смеяться с тобой.

Пока я расправлялся с пирожным, а ты доедал своё и запивал его чаем, над столиком висел только стук столовых приборов и твоё чавканье. Ты закончил быстрее и пихнул меня ногой.

— Чё молчишь? Расскажи чё-нибудь.

Я растерялся и решил потянуть резину, делая вид, что страшно занят едой, пока судорожно перебирал в голове темы для разговора. Но не успел я придумать что-то, как почувствовал себя так, словно я здесь глава местного бала и могу позволить себе всё, что захочу. Наверное, это подействовала таблетка, я понимал это, но не мог вернуть те границы, которые я годами создавал между собой и окружающим миром. Они оказались настолько хрупкими, что я без усилий разбил их руками.

— Ты, правда, считаешь меня своим другом? — я мог сказать что угодно, но мне захотелось услышать подтверждение своими ушами. И, хорошо бы, много раз.

— Конечно! — ответил ты энтузиазмом и даже подался в мою сторону. — Не сомневайся ни на минуту.

— Тогда можно я тебя обниму? — я хоть и избавился от железобетонных стен вокруг себя, но привычка быть вежливым и задавать сотни вопросов никуда не делась.

— Ага, — ты похлопал по диванчику возле себя.

Меня не нужно было приглашать дважды. Я мигом очутился рядом с тобой и смёл тебя в объятия. Ты оказался горячим, хрупким, но сильным. Через куртку чувствовались рёбра на твоём тощем теле. Я намеренно дотянулся пальцами до твоего живота под курткой, чтобы вновь ощутить тепло твоей кожи.

— Э-э! Полегче! — меня обдало холодным потом, когда ты оттолкнул меня. Но только я собирался уйти, схватил за руку.

Вместо того чтобы расстраиваться, что ты отверг меня, я запустил в голову мысль, что, вероятно, слишком сдавил тебя, и только поэтому ты отстранился.

— Сиди тут, окей? Только не надо меня так мять, мне рёбра ещё целыми нужны, — ты попытался рассмеяться, но я почувствовал между нами налёт напряжения.

В конце концов, я нашёл удобную позу, которая удовлетворила тебя, и дала возможность быть как можно ближе мне. Ты снова потребовал, чтобы я что-нибудь рассказывал, и я не нашёл ничего умнее, как признаться, что ко мне приехала мама. Как только я ляпнул это, то тут же начал жалеть, но поскольку ты отреагировал более чем спокойно и даже не попытался смеяться, я расслабился.

— Чего ты напрягся? — спросил ты. — У всех нас есть родители, это нормально.

— Но не ко всем же взрослым детям мамы приезжают в универ?

— Ну и что? Я был бы рад, если бы моя приехала ко мне, сто лет её не видел. Наверно, она уже и не помнит, как я выгляжу. Ха! Вот пройдёт мимо и не опознает, — ты рассмеялся, но смех звучал безрадостно. — Я бы радовался на твоём месте.

Наверное, это было последнее, что я ожидал от тебя услышать. Мне стало стыдно, что я такой неблагодарный сын, хочу избавиться от маминой опеки, вечно вру ей, увиливаю, а ты, оказывается, такой правильный. Мне сложно было впихнуть новое знание о тебе в твой образ, который я успел создать ещё со школьных лет. Я всегда думал, что у тебя либо вообще нет родителей, либо они заняты своими делами, а ты своими.

Мне захотелось тут же позвонить маме, узнать, как у неё дела, чтобы доказать себе, что я такой же как и ты, но внутри созрело сопротивление этой идее.

— Тебе легко говорить так, — произнёс я с возмущением, — твои родители не контролируют каждый твой шаг. Что в таком случае прикажешь делать?

— Не знаю. Что я тебе — семейный психолог?

Интерес в твоих глазах постепенно стал таять, но я не готов был менять тему, я хотел знать, как ведут себя, такие крутые парни, как ты.

— Ну, ты бы что делал, если бы твоими родители ходили за тобой по пятам, требовали бы звонить каждый вечер и отчитываться, что ты делал, с кем общался и всё такое?

Я уже видел, что начинаю надоедать тебе, но не мог остановиться. Ты гремел ложкой по чашке, совершенно не смотрел на меня и только повторял, что не знаешь, а я всё задавал и задавал тебе вопросы, приводил новые примеры. Рассказал, что мама всегда запрещала слушать рок-музыку, носить джинсы и другие вещи, которые носит молодежь, делать модные стрижки, ходить на концерты, гулять вечерами и ещё много чего. Ты никак не реагировал, может, даже не слушал меня. Я спросил, чтобы делал ты, если бы тебе было разрешено носить только классические костюмы и другую сдержанную и строгую одежду, а всё свободное время либо учиться, либо развивать внеучебные навыки, типа академической музыки или бальных танцев. Но ты лишь пожал плечами.

Вскоре я убедился, что так и не добьюсь от тебя ни осуждения, ни одобрения, ни, тем более, сочувствия, и замолчал. Ты выглядел так, словно находился в трансе: отрешённый взгляд, странная скрюченная поза. Я испугался, вдруг тебе стало плохо от твоей таблетки, и я протянул к тебе руки, чтобы потрясти за плечи. Но ты вдруг выпрямился и уставился на меня.

— Почему тебе не сказать, что тебе это не нравится? Только не мне, а своей маме.

Это звучало так просто, что я на миг потерял дар речи. Действительно? Почему мне никогда не приходило это в голову?

Когда мы уходили из кафе, я видел на твоём лице разочарование и недовольство. Наверное, твои эмоции были связаны со мной, наверное, я должен был вести себя по-другому, чтобы нам обоим было весело. Но я почему-то ни грамма не сожалел о сказанном. Ты открыл мне Америку, и я готов был действовать прямо сейчас согласно новым жизненным принципам.

Было слишком поздно, чтобы звонить маме, да и я не хотел это делать при тебе — и так я, похоже, испортил тебе вечер. Ты хотел пойти на метро, но я поймал нам такси, и предложил подбросить тебя, куда скажешь. Ты вяло пожал плечами.

Машина остановилась у твоего дома. Ты вышел и, не попрощавшись, направился к входу в здание. Я не мог позволить нашему вечеру закончиться вот так. Я попросил таксиста подождать, выбежал следом и в два шага догнал тебя.

— Ференц, — позвал я, сделал над собой усилие, чтобы правильно выговорить твоё новое имя.

Ты обернулся с всё тем же скучающим и немного грустным видом. Я взял тебя за руку и поцеловал в губы. Прикосновение длилось каких-то пару секунд, а потом ты подмигнул мне, словно через силу, и скрылся в здании.