Глава 29


Было уже поздно и пора ложиться спать. Я сел за стол, включил настольную лампу, достал чистую тетрадь и новую авторучку. Почувствовал себя эдаким Робертом Фростом[i], страдающим над очередной не получившейся строчкой. Хотя, может быть, великому поэту давалось всё по щелчку пальцев? Кто знает, я не силён в поэзии. Твою бумажку со словами-тегами я, как мог, расправил и положил рядом, прижав книгой.

На что я надеялся в этом момент? Может, на что, муза, целовавшая известных и не очень поэтов, вдруг ни с того ни с сего окажет эту честь и для меня? Если бы я сам был этой музой, то ни за что бы это не сделал и даже оскорбился бы такой мыслью. Я ведь ни разу в жизни даже не попытался сочинять стихи, а слова к песням и подавно! Почему ты дал мне такое задание совершенно понятно: чтобы в очередной раз посмеяться надо мной. Но зачем я-то согласился? Сам себе яму вырыл.

Я выписал слова с твоей бумажки в тетрадь. Сперва в том порядке, что был у тебя, потом по алфавиту, по количеству букв, сортируя существительные и прилагательные. Попробовал складывать их друг с другом, составлять предложения то с одним из слов, то с двумя и сразу трёмя. В общем, чего только я не делал, толку никакого от этого не было. Наверно, стихи сочиняют каким-то другим способом, а, может, во мне не было нужных способностей. Я даже попробовал биться головой об стол, не очень громко, правда, чтоб не разбудить соседей. Часам к трём ночи я оставил это бесполезное занятие. Надеясь, что ты дал мне на это нереальное задание не один день, я лёг спать и до самого утра уже во сне перебирал эти и какие-то другие слова в голове.

На следующий день я еле высидел все свои занятия в университете, а потом бросился в библиотеку штудировать мировую поэзию. Обложившись горой книг, я принялся выписывать в тетради удачные фразу и рифмы, особенно те, в которых попадались нужные слова. Примерно через час, когда я уже исписал три листа с двух сторон, около меня образовалась Джемма.

— Привет! Что делаешь? — она подставила стол к моему столу с боку и устроилась на нём.

Меня так и подмывало сказать: «А что не видно? Занимаюсь». Но насколько бы правдоподобно это звучало, учитывая, что вокруг меня больше десятка книг со стихами известных американских и не только поэтов, а Джемма знала все мои курсы этого семестра, среди которых не было ничего хотя бы отдалённо напоминающего литературу и уж тем более поэтику?

— Эмм… пишу, — это было самое умное, что я сумел придумать в ответ.

Я посмотрел на Джемму в упор, пытаясь понять, надолго ли она тут, со мной. Вдруг просто шла мимо, заметила меня и решила поздороваться, а так, вообще, у неё ещё куча дел? Но на вид Джемма никуда не торопилась, поэтому я сгрёб все свои талмуды и отнёс на специальную полку для прочитанных книг. Всё равно в её присутствии я ничего не сочиню.

— О, я знаю, что ты делал! — воскликнула просиявшая Джемма, когда я вернулся назад. На нас уставилось половины посетителей читального зала и начала шикать.

— Простите, — извинился я за Джемму, потом взял её за руку и вывел в коридор.

— Я знаю, что ты там делал, — повторила девушка уже шёпотом. У неё был настолько радостный вид, что я даже немножко испугался. Но нет, она была не из тех, кто радуется чужому позору? Или таких не бывает? — Ты сочинял стихотворение!

И как она только догадалась? Может быть, я анализировал поэзию или составлял сборник стихов по темам. Я не стал ни соглашаться, ни отказываться, но, похоже, Джемма решила всё и так.

Мы вышли из библиотеки и пошли в кафе. Всё равно до танцев с Джеммой оставалось пара часов, поэтому я не увидел особых преимуществ в идее сбежать от неё под каким-нибудь предлогом. Хотя, может, за это время я бы успел сочинить целую строчку, если бы Джемма не помешала.

До самого кафе Джемма ни разу не подняла эту тему снова, но я прямо видел, как её распирает от желания спросить меня об этом. Поэтому всю дорогу я перебирал в голове варианты, зачем бы я мог писать стихи, кроме, как для песни своей группы. И меня посетила одна идея.

— Меня попросили написать стихотворение по ключевым словам, сказали, хорошо заплатят, если понравится. Мне бы сейчас деньги не помешали. Мы бы могли сходить куда-нибудь.

Если бы ты это слышал, наверное, сразу лопнул бы со смеху. Хотя бы потому, что врать ты всегда умел лучше меня.

Мы устраивались за столиком, и я не сразу заметил, что лицо Джеммы изменилось. Она уже не улыбалась так широко. Но вроде бы не обиделась. Хотя, кто её знает?

— А, ясно, — сказала она и тут же скрылась за корочками меню. — И как, получается?

— Не особо. Мне бы не помешала помощь, — Джемма в ответ на мою реплику невнятно хмыкнула. — Ммм… Джемма? — она подняла глаза, но тут же вернулась к меню, как будто это было расписание экзаменов. — Ты случайно не умеешь писать стихи? — осторожно спросил я.

— Я? — на лице Джеммы появилось искреннее удивление. Ну, или мне так показалось.

— Ты не могла бы помочь мне с эти стихотворением? Если у тебя, конечно, не сильно заняты вечера. Может, тогда быстрее получится закончить и не понадобится пропускать танцы…, — закончив фразу, я представил, как Джемма подскочив на ноги, обвинит меня в том, что я лицемер, притворяюсь, что мне нравится ходить с ней на танцы, а сам ненавижу их. А потом она убежит из кафе и закричит, что между нами всё кончено. Если быть честным, то что-то заманчивое в таком исходе событий было, хотя, конечно, приятного тут мало. Но Джемма меня удивила.

— А знаешь, это хорошая мысль, — сказала с долей того энтузиазма, который появился у неё, когда она застукала меня в библиотеке. — Сегодня после танцев и начнём.


***

Ввалившиеся после танцев ко мне, мы с Джеммой сначала заставили себя принять душ (по очереди), и лишь после этого разрешили себе подумать о поэзии. Джемма устроилась за моим столом и принялась просматривать мои наброски. Я быстренько переписал слова из своей тетради на отдельный лист и предоставил его Джемме. Пока она изучала их и, может быть, обдумывала концепцию будущего стихотворения, а сбегал за водой, включил чайник и вытащил припрятанные для субботнего свидания с Джеммой конфеты. Ничего, куплю что-нибудь другое. До путешествия на воздушном шаре был ещё целый день.

Разлив чай по чашкам, я подошёл к Джемме. Стульев у меня больше не было, а подтащить кровать к столу или наоборот, показалось мне странным решением. Поэтому я встал на колени и оказался на одном уровне с лицом девушки.

— Хочешь? — я поставил перед Джеммой чашку, а на свободное от тетрадей место положил коробку с конфетами.

— Спасибо, — сказала девушка, забирая чай и запуская руку к конфетам. — Тебе какое стихотворение нужно?

— Хорошее, — ответил я и отхлебнул чай. По выражению лица Джеммы я понял, что она имела в виду что-то другое.

— Нет. Обычное, рифмованное через строчку или через две, или, может, белый стих? Или в стиле, ну, скажем, Голдсмита[ii]?

— Э… Что-то попроще. Но лирическое, — я попытался вспомнить о какой музыке говорил Нильс, чтобы понять, какой ритм придать словам. Он высказывался против стандартной попсы, под которую, правда, попадала даже большая часть рока восьмидесятых. Пожалуй, это всё, что я уловил с его слов.

Джемма взлохматила свою причёску и в задумчивости уставилась на список слов.

— Я не особо сильна в стихах. Ну, я уже говорила. Думаю, надо начать с ритма. Кстати, набор слов слегка странный, не находишь?

Я пожал плечами. А что я могу возразить? Раз ты дал мне именно эти слова, значит, тебе так надо. Уверен, ты понимал, чего хочешь.

Джемма нарисовала чёрточками несколько структур будущего стиха. А потом мы принялись рифмовать всё, что приходило в голову. Творческий процесс шёл туго, спотыкаясь о мою самооценку и желание выдавать сразу только шедевры. Я старался, как мог не обращать внимания на выражение лица Джеммы, меняющееся с каждой моей нелепой или даже дикой фразой. Даже отвернулся и представил, что нахожусь в комнате один. Но когда я перестал слышать мнение Джеммы, стало ещё хуже, как будто её молчание могло значить только единственное: моё предложение настолько ужасно, что у неё просто нет слов.

Я вернулся за стол. Джемма строчила что-то сама, заткнув уши наушниками от MP3-плеера. Она меня даже не слушала! Я почувствовал себя полным идиотом. Очевидно, Джемма встречалась со мной только из жалости. Типа кто, если не она. Я бы сам с собой встречаться ни за что не стал. Вот поэтому-то мне вечно хотелось сбежать от Джеммы, она ведь каждый раз напоминала, какой я убогий.

Я стянул со стола одну из тетрадей и устроился на кровати. Попробовал складывать слова, игнорируя скрип по бумаге ручки Джеммы и изо всех сил стараясь не смотреть на неё. Наверно, это была не лучшая идея, просить помощи. Вместе сочинять у нас не получилось, а, если Джемма создаст шедевр, я же не смогу отдать его тебе. Нет, теоретически я бы мог выдать его за свой, вряд ли кто-то об этом узнает, но я-то буду знать, что не сумел сделать то, о чём ты меня попросил. Я хочу быть для тебя равным, а не казаться. Так что из этой глупой затеи точно ничего не выйдет.

Я хотел прервать Джемму, сказать ей, что уже поздно, и она, наверное, хочет спать, я даже позвал её, но она, конечно же, не услышала и продолжила быстро-быстро извлекать из ручки буквы, слова, строчки. Я заглянул с боку. Судя по количеству исписанной бумаги, у неё получалась целая поэма. Чтобы не мешать более талантливым, чем я, людям творить, я взял первую попавшуюся книжку и углубился в чтение.

Спустя почти главу я услышал голос Джеммы:

— Слушай, что у меня получилось.

За тобой тень,

За тобой я

Надежная, стабильная.

Чёрный силуэт,

Тень жизни в пол-лица,

Тишина могильная.

Обернёшься — а меня нет.

Продолжишь путь

И я с тобой,

Не будь чужим,

Не выключай свет…

Когда Джемма замолчала, я выдавил из себя улыбку. Хотя на самом деле я не столько слушал, сколько жонглировал в голове самоуничижительными мыслями.

— Здорово, мне очень нравится. Ты — настоящая поэтесса!

Джемма смущённо заулыбалась.

— Тут надо ещё много чего исправить, но для начала, думаю, получилось ничего. Да же?

Я снова подтвердил, что Джемма — гений, великая поэтесса и мастер слова, стараясь, чтобы она почувствовала, что я ей горжусь, а не завидую по-чёрному.

Джемма подошла ко мне, вытащила из рук книгу и бросила её на пол. А сама села на кровати так, что между нами осталось всего, может быть, полсантиметра. Я подумал, что она, наверно, хочет, чтобы я её поцеловал за её подвиг, и я сделал это. Но Джемма хотела не этого. Точнее, не только этого. Она положила руку мне на колено и стала гладить, а я подумал, это неправильно, что это она пристаёт ко мне, а не наоборот. Я же парень. Но мне в тот момент было совершенно не до секса, моё настроение требовало, скорее, чего-то разрушительного или агрессивного. Ну, или просто завалиться спать.

Чего бы такого сказать или сделать, чтобы Джемма ушла домой и при этом не обиделась и уж тем более не подумала, что со мной что-то не так? В голову совершенно ничего не шло, а Джемме тем временем надоело ждать от меня ответной реакции, и от намёков она перешла к претензиям.

— Знаешь, мы встречаемся уже полгода, почти, а у нас…

Я закрыл рот Джемме поцелуем. Она чуть-чуть повозмущалась, мыча и пытаясь отстраниться, но быстро сдалась. И вот опять получилось, как будто это была моя идея, наградить её сексом за старание со стихотворением. Но последнее, чего мне хотелось в этой жизни, это потерять девственность, пытаясь доказать своей девушке, что я обыкновенный парень с обыкновенными потребностями, просто, может быть, немного нерешительный. Что бы было, если б я отказался? Обиды, обвинения в равнодушии, а, может, и в чём-то похуже… На что там намекала Лорен? И ты, пытаясь подколоть меня на том занятии? Но я же не виноват, что на моём родном Плутоне сексом интересуются не чаще, чем дождём в Англии.

На ночь Джемма осталась у меня, и мы ютились на односпальной кровати, быть может, до самого утра пытаясь отыскать удобное положение. По крайней мере, этим до полночи занимался я, тогда как Джемма быстро засопела в моих объятиях. Когда на моих наручных часах стрелки переползли пять утра, я понял, что уже больше не могу просто лежать, и я осторожно, чтобы не разбудить Джемму, вылез из кровати. Пришлось даже перешагнуть через неё. Но, я надеялся, что Джемма не из суеверных, и я этим движением не обрёк её на какое-нибудь несчастье.

Я принял душ, оделся и ушёл на улицу, подышать и подумать о случившемся и грядущем. Я даже решил пробежать пару кругов, вдруг это помогло бы настроиться на нормальный рабочий день? Но, пока я бегал, у меня в голове появилась интересная фраза. Я сел на скамейку, чтобы записать её, а поднялся только, когда в блокноте не осталось ни одной чистой страницы.


[i] Американский педагог и поэт, четырехкратный лауреат Пулицеровской премии

[ii] Оливер Голдсмит — английский прозаик, поэт и драматург, яркий представитель сентиментализма


Загрузка...