Золушка и Мафиози

25

РАФАЭЛА ЭСПОЗИТО

Солнечный свет, заливающий комнату, жестоко контрастирует с темнотой, которую я ощущаю внутри. Каждый слой свадебного платья весит на моей коже больше, чем свинец. В моем желудке происходит постоянная борьба между желанием вызвать рвоту и страхом потерять сознание. Платье, белое и объемное, клетка из кружев и ожиданий, физическое напоминание о ловушке, в которой я нахожусь.

Я ненавижу каждый его сантиметр, я ненавижу то, что оно собой представляет, я ненавижу себя за то, что я здесь. Собранные чемоданы, стоящие в углу комнаты, сдавливают мне грудь и заставляют взглянуть в зеркало, но я тут же убегаю от собственного отражения.

— Рафа? — Окликает Габриэлла, и я смотрю на нее.

Странно и в то же время привычно видеть подругу в своей комнате. Габриэлла никогда раньше не была у меня дома. Думаю, она и не будет, ведь это последние часы, когда этот дом остается моим.

В простом светло-голубом платье Габи выступает в роли подружки невесты, и я хотела бы выразить свою благодарность за то, что она здесь, что она не оставила меня одну, но, несмотря на то что ее присутствие в какой-то степени успокаивает, ледяное чувство одиночества не покидает меня.

— Да?

— Тебе что-нибудь нужно? — Спрашивает она, и я думаю, что, должно быть, слишком долго молчала.

Я не верю, что Габриэлла готова убить меня, если я попрошу, поэтому даю единственный ответ, который могу дать, прежде чем меня снова затягивает в хаос собственных мыслей.

— Нет, спасибо.

Пока я борюсь с внутренней бурей, грозящей поглотить меня, дверь спальни резко открывается, и в комнату решительно входит моя мама с чашкой чая в руках.

— Выпей, — предлагает она мне, — это тебя успокоит. — Я бы рассмеялась, если бы у меня были силы. Ничто в этом мире не может меня успокоить, но она протягивает мне таблетку после того, как я делаю первый глоток чая. — Это тоже поможет. — Мама с уважением смотрит на Габриэллу. — Твоя подруга, должно быть, уже поговорила с тобой, — говорит она, ее щеки раскраснелись, и я не могу в это поверить. — Но, когда придет время, просто лежи и жди, пока он закончит. Это может быть… немного больно… Но все быстро закончится.

Позади меня Габриэлла задыхается, ужасаясь тому, как естественно моя мама только что рассказала мне, как пережить изнасилование, но я ничего не делаю, только моргаю туда-сюда. Я хочу ответить, хочу сказать ей, что все это нехорошо, что мое сердце разбито в клочья, а в душе бушует отчаяние. Но слова застревают в горле, подавленные страхом и тревогой, которые поглощают меня.

— Все будет хорошо, Рафаэла, — обещает она, протягивая руку и приглаживая локон моих волос, но ее голос звучит отстраненно, как будто из другого мира, мира, где мое счастье важнее, чем союзы и соглашения, заключенные за мой счет. — Просто отключись и жди, когда все закончится, — повторяет она, но, как и предыдущие слова, эти тоже падают, не в силах ослабить тяжесть, сдавливающую мою грудь.

Мама молча перемещается по комнате, поправляя каждую деталь, каждую складку моей фаты, каждый изгиб ткани. Я понимаю, что она оставила дверь открытой, только когда мимо проходит мой отец. Я никогда не думала, что могу его ненавидеть, но сейчас не знаю другого названия для горького чувства во рту.

— Мадам, — первым делом приветствует он Габриэллу, и она молча кивает ему, но выражение ее лица не скрывает презрения.

Моя подруга подхватывает сумку, которую оставила на туалетном столике, не в силах находиться в одной комнате с моим отцом.

— Извините, мне нужно позвонить. Я сейчас вернусь.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит мой отец с небольшой улыбкой, как будто ему не все равно, и я делаю большой глоток воздуха.

— Спасибо.

— Сегодня важный день для нашей семьи. Я горжусь тобой.

Каждое его слово причиняет мне боль, хотя не должно. Я знала это. Давно знала, и все равно мне больно от того, что я играю в игру власти, которую не выбирала.

Я не отвечаю ему. Отец подходит, целует меня в лоб и выходит из комнаты, чтобы заняться тем, что он считает важным, пока я отсчитываю секунды до конца своей жизни, возможно, чтобы отпраздновать.

Я смотрю на часы на стене, минуты тянутся как часы, каждое тиканье бьет по моему рассудку. Габриэлла возвращается, пытается поговорить со мной на разные темы, но я не могу ответить на ее попытки более чем односложно. Мысль о том, чтобы войти в эту церковь, выйти замуж за Стефано, наполняет меня ужасом, который я не могу описать. Я скорее умру, скорее упаду замертво в эту самую секунду, чем сделаю хоть один шаг к алтарю.

Но минуты превращаются в часы, а машина, которая должна была отвезти меня к месту назначения, к моему концу, не приезжает.

Первоначальное замешательство сменяется кратковременным облегчением, которое быстро сменяется тревогой и страхом перед неизвестностью, потому что именно эти чувства я умею испытывать в последнее время.

Что это значит? Почему Стефано до сих пор не приехал? Что-то случилось? Или он просто отказался от меня, как от товара, который потерял свою ценность еще до того, как его доставили?

Я слышу, как отец передвигается по комнате, звонит по телефону и требует объяснений, которые, судя по его все более раздраженному тону, он не получает.

Моей маме хватает здравого смысла молчать об этом, уделяя не меньше внимания, чем мы с Габриэллой, любой крохе информации, которую мы можем получить из разговоров отца.

День сменяется ночью, прежде чем он возвращается в мою комнату и велит мне переодеться.

Свадьбы не будет.