Золушка и Мафиози

43

ТИЦИАНО КАТАНЕО

Я переворачиваю экран своего мобильного телефона, отстукивая ногами каждый шаг. Выходить из дома, отсчитывать секунды до возвращения, стало рутиной в последние недели, но сегодня, в частности, погружение между ног моей жены — не единственная причина, по которой я отсчитываю время. Как будто бесконечная бумажная работа, в которой я утопаю, не была достаточно дерьмовой, в моем ежедневнике еще есть встреча с Энцо, мать его, Леоне, и еще одна — с Витторио.

Раздражать старшего брата всегда было одним из моих любимых развлечений, но в последнее время Дон определенно не входит в список моих любимых людей. И это при том, что даже спустя две недели после моей свадьбы он продолжает наказывать меня при любой возможности.

— Луиджия моя дорогая! — Приветствую я, когда вхожу в зал дома и вижу, как передо мной материализуется экономка. — Как поживаешь?

Я целую ее в щеки, и она дарит мне ту крошечную улыбку, которая бывает только для меня.

— Привет, Тициано. Я в порядке. У тебя есть минутка?

— Для тебя? У меня есть все время в мире.

Она закатывает глаза от моего обаяния, но уголки ее губ приподнимаются еще больше. Теперь ее улыбку можно разглядеть даже без помощи микроскопа.

— Мне просто нужно кое-что спросить мой мальчик, вопрос, который должна была решить Анализа, но она слишком боится тебя, чтобы спрашивать, — лицо Луиджии искажается в неодобрении, и я смеюсь, потому что моя новая экономка определенно боится меня. Она практически убегает каждый раз, когда видит меня. — Это касается свадебных подарков. Они продолжают прибывать и накапливаться в ожидании адресата.

Я хмурюсь и поворачиваю голову.

— Почему Рафаэла до сих пор не открыла их?

Луиджия почти незаметно кривит губы, прежде чем ответить.

— Они адресованы только тебе.

Мой лоб перестает хмурится от этого объяснения, но гнев, который и так уже бурлил в моих венах, усиливается. Сукины дети. Семья — это моя жизнь, но, если бы я мог, я бы убил их всех.

Я делаю глубокий вдох. Если Рафаэла отказалась открывать, значит, ей не все равно.

— Я не буду их открывать, Луиджия. Просто сделай это, пожалуйста. Реши, что останется, а что нет. Что решишь "да" — подари Рафаэле, а что "нет" — распорядись по своему усмотрению.

Она кивает.

— Хорошо, все будет сделано, Тициано.

— До встречи, моя дорогая.

— До встречи. Хорошего дня.

— Ты скучал по мне? — Я толкаю плечом Джанни, выходя из машины у ворот дома, и он делает то же самое.

— Ты помял мой костюм, придурок! — Жалуется он, и я снова толкаю его, просто потому что могу.

Придирки к младшему брату — это все, что мне нужно, чтобы выплеснуть часть разочарования, лежащего на моих плечах. День был именно таким, каким я его себе представлял, когда выходил из дома утром.

— Ты не видел меня со свадьбы, я важнее твоего костюма, — говорю я, обнимая его за плечи, пока мы идем в дом, и он фыркает в знак явного несогласия. — Как тебе Южная Америка?

— Чертовски жарко, — ворчит он, и я смеюсь.

— Разве там не зима?

— А Бразилия знает этот сезон? — Возмущается он.

— В точку. — Улыбаюсь я. — Тебе удалось разобраться с закупками для винодельни?

— Да, и еще я сделал остановку в Колумбии, чтобы поставить на место проект семьи Гуальдан, принадлежащий Пабло Эскобару.

— Так эффективно… Таким образом, тебя скоро повысят до консильери.

— И придется работать напрямую с Витторио? Ты сошел с ума?

Я снова смеюсь.

— И снова, братишка, ты прав. — Я отпускаю его, пройдя через двери, потому что он идет в мамину столовую, а я — к себе домой. — На этом мы расстаемся.

— Все еще под землей?

— Ах, как больно быть вторым Витторио… — Я насмехаюсь, а Джанни сужает глаза, забавляясь.

— Разве не правильна поговорка "Боли и радости"?

— Ничего в том, чтобы терпеть Витто каждый день, весь день, нет восхитительного, Джанни.

— Добрый вечер, — говорит Витторио, входя в дверь, и я прикладываю руку к груди в притворном жесте.

— О, ты здесь? Я тебя не заметил, — вру я, и мой брат с презрением почесывает горло, после чего похлопывает Джанни по плечу и направляется в ванную.

Луиджия, стоящая в коридоре и держащая в руках пальто Витторио, бросает на меня взгляд, который должен был бы выражать неодобрение, но не может скрыть своего веселья. Джанни тихо смеется, потому что он пугливый кот.

— Но во всем этом есть и хорошая сторона, брат мой… — говорю я Джанни, уже поворачиваясь к лестнице… — Мой десерт гораздо лучше твоего…

— Кто тебя знает, кто знает, Тициано, — Джанни повышает голос, чтобы я его услышал, хотя я уже наполовину поднялся на первую ступеньку. — Говори так, и я начину верить, что тебе нравится вся эта история с женитьбой.

— Я думаю, это очень хорошо, что ему это нравится, — раздается голос Витторио из ванной, хотя он больше не появляется. — Потому что он будет таким еще очень долго. Золотой юбилей — это самое меньшее, что он мне должен, — ворчит он.

Джанни снова смеется, а я только закатываю глаза.

— Но подождите… У тебя еще есть жена? Я слышал, твоя коллекция обновилась, я надеялся застать тебя в трауре, даже если это ты убил свою жену.

— Чезаре — чертов сплетник, — жалуюсь я. — У меня все еще есть жена, моя коллекция восстановлена, и мы никогда больше не будем об этом говорить.

— У меня есть фотографии.

Я останавливаюсь на первой площадке лестницы и показываю пальцем на Джанни. Он щелкает языком и слегка выгибает шею, беззвучно крича, что его мозг работает на полную катушку. В конце концов мой младший брат решает не говорить то, о чем думает, и начинает идти к туалету, но его смех достаточно громкий, чтобы я спросил:

— Над чем ты смеешься?

Прежде чем затеряться в коридоре, он просто поворачивается ко мне лицом, оглядываясь через плечо.

— Просто вспоминаю, как ты смеялся над Витторио за то, что он не убил Габриэллу за то, что она портила ему лошадей… Мир крутится, брат мой.

Он не ждет ответа, прежде чем исчезнуть, и это хорошо, потому что я действительно не знаю, как на это реагировать. Но Рафаэла не разбила ни одну из моих машин и не сделала с ними ничего серьезного. Она просто переставила их местами. Почти эксгибиционистечиский секс был достаточным наказанием, и не в последнюю очередь потому, что эксгибиционизм никогда не был бы возможен. Я бы никогда не позволил никому увидеть ее обнаженной.

На самом деле я считал сделку, которую мы заключили, двойной победой, потому что в итоге мне не пришлось ни от чего отказываться. Я бы никогда не позволил никому, кроме себя, узнать, как искажается ее лицо в муках наслаждения, как меняются губы или как трепещут ресницы.

Никогда.

С этим мысленным образом я и прибыл в свое крыло дома.

Как быстро Рафаэла хочет закончить сегодняшний ужин? Судя по тому, как она смотрит на меня, когда я вхожу в гостиную, ответ не кажется многообещающим. Она одна, и служащих нет и в помине.

На Рафаэле белые брюки и голубая шелковая рубашка цвета ее глаз. Волосы распущены, ниспадают до плеч, передние пряди заправлены за уши, а сочные губы накрашены красным.

— Что-то случилось, куколка? — Спрашиваю я, но она вырывается из моих рук, когда я пытаюсь обхватить ее за талию.

— Случилось, — серьезно говорит она. — И нам нужно поговорить.

Я отстраняюсь, удивленный ее твердым тоном, но не то, чтобы я должен был удивляться. Это не первый раз, когда она так со мной разговаривает. Единственное место, где эта женщина действительно подчиняется, это спальня.

Я снова сокращаю расстояние между нами, обхватывая ее за талию, даже когда Рафаэла кладет ладони мне на грудь. Я погружаюсь носом в ее шею, делая глубокий вдох, потому что мне нравится ее запах.

— Теперь мы можем говорить о чем угодно, — говорю я, крепче прижимаясь к ней, чтобы подчеркнуть, о чем я говорю. Она фыркает, но не пытается отстраниться.

— Ты перегнул палку, — говорит она, и я нахмуриваю брови.

— Тебе нужно быть немного более конкретной.

— Насчет свадебных подарков. Я сказала Луиджии оставить их, а ты велел ей открыть их.

— Она сказала мне, что ты не открыла их, потому что они были адресованы мне.

— И это так, но, чтобы открывать их, не было моим решением, Тициано.

Я прикусываю губы и киваю.

— Ты права, мне жаль.

Это слово вылетает из моего рта так естественно, что только когда оно эхом отдается в крошечном пространстве между моим лицом и лицом Рафаэлы, я понимаю, что сказал его. Странно. Странно, что это не странно. Не могу вспомнить, когда я в последний раз извинялся перед кем-то.

Рафаэла наклоняет голову и сужает глаза, как будто думает о том же и не верит, что я мог быть искренним.

— Дом никогда не станет моим, если ты будешь продолжать командовать мной, не говоря уже о приказах, которые я отдаю.

— Я понимаю, — отвечаю я, освобождаю ее от своей хватки и подхожу к телефону, стоящему на столике рядом с диваном. Я нажимаю девятый номер, и через несколько секунд мне отвечают. — Тициано. Попроси Луиджу прийти ко мне в крыло. Сейчас же.

Я кладу трубку и оглядываюсь на Рафаэлу, которая смотрит на меня так, словно я вдруг превратился в пазл, который она не знает, с чего начать собирать.

Мы остаемся в таком положении в течение нескольких минут, пока не приходит Луиджия.

— Вы просили меня? — Спрашивает она.

— Да, моя дорогая, — отвечаю я, снова подходя к Рафаэле. — Я останавливаюсь рядом с ней, обхватывая руками ее талию. — Сегодня я совершил ошибку. Когда ты спросила меня о подарках, я должен был направить тебя к хозяйке дома, — объясняю я, и хотя Рафаэла не поворачивается ко мне в шоке, напряжения ее тела достаточно, чтобы понять, что я ее удивил. — С этого момента, если у тебя возникнут вопросы, пожалуйста, задавай их ей. И если по каким-то причинам мы отдадим разные приказы, то это должен остаться ее приказ, а не мой.

— Конечно, Тициано. Что-нибудь еще?

— Нет. Это все. Ты свободна, Луиджия.

— Спокойной ночи, — с легким поклоном прощается она и уходит.

В этот момент Рафаэла поворачивается ко мне, и удивление — не единственное чувство в ее глазах. Она… счастлива? Странно, но мне очень нравится осознавать, что я в этом виноват.

— Спасибо, — говорит она, несколько раз моргнув.

— Ты не должна меня благодарить. Мы же договорились. Ты была права.

— И все же ты… Ты не должен был звать ее сюда. Я бы поверила тебе на слово, если бы ты сказал, что этого больше не повторится.

Я пожимаю плечами.

— Я люблю быстро улаживать дела, когда это возможно.

Она облизывает губы, и невозможно не следить за движением ее языка. Желание почувствовать его вкус, жажда его, вот что управляет моим телом, когда я запускаю пальцы в ее волосы и притягиваю ее рот к своему.

Рафаэла хватается за лацканы моего костюма и прижимается ко мне, углубляя поцелуй с таким же нетерпением, как и я.

Может, она все-таки согласится на быстрый ужин?