На встречу в понедельник в баре с группой я всё-таки пришёл, решив про себя так: если хоть что-то в твоём поведении или поведении остальных мне не понравится, я тут же уйду.
Как обычно, все уже были на месте, когда я переступил порог комнаты в подвале. В отличие от последних нескольких репетиций, никто из ребят не играл и даже не обнимался с инструментами. Мне показалось это плохим знаком.
Поскольку ребята были увлечены беседой, на меня внимания никто не обратил. Я, ни с кем не здороваясь, прошёл внутрь и остался у стены. Разломанный диван так никто и не починил и, тем более, не заменил. Но сейчас, казалось, что так даже лучше, ведь вместо одного сидения получилось два, и оба они были заняты.
Я прислушался к разговору. Нильс рассказывал про какой-то гипотетический концерт в настоящем клубе, Росс отпускал шуточки по поводу того, как, вероятно, нелепо мы будем там смотреться, а девочки по очереди задавали разные вопросы. Ты сидел с задумчивым лицом и лишь изредка подавал признаки жизни словами «да» или нет.
Оказалось, что кто-то пригласил Братские узы выступить в ночном клубе на вечеринке в честь 14 февраля. Ребята обсудили, с какими песнями там лучше выступить: выбрать из тех, что есть или придумать новые. Мне захотелось узнать, опять ты будешь писать песни или у кого-то есть свои наработки. Я произнёс вопрос вслух, но никто не повернулся. Наверно, я сказал тихо, подумал я, но повторять не стал. Решил, что придумаю вопрос пооригинальнее.
Обсудив выступление в клубе и подготовку к нему, ребята решили немного поиграть. Нильс и Росс взяли свои гитары, Мона села за ударные, Лайк заняла твоё место у синтезатора. Ребята начали играть одну из песен из пятничного концерта, а ты устроился на середине дивана, наверно, чтобы понаблюдать со стороны. Я молча стоял у стены, не понимая, присоединиться мне или подождать, когда хоть кто-нибудь повернётся и позовёт меня. Когда мелодия дошла до момента, где я должен вступить, я напрягся в раздумьях петь мне или не петь, поэтому опоздал на целый такт и вступил сразу на следующий, пропустив строчку.
Я успел пропеть несколько слов, как Нильс прекратил играть.
— Так, стоп. Что за ерунда.
Я смущённо улыбнулся, желая показать, что я случайно проспал. Но Нильс вдруг сказал:
— Лайк, ты играешь не в той октаве.
Лайк непонятно дёрнулась и, мне показалось, украдкой взглянула в мою сторону. Я почувствовал облегчение, что это не из-за меня всё прекратили играть.
— Да, точно, я перепутала, — сказала она, глядя прямо на Нильса.
— Ничего, — успокоил её Нильс. — Давай ещё раз с начала.
Во второй раз я вступил точно вовремя, но Нильс всё равно заставил всех остановиться.
— Росс, ты спишь? — спросил Нильс строго. — Тебя вообще не слышно.
— А, да, — спохватился Росс. — Пардон, сир.
Когда Нильс в третий раз остановил группу только я начал петь, объяснив это тем, что Мона пропустила свой проигрыш, я начал догадываться, что что-то происходит. Но попытался успокоить себя тем, что, во-первых, Нильс всегда был требователен ко всем без исключения, во-вторых, перспектива выступать в настоящем клубе вполне могла усилить это качество.
Все, кто играл, уже закончились. По идее, в следующий раз он должен был придраться ко мне и моему голосу. Я перебрал несколько вариантов, в чём именно я могу ошибиться и постарался спеть так хорошо, как только могу.
Похоже, все уже запомнили момент, где Нильс трижды прерывал игру, и остановились дружно сами.
— Ференц, что ты делаешь? — спросил Нильс.
— А? Что я? — ты словно очнулся ото сна.
— Сосредоточься, — попросил Нильс, и ты выпрямил спину, расплёл ноги и, сложив, руки на коленях, точно пай-мальчик, продемонстрировал готовность следовать просьбе.
И вот, когда группа в пятый раз начала играть ту же самую песню, когда в пятый раз я открыл рот, чтобы начать петь, когда в пятый раз Нильс потребовал всем прекратить играть, до меня, наконец-то, дошло. Это всё из-за меня.
Осознание этого факта заставило меня почувствовать унизительное жжение, прокатившееся от головы по всему телу. Я не стал ждать, когда то, что меня выживают отсюда, станет самоочевидным и демонстрировать, насколько я тупой. Я развернулся и вышел в коридор, поднялся по лестнице, дошёл до вешалки в баре, надел пальто и шапку, вышел на улицу, прошёл до конца квартала и завернул за угол. Всё это время у меня в голове стоял туман и застилал разумные мысли. Только оказавшись там, где меня не могли бы сразу заметить все, кто захотел бы выйти из бара, чтобы догнать, пришло осознание, что это конец.
На меня набросилась сотня бессмысленных вопросов: почему со мной так поступили, что я сделал не так, почему все сразу… К тому, что ты вечно пытался меня подколоть или унизить, я уже привык, но вот от всей группы разом я такого не ожидал даже в кошмарном сне. Для чего я врал матери, игнорировал Джемму, пропускал занятия в университете, тратил время на веру в то, что ты и твоя группа примите меня?
Мне ужасно хотелось упасть на асфальт посреди дороги и разрыдаться, но я сдержался, чтобы не потерять оставшиеся крохи самоуважения. Медленно перебирая ногами, я брёл куда-то, глядя исключительно вниз, боясь поднять глаза на прохожих и перебирая в голове самоуничижительные мысли. Я как будто выпал из времени и, может, даже покинул своё тело на время. Когда я вернулся в него, то понял, что стою на Бруклинском мосту и смотрю на сетку, ограждающую пешеходную дорожку от потенциальных желающих сигануть в пролив. Не знаю, чтобы я сделал, если бы её не было. Но она отрезвила меня, как будто намекая, что кто-то позаботился о таких, как я — пришедших сюда не в лучшие свои дни. А, значит, я не один, и кто-то и раньше попадал в такие ситуации, как и я и даже, вполне вероятно, выпутался из них без потери достоинства.
Некоторое время, прилипнув лбом к холодному ограждению, я смотрел, как волнуется вода в проливе, а потом развернулся и пошёл обратно.
Поскольку я не разбирал дороги, то понятия не имел, где нахожусь. Да, это был тот самый мост, по которому мы некоторое время назад гуляли с Лайк, но в какую сторону мне идти, чтобы попасть в кампус я всё равно не знал.
Холодный ветер с залива пробрил насквозь, напоминая о том, что январь — не самое лучшее время для длительных прогулок.
Я выбрался с моста и стал смотреть по сторонам в поисках какой-нибудь забегаловки, где можно погреться и привести мысли в порядок. Как назло попадались только магазины, которые уже успели закрыться на ночь.
Несколько кварталов по прямой — и я стал узнавать места. Видимо, я так и шёл от бара прямо, пока не набрёл на мост. Меньше всего мне хотелось встретиться с кем-то из группы, а с каждым шагов такая вероятность только увеличивалась. Я попытался вспомнить, какой дорогой меня несколько раз подвозили до кампуса. Если улицы, внешне похожие, особенно в темноте, я легко мог перепутать, но то, что мост мы не проезжали и даже не приближались к нему, я знал наверняка. Поэтому ноги мои повернули назад и понесли меня к проливу. Оттуда я вызову такси, решил я, ведь мост — прекрасный ориентир, и поеду домой.
Я поднялся на пешеходную зону моста и достал телефон. В этот момент дунул ветер, и устройство из моих замёрзших рук выскользнуло. Я только успел заметить, как телефон шмякнулся об асфальт, подскочил и, прокатившись сантиметров двадцать, скользнул вниз, зато вот сделать ничего не успел. Я нагнулся через перила, чтобы увидеть всплеск в тёмной воде, но сообразил, что сетка от самоубийц вполне могла задержать и мой телефон. Но, к сожалению, сколько я не просовывал руки сквозь прутья, достать мобильник не удавалось. Тогда я, оглядевшись по сторонам и убедившись, что я здесь один, лёг на перила животом и наклонился, как можно ниже.
Что-то темнело внизу, судя по размеру вполне похожее на мой телефон. Я потянулся одной рукой, не забывая при этом держаться за холодный металл другой, и в этот момент услышал резкий сигнал автомобильного клаксона. Если бы я успел наклониться чуть дальше или держался бы чуть слабее, то точно бы соскользнул за перила, а там, кто знает, выдержала ли меня сетка. Я стал барахтаться, пытаясь вернуться на ноги, но только ещё больше переносил вес на верхнюю часть тела, болтающуюся над пропастью. Я попробовал зацепиться за что-нибудь ногами, но нащупал лишь пустоту. А тем временем сетка, отделяющая меня от полёта вниз, всё ближе приближалась к моей голове. Очевидно, мне ничего больше не оставалось, кроме, как проверить её на прочность. Я отпустил рукой перила, вытянул руки и, просунув пальцы, сквозь сетку, стал потихоньку соскальзывать вниз. До цели оставалась пара рывков, когда я почувствовал, что кто-то схватил меня за пальто и вернул на мост.
Я повернулся, нервно ожидая увидеть полицейских, которые деланно дружелюбно пригласят меня прокатиться с ними, как нарушителя общественного порядка, но ужасно удивился, потому что увидел тебя. Я не успел ничего сказать, как угодил в твои крепкие объятия.
— Ты чего? — пробормотал ты, уткнувшись лицом в моё пальто. — Это из-за того, что я не обратил на тебя внимания, что ли?
Я попытался вырваться на свободу, но ты не отпускал.
— Френсис! Отпусти, — потребовал я, когда понял, что смогу освободиться только, если ударю тебя. Переходить сразу к крайней мере не хотелось.
— Обещай, что больше не полезешь туда, — интонацию твоего голоса заглушал шум машин с дороги, а ещё тот факт, что ты говорил в мой воротник, поэтому я мог только догадываться, просишь ты, приказываешь или умоляешь.
— Хорошо, — сказал я, после того, как снова попробовал вырваться и снова потерпел поражение. — Обещаю.
Ты ослабил хватку и тут же оттолкнул меня, но не далеко, а на расстояние вытянутых рук, которые держали меня за пальто.
— Ты чего это, брат, делаешь? — ты выглядел на самом деле обеспокоенным. — Нашёл развлечение, блин! Я же переживаю, — ты попытался меня снова обнять, но я успел отскочить. — Эй, ну куда ты! Ты обиделся?
Я медленно пятился назад, а ты так же медленно подходил ближе. Если бы я развернулся и побежал, то ты догнал бы меня сразу, это было очевидно. Да и мой мобильник всё ещё висел над водой, и я не собирался его вот так бросить. Там же были все номера телефонов, которые я не догадался больше нигде записать!
Я осторожно, стараясь не сильно привлекать твоё внимание, заглянул за перила, хотя, пожалуй, это было бессмысленно, потому что ты смотрел на меня в упор с расстояния меньше двух метров.
— Эй! — крикнул ты. — Ты же обещал!
— Там мой телефон, — сказал я негромко, но, судя по всему, ты меня и не услышал.
— Что мне сделать, чтобы ты остался со мной? — твой голос прозвучал умоляюще, и я чуть не споткнулся на ровном месте — настолько неожиданно и странно звучали твои слова. — Хочешь я стану на колени и попрошу ещё раз?
Я помотал головой, но ты не обратил на это внимание, с размаху шлёпнулся голыми коленками, торчавшими из драных джинсов, на асфальт. Тебя, похоже, совсем не волновало, что на улице январь месяц, с залива дует холодный ветер, а мимо нас пролетают автомобилисты, которые запросто могут увидеть эту странную сцену.
— Не надо, прекрати! — я крикнул как можно громче, но порыв ветра унёс мой голос в сторону моря.
Ты всё приближался ко мне, теперь уже на коленях, а я ничего не мог с собой поделать и пятился назад. Вскоре мост закончился, и моя нога наступила в пустоту. Это был всего лишь пятнадцатисантиметровый бордюр, но я всё равно потерял равновесие и улетел спиной на асфальт. Не такая уж была и большая высота, но у меня от потрясения пропал дар речи. Несколько секунд я пытался понять, где верх, где низ, а потом неожиданно на фоне ночного неба появилась твоя фигура и полетала прямо на меня. Я не успел сдвинуться и через пол секунды ощутил твой вес на себе. Где-то на уровне подсознания ко мне пришла мысль, что ты не упал, а специально бросился на меня, но моему сознанию было не до переваривания этой новости. Я попытался спихнуть тебя, но ты словно приклеился.
— Не уходи от меня больше, пожалуйста, — твоё лицо зависло над моим в нескольких сантиметрах, и я почувствовал себя ужасно глупо. — Не уйдёшь? Скажи, что не уйдёшь. Ну, скажи. Я же сказал «пожалуйста», теперь ты должен пообещать. — Я молчал, осмысливая своё незавидное положение, боясь, как бы нас тут кто не заметил, и, пытаясь сообразить, как выбраться из этой непростой ситуации. — Ну, что мне сделать, что бы ты не бросал меня? Хочешь, я тебя поцелую?
— Слезь с меня! — я направил все силы, чтобы оттолкнуть тебя и на этот раз добился успеха. Правда, поскольку места на пешеходной зоне моста было не слишком много, я только спихнул тебя в сторону. К счастью, этого хватило, чтобы выскользнуть и подняться на ноги.
Ты остался сидеть на земле и смотреть на меня щенячьими глазами.
Вот, чёрт, подумал я. Как это тебе удаётся? Насколько я помню, это ты игнорировал меня, объединившись со всей группой, а теперь всё вышло так, будто злодей — это я.
— Вставай, Френсис, — я протянул тебе руку, но ты не шелохнулся.
Я не знал, что ещё предпринять. В конце концов, тебя никто не заставлял морозить зад об асфальт и физически ты вполне способен был подняться. Рассудив так, я развернулся и, бросив тебе «ну, пока» ушёл с моста. Я шёл, изо всех сил стараясь не оборачиваться, и представлял, как ты поднимаешься на ноги, отряхиваешься и обиженно уходишь в другую сторону. Или бежишь за мной, снова прося не уходить.
Я дошёл до ближайшего здания и остановился. Тебя не было видно. Я ждал, но ты не появлялся. Тогда я не выдержал и прошёл несколько метров обратно, чтобы издалека заглянуть на мост и убедиться, что ты ушёл. Ведь я был уверен, что ты лишь притворяешься, и никакая моя реакция не заставит портить себе здоровье. Но я ошибся, ты всё ещё сидел там, где я тебя и оставил.
Минут пять я смотрел на тебя издалека, а потом не выдержал и вернулся.
Я протянул тебе руку, но ты никак не отреагировал. Тогда я схватил тебя за плечи и попытался поставить на ноги. Тебе, видимо, захотелось поизображать из себя варёную макаронину, держаться на своих двоих ты отказался и лишь завалился на меня. Особо тяжёлым ты не был, но и я не имел разряда по тяжёлой атлетике. Я вернул тебя на асфальт и сел рядом.
— Френсис, ну хватит, — попросил я. — Прекращай. Я серьёзно. Чего ты добиваешься? — ты поднял на меня печальные глаза и облизал губы, но ничего не сказал.
Это ужасно сбивало с толку, это же я обычно молчал, а другие гадали, что не так. А тут вот ты поменял нас местами.
— Прости, что…, — я на миг задумался, за что именно мне стоит просить прощения. На первый взгляд, казалось, что я как раз ни в чём не виноват. Но я готов был сознаться в чём угодно, лишь бы ты прекратил показуху. — Прости, что столкнул тебя и что ушёл. Обещаю не оставлять тебя.
Секунду-другую я думал о том, что бы ещё сказать, а потом ты шевельнулся.
— Спасибо, — сказал ты полушёпотом, как будто уже успел простудиться.
Ты протянул мне свою руку в потёртых митенках. Я взял тебя за руку, чтобы помочь подняться и даже сквозь перчатки ощутил холод твоих пальцев. Ты попросил разрешения закинуть на меня руку, я не возражал. Так мы и пошли с моста, как два подвыпивших прохожих, плохо стоящих на ногах и для устойчивости, прильнувших друг к другу.
Я остановился у ближайшей скамейки и усадил тебя на неё, а сам набрал номер такси.
— Ты не такой, как все, — сказал ты, когда я сел с тобой рядом в ожидании машины. — Намного лучше. Ты заботливый и добрый, хотя и хочешь казаться другим.
Ну вот, теперь снова говорил ты, а я молчал. И, хотя я не был согласен с данной тобой характеристикой, в душе я возликовал. Это были лучшие слова, которые я когда-либо слышал от тебя. То ли это, чего я столько времени ждал? Может, и да, но мне хотелось большего.
Боясь, что ты, несмотря на добрые слова, оттолкнёшь меня, но веря в лучший исход, я обнял тебя.
— Я очень давно хотел стать твоим другом, — признался я, старааясь не смотреть тебе в глаза, чтобы раньше времени не заметить усмешку, — но ты не принимал меня. Я очень рад, что сейчас всё по-другому. Ты и, правда, теперь мой друг?
— Конечно, — ты улыбнулся. — А ты — мой.